Так закончился первый боевой день Красовского отделения.
12
Между тем как на левом фланге и в центре участка, занимаемого 2-м батальоном, шло упорное продвижение наших бойцов вперед, события на правом фланге развивались с переменным успехом. Здесь действовал 3-й взвод истребителей под командой Александра Максимовича Полупанова, работника межрайонной базы Облпотребсоюза.
В соответствии с первоначальным заданием, поставленным перед сводным истребительным отрядом, 3-й взвод должен был разведать положение на крайнем правом фланге полка, где на склонах холмов, от улицы Веры Фигнер до реки, у немцев не существовало сплошной линии обороны. Нужно было установить расположение отдельных мелких групп противника и возможность скрытого просачивания истребителей на этом участке к центру города.
Однако, когда Полупанов прибыл на командный пункт батальона, перед ним, в связи с изменившейся обстановкой, была поставлена совсем икая задача. 3-й взвод получил приказание занять огневой рубеж на холме, правее детского сада, и приготовиться к атаке.
Полупанов вывел своих людей к Песчаной горе. Он разделил взвод на две группы. Первой, обращенной фронтом к улице Веры Фигнер, командовал политрук Иван Трофимович Лавров, второй, расположенной пониже, лицом к Аксенову бугру, сам Полупанов.
А. М. Полупанов.
Группа Полупанова заняла проходившие по огородам старые немецкие траншеи. На бруствере одной из них, уткнувшись лицом в землю, лежал убитый гитлеровец. Из кармана его шинели вывалилась на песок пара желтеньких детских сандалий. Грабитель получил по заслугам…
Над обрывом оврага, спускавшегося к реке, Полупанов устроил наблюдательный пункт, чтобы обезопасить себя с этой стороны от всяких неожиданностей. Дежурить на нем он назначил Наталью Ильиничну Бабину. Она пыталась возражать. Ей казалось, что вести наблюдение — занятие слишком спокойное и безопасное. Она хотела обязательно идти в атаку вместе с товарищами. Полупанову пришлось напомнить ей, что приказаниям командира надо подчиняться беспрекословно.
3-й взвод целиком состоял из уже обстрелянных бойцов истребительного батальона, принимавших участие в летних боях в районе Сельскохозяйственного института.
Полупанов, смуглолицый, широкоплечий, ладно сложенный, одетый в черную кожаную куртку, с наганом и гранатами на поясе, имел вид мужественный и решительный. За месяцы боевой жизни у него отросли небольшие усики и черная курчавая бородка. Своим видом он вызывал в памяти у товарищей знакомые им с детства легендарные образы матросов-партизан времен гражданской войны.
Все с нетерпением ждали начала атаки.
— Гитлеровцы хорошо воюют с теми, кто от них бежит, — говорил политрук Лавров, улыбаясь знакомой бойцам широкой ободряющей улыбкой. — Давайте покрепче, посмелее, ребятки! Все наше будет…
— Есть — посмелее! — ответили бойцы.
Брошенные жителями огороды заросли бурьяном. Откуда-то выскочила одичалая курица, перелетела через окоп и скрылась в зарослях крапивы. Краснели перезревшие помидоры, вылезала из земли толстая морковь. Бойцы рвали овощи и, перебрасываясь шутками, ели их.
— Скажи, Аня, ты кто — санитар или стрелок? — спросил кто-то из товарищей Аню Скоробогатько.
В пальто с котиковым воротником и стальной каске она выглядела необычно и даже несколько торжественно. Через плечо у нее висела сумка с медикаментами, а руках была винтовка.
— Для товарищей — санитар, для врага — стрелок, — серьезно ответила Аня.
Лицо ее раскраснелось, в широко открытых глазах были задор и нетерпение…
Пришел заместитель командира 2-го батальона лейтенант Желудев. Предупредил, что сейчас будет залп «катюш», после чего последует сигнал к общей атаке. Проходя по траншее мимо Коли Лонгинова, постучал пальцем по его каске.
— Что, брат, котелок на голову надел?
