— Я о том, что… у меня достаточно много планов, знаешь. Закончить Хогвартс, разобраться в том, что тут происходит, уточнить, сколько Тому лет и могу ли я уже… в общем, ты взрослый человек, ты понимаешь. Стать аврором, а еще заявить Дамблдору, что ему стоит сообщать первокурсникам из семей магглов о том, как пройти через эту несчастную стену, в письме. Только подумать, это я одного встретил, а сколько таких еще? Еще я должен переехать жить к Люциусу, потому что что-то мне настойчиво подсказывает, что других мест для моей тушки не предвидится. Поэтому если у тебя в планах все еще присутствует мое ритуальное убийство, то давай его вычеркнем и заменим чем-нибудь другим. Столько вариантов можно придумать, с моей-то фантазией…

— Считаешь, что я добровольно уничтожу часть себя? — спокойно поинтересовался лорд Волдеморт, прерывая его. — Мы с тобой не будем ничего решать. Ты не покинешь эту комнату в ближайшие несколько лет, пока я не выясню, можно ли держать живое вместилище крестража в анабиозе. Ты не вернешься в Хогвартс. Более того, завтра ты дашь Пророку объявление о том, что меняешь место обучения по собственному желанию и политическим соображениям, и больше не вернешься в Хогвартс. Палочка, разумеется, останется у меня. Тебе ясно?

Гарри глубокомысленно водил рукой по краю чашки и совершенно никак не реагировал на обращение.

— Поттер, — резко произнес Волдеморт, не собираясь терпеть игнорирование.

— О, ты уже закончил? Я перестал слушать еще с того момента, как ты сказал что-то о комнате. Знаешь ли, меня опасно оставлять одного в комнате. Однажды я разбил окно, даже не подходя к нему. И почти повесился на балдахине, а после мама меня чуть не прикончила. И даже не думай, что если это все было в моей голове, я не могу это повторить. Не знаю уж, что за Гарри Поттер в этом теле был раньше, но теперь он точно не будет сидеть в комнате и ждать благоволения от лорда Волдеморта.

Его преступно недооценивали. Это Гарри понял, когда уставился на запертую дверь. И он очень надеялся, что Волдеморт тоже это поймет, когда увидит его сидящим за его злодейским креслом и перебирающим не менее злодейские документы. В документах не было совершенно ничего интересного, потому что в политике Гарри ничего не понимал, а в тех редких отчетах, которые были написаны на оборванных листах пергамента, информация была рассчитана исключительно на тех, кто понимает что, зачем и почему. Отчеты авроров, которые вечно валялись на столе Джеймса были гораздо более структурированы. И в них всегда было указано имя, чтобы было с кого спросить. А здесь…

Гарри скептически осмотрел: «Сделано в лучшем виде, милорд», и предположил, что именно этот человек провалил задание. Лучший вид — не всегда самый удачный.

В очаге потрескивали поленья, и временами Гарри забывал, что сейчас находится не в кабинете Дамблдора — теплом и уютном. И странном. Он очень надеялся, что все магические шары, подвески и клетка для феникса действительно существовали. Он хотел бы посидеть в их окружении снова.

И обнять Тома снова. И фыркнуть на очередной старческий комментарий, в котором не было ничего кроме: «Вы так мило смотритесь вместе, я не могу это проигнорировать». В такие моменты Дамблдор был забавным и почти не раздражающим.

Гарри закончил сортировать документы — в стопку — и отчеты — в жиденький столбик. Волдеморт должен будет поблагодарить его. И ему точно придется поломать голову, чтобы узнать, как Гарри оказался в его злодейском кресле. (В конце концов, Гарри был сыном аврора, это у него было если не в крови, то где-то под кожей точно).

Вот только ждать Волдеморта не хотелось. Гарри встал, деловито осмотрел комнату, а потом открыл старый черный шкаф. Подумал. Залез в него, намереваясь предаться рефлексии. И провалился непонятно куда.

