Но и Того, Кто всяким существам жизнь даровал, рассматривать он умудрился отнюдь не жизнедавцем.

Иерусалим, в чем упрекнуть тебя бы только не могли пророки Божии.

«Ты брал, что украшением тебе служило, – изрек Господь, – что было сделано из злата Моего и серебра, которые тебе Я дал; из этого ты сотворил изображения людей и с ними развращался».

Печали вопль смешайте и песни ликования мои: отныне радость чистая не создана для скорбной человеческой юдоли.

Неумолимые свидетельства первоначальных истин, не проявились ли уже среди народов?

И если вас сомненья гложут, спешите к их источнику припасть. Тогда вы обратитесь, слив голос собственный с моим.

И вместе мы восславим наслажденья человека изволенья, что счастьем обладал об истине скорбеть.

Благословенным будь, свет осиянный, блеск видимый предвечного свеченья, откуда мысль моя взяла существованье.

Коль не была б она одной из искр твоих, то не имел бы силы созерцать тебя я.

И не сумел бы быть охваченный восторгом в величии твоем, когда б не заронил в меня крупицу собственного измеренья ты.

Умолкните, кумиры человеков: огонь светильника другим светильникам передается, ничуть не уменьшаясь; так Богом произведены и духи.

Не умаляйте зримого свечения, твердя о механизме в нем материальном.

Светильник наделяет жизнь порядком, но не законом порождений.

Нужна ли сущность вне светильника сего, чтоб сообщать ему свечение, что зримо?

Но сам Господь есть свет; рождает в средоточии своем он сущность светлую, исполненную в духе.

Вершится все десницею начала всех вещей, что возжелало видимого света для чувств и жизни тела моего.

Хотел Господь, чтоб на моих глазах свеченье солнца пробудило чувство зримого сияния.

Но он желал еще, чтобы в моей душе проснулось чувство и невидимого света.

Ведь почерпнул он сам в сем свете святости зародыш, что душу человека вдохновил.

Не так ли свечи на живом подсвечнике восходят, и сила их не в этом ли елее, во мне вскормившем свет? Не этот ли елей себя всегда уничтожает, но никогда не иссякает сам?

Пусть жизнь его сливается с моею бренной жизнью, и возрождает он во мне ту жизнь, что сам и произвел.

Так будет же продлен бессмертный и божественный мой рост, как возрастание предвечного истока.

Пронизывает существа он, от Бога восприявшие жизнь вящую свою: последние вмиг обретают смерть, когда утрачивают связь с источником своим.

О, вы, живущие в земном уделе, вострепещите в радости, ведь можете участие принять в общении вселенском.

И уподобившись весталкам, вы можете хранить священный пламень, сияя им повсюду во вселенной.

Но почему так светом дорожили разумные и целомудренные люди? Да потому что ведомо вполне им: свет и душа два светоча, которые не смогут никогда угаснуть.

И почему, возвышенный агент, ты перестать не можешь все собою проникать, все видеть и нести повсюду ясность?

Ответ таков: почерпнутый в источнике твоем святой елей развеян был по всем пространствам, где свет обрел необходимое себе питанье.

Прошелся взглядом я своим по естеству.

Куда спешите вы, мятежные потоки?

Стремимся переполнить бездну мы, похоронив в воде лихое беззаконье.

Спешим мы погасить вулканы, ведь тлеющие эти головни являются остатками великого пожара.

Когда исполнить сможем этот труд, утихомирятся истоки наши.

И грязь сосредоточится в пучинах.

На месте бездн равнины плодоносные воспрянут.

И мирные стада пастись не перестанут в местах, где плавали прожорливые рыбы.

Счастливый человек пребудет в умиротворении средь тучных нив и там, где некогда кипели океана волны, возмущенные стихией.

Беспечный, без внимания к себе пройдет он путь земной, ничуть не приоткрывши око духа своего.

Природы дуновения проследуют пред ним, не пробудив в нем никакого интереса и не возвысив мысль его.