Коля хотел обидеться, но раздумал. Каска была ему действительно велика и поминутно съезжала на глаза. Надел он ее не столько для защиты от осколков и пуль, сколько для того, чтобы хоть чем-нибудь походить на бойца. Вместо шинели на Коле был подпоясанный ремнем больничный халат. Четвертого июля при отходе из города он никакой теплой одежды с собой не захватил. Этот халат из грубого армейского сукна добыли ему товарищи незадолго до боя. При переправе полы халата намокли, они путались в ногах, связывая движения. В таком обмундировании в атаку не побежишь. Коля сбросил халат, снял каску. Остался в одной майке, с непокрытой головой. Сразу почувствовал себя легко и свободно.
В домах и дворах, находившихся на пригорке напротив группы Полупанова, не было заметно солдат противника. Но вот бойцам показалось, что в одном из окон промелькнула какая-то фигура.
Полупанов приказал обстрелять дома. В ответ раздались автоматные очереди. Гитлеровцы не выдержали характера и выдали свою засаду. Особенно сильный огонь вели они из деревянного дома под зеленой железной крышей, обращенного четырьмя окнами к Песчаной горе…
Ударили «катюши», обрушив свой залп на вражеские позиции в районе Предтеченского кладбища.
Полупанов с наганом в руке выскочил из окопа и короткими перебежками двинулся вперед. За ним последовали: командир отделения Сустретов, бойцы Лонгинов, Скрыльников, Зибаров, Парамонов, Бондарев.
Нестеров и Золотов огнем ручного пулемета, Бабина, Калтыков, Зеленовский и Аня Скоробогатько из винтовок прикрывали их продвижение.
Полупанов подбежал к сараю и, укрывшись за ним, метнул в окно ближайшего дома противотанковую гранату. Крыша дома осела. Стрельба из него прекратилась.
В соседнем дворе с чердака по лестнице в испуге обегали немецкие автоматчики. Истребители выстрелами из винтовок сбили нескольких из них.
Отряд Полупанова продвинулся вперед.
Но засевшие в доме под зеленой крышей гитлеровцы с еще большим ожесточением обстреливали истребителей. Полупанов приказал расчету ручного пулемета выдвинуться вперед и подавить огонь немцев.
Первым номером пулеметного расчета был комсомолец Саша Нестеров, слесарь Водоканалтреста. Он хорошо знал и любил свое оружие, считался лучшим пулеметчиком в истребительном батальоне, мог с закрытыми глазами разобрать и собрать пулемет. Вторым номером был Митрофан Петрович Золотов, слесарь паровозоремонтного завода имени Дзержинского. Они залегли у проволочного забора, огораживавшего усадьбу, откуда стреляли фашисты. Во дворе было два дома. Тот, что слева, поменьше — флигель, по-видимому, был пуст. Огонь велся из второго — с чердака и из окон.
Нестеров дал длинную очередь по чердаку, выпустив все патроны, оставшиеся в диске. Не поворачивая головы, крикнул Золотову:
— Давай новый, Митрофан Петрович!
Но Золотов не двигался. Нестеров посмотрел на него. Митрофан Петрович лежал, неудобно привалясь плечом к земле. Глаза его были полуприкрыты.
«Неужели убит?» — подумал Нестеров. На мгновение всплыла перед глазами картина: в солнечный день сидит на старой шпале у входа в блиндаж, возле Отрожского моста, Митрофан Петрович и старательно, как все, что он делал, чинит ему ботинок, прилаживая аккуратную латку… Сжалось сердце, в горле стало горячо. Но сохраняя привычную четкость движений, Нестеров быстро вставил новый диск и дал одну за другой две очереди.
А. Ф. Нестеров.
Пулемет вдруг отказал.
Нестеров выбросил патрон, дослал новый, но автоматический механизм по-прежнему не действовал.
— Почему не стреляешь? — крикнул Полупанов.
Нестеров торопливо сполз в воронку.
— Возвратную пружину перебило, — сказал он.
Полупанов подскочил к Золотову и перевернул его на спину. Митрофан Петрович был мертв.
Лицо Полупанова исказилось яростью. Он стал страшен.