- Его светлость демонстрирует лотарингский диалект, - на ухо Море прошептал Плаксин.

  - Было время, когда я душу дьяволу бы продал за такое твое предложение, - смеясь, отвечал Рене на обычном французском языке, - но сейчас пламя перегорело. Мне не нужен твой позор, пойдем, Эрик, не стоит фраппировать почтеннейшую публику.

  Он поднялся с кресла, отодвинул от себя герцога - тот преграждал ему путь - и вышел из ложи, и герцог последовал за ним. А Плаксин остался.

  - Сейчас будет дополнительный спектакль, - Плаксин уселся в опустевшее кресло и вооружился бикуляром, - Всегда обожал смотреть, как они лаются.

  - Что вы там поймете? - удивилась Аделаиса. Она сверлила взглядом пока еще пустую ложу напротив, и терзала в пальцах платок, и, кажется, начинала понимать, что соперница ее вовсе не госпожа Штраус.

  - Я читаю по губам, - с гордостью пояснил Плаксин, - и могу послужить вам переводчиком. Ради ваших прекрасных зеленых глаз.

  - Сашхен начинал как шпион, - Мора тоже уселся в кресло, - быстро сделал карьеру, взлетел до личного телохранителя его светлости, а навыки остались. Он бог шпионажа.

  - Я люблю лесть, - признал Плаксин, - и переводить буду - и для тебя тоже. И даже для Левки. А, вот и они. Бедный дюк, как же он похудел в этой русской ссылке, - непонятно к чему заметил Плаксин и прильнул к бикуляру. Две фигуры в герцогской ложе расположились в креслах - вполне мирно - и Плаксин начал свой перевод:

  - Ты бросил меня, как надоевшую игрушку, в этом своем Вартенберге, среди разрухи и русских драгун. Это Рене. А это уже герцог. Я не думал, что будет война. Я хотел спасти твою никчемную жизнь. И, признаться, я просто очень захотел тебя увидеть. Рене. Ты - благонамеренный идиот? Еin idiot mit dem guten Absichten? Герцог. Выходит, да. Рене. Что ты хочешь мне предложить - этот твой вечно недостроенный курятник Раундаль, этот твой курляндский Авалон? Герцог. В нашем с тобою возрасте Авалон - самое подходящее место, мой Рене...

  Оркестр заиграл увертюру - антракт окончился. Служители загасили люстры в зрительном зале, перестарались - сделалось темнее, чем было до антракта, и Сашхен разочарованно вздохнул:

  - Все, ни черта не видно. Я не увижу, даже если они там поцелуются.

  - А они могут? - в ужасе спросила Аделаиса.

  - Было дело, - признал простосердечный Плаксин, - но в опере, наверное, постесняются.

  Аделаиса прижала истерзанный платок к глазам и тихонечко - чтобы не мешать опере - зарыдала.

  - У вас глаза размажутся, - напомнил Мора.

  - Мне уже все равно, - убито произнесла Аделаиса, - мне уже совсем все равно.

  - Вы же маг, - осенило вдруг Мору, - сделайте себе его доппельгангера. И лет на тридцать помоложе. И пусть он вас полюбит.

  - Это будет совсем не то, - всхлипнула Аделаиса, - у меня доппельгангеры корявые получаются.

  - Но - получаются же? - заинтересовался Плаксин, - Можно, я к вам потом обращусь? Так сказать, услуга за услугу?

  - Да как вам будет угодно, - проскулила Аделаиса.

  - А ведь я вас предупреждал про Рене, - противным голосом произнес Мора.

  - Никого нет, - Плаксин изо всех сил таращился в бикуляр, - В ложе - никого нет. Там у них отдельный выход, они винта и нарезали.

  - Может, вам просто не видно? - с надеждой спросила Аделаиса.

  - Да нет, пустая ложа. Уехали, старые греховодники. А ты, Мора, переживал - что станется с твоим папашей. Считай, больше ты его и не увидишь.

  - Ты так думаешь? - не поверил Мора.

  - Я тридцать лет знаком с этими господами, - не без гордости признался Плаксин, - не могу сказать, что их союз скреплен на небесах, но дьявол точно приложил к обоим свое копыто.

  - Они масоны? - вставил свое слово Левка.

  - Да причем тут масоны... - Сашхен глянул на Левку, и внезапная мысль осветила его невыразительное лицо, - Я зайду к вам перед отъездом, рассчитаемся, и я заберу этот сундук с крючками - думаю, Рене будет жаль опять лишиться своего рукоделия. Левка, ты сможешь на пару с лакеем закрыть дом, когда все разъедутся? И полить этот чертов фикус в гостиной?

  С тех пор прошло полгода, или чуть больше. Мора явился к своей Матрене - как и обещал когда-то, на шестерке белых коней и в белой шляпе. Они не поженились, конечно. Мора прибыл с документами на имя Теодора Гольца, вот и решили все, что отыскался потерянный Матренин муж, банкир Гольц. Так они и зажили вместе - словно были давно уже женаты.

  Они собирались на карточную "курицу" - в Кенигсберг нередко прибывали богатые растяпы, которых грешно не обыграть в карты. Мора вертелся перед зеркалом, Матрена, уже одетая и накрашенная, ожидала его и нетерпеливо ворчала:

  - У всех нормальных людей наоборот. Жена крутится перед зеркалом, а муж ее ждет.

  - Нормальным людям не нужно перед каждым выходом клеить на лицо носы, - напомнил Мора.

  Явился лакей и провозгласил напыщенно:

  - К вам - господин Александр Плаксин!

  - Сашхен! - растаяла Матрена, и Мора ревниво на нее уставился. Влетел Плаксин - кудрявый и стремительный, раскланялся, как паяц, и тут же впился поцелуем в Матренину руку.

  - Ах, Сашхен, вы, как всегда, галантны, - вздохнула Матрена, и Мора совсем разозлился.

  - Вообще-то, Сашхен, мы уже уходим, - произнес он мрачно, - и будем рады увидеть тебя, например, завтра.