Это был его первый полет через шкафы. Сначала он подумал о том, что Люциус решил особенно извратиться и сделал сплошной тайный проход через шкаф, чтобы Волдеморт мог покинуть комнату, если в особняк случайно нагрянут люди из Министерства или сам Дамблдор. После — когда ударился головой о что-то деревянное, а не каменное, тут же отбросил эту мысль и далее думал только о том, что у него сильно болит затылок, а совесть вполне позволяет ему ругаться по этому поводу. Том бы его не похвалил. Впрочем, Том же и не позволил бы ему лезть в сомнительные шкафы.

Поток ругательств прекратился, когда Гарри открыл глаза. Он ожидал увидеть темноту подземелья или любую другую темноту, но оказался в тускло освещенном помещении. В знакомом ему помещении. Выручай-комнату он узнал бы из тысячи других абсолютно идентичных комнат. Он сотню раз прятался здесь от Амбридж. От Снейпа — еще больше. Здесь же он прижимался к Тому, покрывая его шею и плечи неторопливыми поцелуями — разумеется, Том в это время был одет и даже пялился в очередную книгу из Запретной секции, поэтому ни о каком нарушении психики бедного ребенка не может идти и речи! «И о ребенке теперь тоже», напомнил себе Гарри. И на всякий случай покраснел. Он же так близко прижимался к нему…

Но суть едва ли была в этом. Суть была в том, что Гарри вывалился из шкафа Волдеморта в Выручай-комнату. И это было очень странно. Гарри очень надеялся, что директор не сменился, и он все еще сможет увидеть старого мага. Ему нужно было с ним поговорить. Если задуматься, то Дамблдор был его самой мудрой частью во всем этом театре абсурда. Снейп и Люциус, как те самые «превосходные легилименты», должно быть, существовали в действительности, но не было совершенно никаких сомнений в том, что Дамблдор был его выдумкой. Его идеалом сующего свой нос во все мало-мальски интересные школьные дела волшебника, который и горячим шоколадом напоит и осадит, когда потребуется. Он хотел узнать его здесь. Хотел вспомнить, почему сделал голосом разума именно его.

Гарри был вовсе не глупым ребенком, когда разговор заходил о самокопании. Нет, даже не так. Он был лучшим в таких вещах.

— Поттер, — пораженно выдохнули у него за головой, и Гарри едва не подавился воздухом. Он все это время думал о том, что может нарушать какие угодно правила приличия, потому что находится в комнате один!

— Нарушение общественного порядка — это вынужденная мера, — поспешно открестился Гарри, пытаясь вскочить на ноги и не от боли в затылке пополам одновременно.

Когда он это наконец-то сделал, фигура за его спиной поспешно отступила назад. Но Поттеру хватило одного вида волос.

— Малфой! Я так и знал, что виноват опять ты! — возмущенно вспыхнул гриффиндорец, касаясь затылка и обнаруживая в волосах кровь. — Хочешь меня прикончить и никак не уймешься, да? Твой отец узнает об этом, можешь не сомневаться.

С каждым его словом Драко бледнел все сильнее, будто перед ним медленно возникала армия привидений. В другое время Гарри обязательно бы порадовался такой реакции, но сейчас ему даже рассказать некому о ней было. И еще он теперь удивит Волдеморта только случайным побегом, а не своим нахождением в шкафу Его Темнейшества. Малфой умудрился испортить даже этот жест его продуманного — или не очень — сопротивления. Осталось только пускать самолетики с высоты Астрономической башни или устраивать одиночный пикет в поддержку свободного передвижения по малфоевскому поместью отдельно взятых гриффиндорцев*. Все это требовало сил, времени и бумаги, поэтому не особенно подходило. Но едва ли у него теперь был хоть какой-то выбор.

— Что ты здесь делаешь, черт возьми? Там ужин идет, если ты не знал. Я бы тоже воспользовался этим фактом, если бы не пришлось сейчас идти к мадам Помфри — спасибо Мерлину, что она есть в нашей многострадальной школе — но благодаря тебе и этому… шкафу! А ведь я мог вытребовать еду у Волдеморта, когда он вернулся бы со своих тайных злодейских собраний и снова попытался указать мне на мое место. Попробовал бы он отрицать то, что мое место было именно в этом мягком кресле… почему его кресло очень мягкое? Совершенно не по-злодейски. Мы еще это с ним обсудим, — болтая как заведенный, Гарри незаметно огляделся.