Хотя в сей мир пришел он, чтоб объять вселенную своей духовной мыслью, но тонет разумение его в предметах мелочных: уловлен ими он.

Ужели вновь необходимы катастрофы, чтоб пробудился ты от своего дурмана? Но, испытав однажды их, ты ужаснулся и не взял их впрок.

Земли поверхность собою проявляет грани трех законов, что правили ее круговоротом.

Ведь элементы бурные, круша кору земную, создали цепи гор вторичных и вулканы, – вот пламя и число.

А колыханье медленное волн произвело нагорья и долины, – число и мера здесь.

А притяженье равномерное создало лишь долины, – вот сила тяготения земного.

Повсюду жизнь стремится утвердиться, ведь хаос чужд извечно естеству.

Во всем душа людская обретает плодовитость и молвит, будто создана для жизни.

Хотя таит в себе следы неистовых страданий, которые ее когда-то истязали.

Однако до сих пор она способна, подобно пламени вулканов, над безднами подняться и воспарить в края сверкающие неба.

Желаешь ли ты ангела обидеть своего? Иль отказаться хочешь ты от таковой затеи?

Хотя твой ангел страждет только от того, что не взыскуешь ты познать, в чем заключается Господне дело.

И кто помыслить сможет, что нарушители страданье Богу причинят, пусть даже заблужденьями своими они противодействуют Ему?

Нет, человек, не выдержишь ты вида столь удручающей картины для себя. Кто, как не Бог, здесь обладал бы силой?

Однако же прощает Он всегда, и только от Него научены мы милосердью.

Ты ежедневно следуй путями этого ученья, когда познать желаешь Бога Своего труды.

И пусть учитель даст в них наставленье, найдя в тебе усердного ученика.

Иль можешь бесполезным ты считать для собственного ангела терпение свое, взращенное с любовью?

Не будет лишним здесь сказать: твое терпение тебя сближает с Божеством и доставляет радость Богу; благодаря терпению ты дружишь с Ним, Его любви становишься достойным.

Вот труд; вот первая ступень деянья. И пусть меня услышат все народы.

И пусть они благочестивей станут, чтобы почувствовать терпенье внутреннее милосердья.

Я вижу слова два, начертанных на древе жизни: Меч и Любовь.

Мечом от слова покорю врагов Господних, затем свяжу и помешаю огорчение творить для Бога Моего.

Усердно и с любовью умолю я Бога излить хотя бы луч один святого милосердья на меня.

Достигнув этого, утешил бы Его я, взяв на себя хоть капель несколько терпения любви Господней.

Пусть не смущает, Мой Господь, Тебя возвышенность идеи этой: мог только Ты ее зажечь в моей груди.

Она настолько животворна, что в ней я мыслю рассмотреть след благостный предназначенья своего

Земные наши узы от нас скрывают наш удел божественный и древний.

Его не преминет изведать тот, кто силою души способен приподнять стальные путы.

О, мудрость глубочайшая, не сотворила б ты и вовсе существа, заранее не дав его желаньям меру с силой, дабы хранить свое создание.

И на основе этой ты прообразовала существа: они лишь отраженья твоей славы, которую воспроизводишь ты во всех своих трудах.

Отмерила ты человеку достойнейшую часть могущества сего.

Откуда бы к нему пришло искусство свои утехи умножать и ловкость отстраняться от недугов, излечивая их?

Не здесь ли мера высшая инстинкта самосохраненья, которым наделила ты все существа свои?

И только в человеке соединяются в своей предельной мере и чувство самосохранения, и сила, противоположная сему инстинкту.

И только человек способен обуздать и приглушить инстинкт животный этот, им овладевший более, чем всяким существом иным.

И только человек способен на самоубийство! Один он властен средства выбирать и сочетать, чтобы предаться смерти!..

Ученье лживое, рукоплещи триумфу своему: ты ослепило вовсе человека.

Его заставило увидеть ты в двух этих крайностях одно и то же самое начало!