Гарри Поттер не мог двигаться, но он мог говорить-говорить-говорить, и Волдеморт чувствовал, что прекратить поток слов не может. Он не может сдвинуться с места. Он не может справиться с мальчишкой. Снова.

- Как тебе мысль о том, что во мне есть тот, кто сильнее тебя? И как тебе мысль о том, что он на моей стороне?

Он пропускает момент, когда просыпается. Под руками – мокрые черные простыни, перед глазами отвратительно белоснежный потолок поместья Малфой. Он понимает, что может говорить и может двигаться, но не двигается и не говорит. Ему не снились кошмары с той ночи, когда он рассказал Гарри Поттеру о военных годах, когда он был жалким и испуганным.

Но те годы были худшими в его жизни. А это был просто зарвавшийся ребенок, о котором он не собирался даже думать. Только о крестраже в нем. Только о том, как заставить его замолчать и стать покорным создателю.

«Как-то я не замечал у Тома тягу к насилию такого рода».

Тонкие пальцы непроизвольно сжали простыни, и Волдеморт низко зарычал. Ему нужно было убедиться в том, что мальчишка не выкинул глупостей за это время. И запретить Люциусу кормить его. И запретить ему спать дольше трех часов. Стоило сделать все, чтобы Поттер не чувствовал себя в безопасности.

Мысли об этом дали ему немного времени, чтобы успокоиться. Через минуту маг уже покинул комнату, облаченный в черную мантию. Его любимица обнаружилась у камина, и он отправил ее к комнате, в которой остался Поттер. Не было лучшего шпиона, чем Нагини. Временами он сам не слышал ее.

Поленья в камине потрескивали, и этот звук завораживал. Волдеморту нужно было столько же тепла, сколько его змее, и места у каминов в последнее время были его любимыми местами. С языками огня переплетались демоны, извиваясь и раскидывая искры. В этот вечер среди них был и Гарри Поттер.

- Мальчика нет, - сообщила ему Нагини, и сначала он не воспринял ее слова всерьез.

Ей пришлось повторить это снова, что было странно для змеи, которая ненавидела совершать бесполезные действия. Тогда лорд Волдеморт сорвался с места так быстро, будто это он был охвачен пламенем, а не поленья, и скрылся за дверью. Змея устало опустила голову на ковер, подбираясь к теплому месту, и затихла. Мальчик ей нравился. Главным образом потому, что днем он попытался взять ее на руки и прижать к груди. Даже такие нелепые, но искренние инициативы заслуживали быть замеченными и принятыми к сведению.

_

Гарри попытался вспомнить причину, по которой ему не нравился Волдеморт. Ему требовалось сделать это как можно быстрее, потому что эта причина могла стать единственной, по которой он не выбежит из кабинета Дамблдора прямо сейчас и не сиганет обратно в шкаф, в безопасный и теплый кабинет злейшего Темного лорда. То, что сейчас происходило, было не тем, что он ожидал.

Как оказалось, его пропажа была благополучно скрыта. После нападения Волдеморта на Хогвартс Дамблдор быстро сориентировался и сказал всем, что Гарри спрятали в безопасном месте, ведь целью темного волшебника, несомненно, был он. Потом убедил всех в том, что лето Гарри лучше провести не у Дурслей – ведь это очень неудобно, ему исполнится семнадцать и придется эвакуировать его из места, о котором знают все Пожиратели и Волдеморт в частности – а на одиноком острове посреди моря, о котором знает только Дамблдор. На этом моменте Гарри не к месту вспомнил Азкабан и поежился. Этот Дамблдор нравился ему гораздо меньше, чем его старый добрый Дамблдор, предлагавший горячий шоколад и в глубине души обожающий Тома.

И сейчас этот Дамблдор говорил о том, что он почти собрал все части мозаики, которая поможет уничтожить Волдеморта. Снейп в это время сидел рядом и внимательно смотрел на Гарри, и тот ставил на то, что зельевар просто прикидывает, через какое время Гарри не сможет притворяться понимающим и оптимистично настроенным и спросит, в какой момент он стал участником убийства его мальчика?

Гарри старался не думать о родителях. И о том, что их здесь нет. И о том, что в их смерти виноват Волдеморт. Потому что если он будет думать об этом, то прекратит мыслить разумно и поддастся непонятно откуда взявшемуся чувству злости и обиды. У него были родители. У него было детство. И он не собирался забывать этого так просто. Даже если здесь все считали иначе.

Когда директор спросил у него, помнит ли Гарри, что с ним делали, Поттер посмотрел на Снейпа с большим сомнением, а потом захлопнул рот на полуслове. Зельевар уже должен был что-то рассказать, если нет – то Гарри не станет тем, кто это сделает. Что-то ему подсказывало, что искать помощи у Дамблдора сейчас будет опаснее, чем объявлять войну Волдеморту.

«Каким образом я смогу убедить старого человека в том, что мне нужно сделать реальной часть его злейшего врага? Даже при всей моей коммуникабельности», мрачно подумал Гарри, пожимая плечами.

- Я не помню, профессор.

Это был первый раз, когда этот Дамблдор взглянул на него с сомнением. Гарри не сдержался от улыбки: хоть это выражение лица у всех Дамблдоров было схожим.

- Я проснулся на кровати, - пояснил он. – Никаких повреждений на теле не нашел, даже получил ужин. Не думаю, что он хотел убить меня. Уже нет.

- Уже?

- Как я понял, четыре месяца прошло. Даже у лорда Волдеморта может не хватить терпения.

Снейп неуловимо изменился в лице. Гарри подавил смешок. Только он мог закатывать глаза, не закатывая их.

- Не волнуйтесь, профессор, жизней у меня гораздо больше, чем у профессора МакГонагалл. Я успею еще сотню раз побыть героем и довести Волдеморта до белого каления.

«Пока он наконец-то не вернет мне Тома».

Гарри сглотнул. И правда, теперь Волдеморт был единственным, кто мог это сделать. И единственным, кто предъявляет на него права с тем же упорством. Что он сможет сделать, чтобы успокоить одного и получить другого? Особенно сейчас, после того как он сбежал.

- … быть героем – не значит поступать безрассудно, Гарри. Твои друзья ждут, что ты не будешь рисковать собой напрасно, - закончил Дамблдор, требовательно глядя на Поттера, и тот понял, что пропустил что-то важное.

Осоловело моргнув, он нервно посмотрел на Снейпа и наткнулся на строгий взгляд.

- Да, профессор. Я помню о друзьях.

Когда Гарри наконец-то вырвался из кабинета Дамблдора, он понял, что не сделал совершенно ничего из того, что собирался. Не попросил помощи, не узнал подробности его жизни здесь, не спросил о том, есть ли у него родственники помимо сомнительных магглов, которых он не помнил вообще. Скоро будут выходные, и не в правилах Гарри было оставаться в это время в Хогвартсе. Куда ему пойти? К Люциусу? Какова вероятность того, что Волдеморт не убьет его на месте или как минимум не привяжет к стулу на пару дней?

Драко, как назло, скрылся из кабинета, как только Дамблдор велел ему сделать это. Малфой… Гарри еще никогда не видел такого странного Малфоя. Он должен был как минимум подслушивать у двери, как это делал Люциус в школьные времена!

- Я ведь даже не знаю пароль от слизеринской гостиной. Верните мне те времена, когда Хогвартс был моим в полной мере, - несчастно вздохнул Поттер, опираясь о стену.

Он хотел бы увидеть Рона и Гермиону, но не был уверен, что его не ждет очередное потрясение. Они тоже могли оказаться совсем не теми друзьями, что у него были. Ох, он ненавидел самокопание. Да, он был лучшим в этом, но как же он его ненавидел.

- Приди в себя, Поттер! – резко велел он себе. – Даже здесь есть константа. Ты всегда можешь пойти и поиграть с Паулюсом, в конце концов.

_

- Мистер Поттер!

О да, его снова отчитывали. Это было потрясающе, как будто пробуждение после кошмара, в котором все ему чужие и все его хвалят и призывают быть – только подумать – благоразумным. Правда, хорошее заканчивалось там, где с него капала ледяная вода, но все имеет свою цену. Он успел раскрасить Паулюсу целых три щупа, прежде чем Невилл подумал, что он тонет, и позвал МакГонагалл. Старый добрый Невилл. Разве мог Гарри на него злиться?