— Погрей меня, ну, — упрямился парень. — Чего тебе стоит?

— Блэк, — серьёзно произнёс Ремус, всё ещё крепко его удерживая, — тебе… разве тебе не нравились девушки? — этот вопрос повис в воздухе дамокловым мечом, поставив точку в недосказанности между ними, но Бродяга не спешил ответить, и Люпин уже через пару секунд стал жалеть о том, что он вообще решился об этом спросить. Сириус уткнулся лбом ему в плечо и прошептал:

— Девушки. Они и сейчас весьма неплохи. А что? — голос Блэка дрогнул. — Наконец, решил рассказать мне о своих тайных страстях, Лунатик? — он пытался шутить и выглядеть веселым, но выходило откровенно плохо и жалко, и Ремусу было так неприятно быть свидетелем — и причиной — того, как Сириус мучается. — Это совсем нехорошо, — выдавил парень, напоминая Люпину о том, что он сказал ранее в пабе.

— Нас могли увидеть, — взволнованно прошептал Ремус. Он всё ещё ощущал слёзы на своём лице, они почти высохли и теперь неприятно стягивали кожу. — Я это имел в виду.

— Ну, конечно, — обречённо проговорил Блэк. — Я так всё и понял. Эта фраза была такой однозначной. Так ты дашь мне погреть руки?

Люпин всё же позволил Сириусу расстегнуть свою куртку. Блэк разместился между его ног и замер на мгновенье, а потом положил мелко подрагивающие ладони Ремусу на живот. Мгновенно стало жарко. Блэк обнимал его, кажется, ещё крепче, чем в прошлый раз, но эти длилось лишь мгновенье, а затем руки Сириуса уже привычно поползли по его телу. Они поднялись сначала до самой груди, потом потянулись к лопаткам, задевая шею и заставив Люпина зажмуриться, а затем опустились к пояснице и чуть ниже – к ремню, предусмотрительно там остановились и вернулись на живот.

Люпину было приятно. Он наслаждался происходящим и, тем не менее, никак не мог полностью успокоиться. Не то чтобы он не предвидел такого поворота событий — если быть предельно откровенным, юноша всё понял ещё тогда, в коридоре (а может даже раньше), но не допускал и мысли, что это может превратиться во что-то подобное. Непонимание между ним и Сириусом слишком резко и категорично крутанулось и обратилось напряжением, которое заставляло Блэка тяжело дышать ему в ключицы, а самого Ремуса жмуриться от ласк.

— Я… — тихо зашептал Сириус, замолчал внезапно, словно подбирая нужные слова, а потом всё же произнёс: — не оставлю тебя. И, пожалуйста, не спрашивай почему.

— Почему? — тем не менее, тут же поинтересовался Люпин.

— Потому что… это совсем нехорошо, — парировал Сириус. — Давай лучше поговорим, о чём-нибудь другом, — предложил юноша, скромно поглаживая живот Ремуса через кофту. — Например, о твоей невероятно низкой самооценке, мистер староста Гриффиндора. Или о твоей мешающей жить тебе полноценной жизнью ликантропии, один из лучших учеников факультета. Или о том…

Ремус слушал, как его нагло нахваливают, и от каждого нового титула становилось всё более неловко. Где-то после «короля выглаженного белья и сложенных носков» всё стало совсем плохо, и Люпин — впрочем, заметно ободрённый, — вяло перебил Сириуса:

— Можешь не продолжать… Я понял, к чему ты клонишь. Спасибо…

— Можно я тебя ещё раз поцелую? — внезапно спросил Сириус.

— Мне, кажется, ты просто устал, Бродяга, — честно признался Ремус после недолгих раздумий. — Вот и… глупишь немного.

— Я бы не за что не пошёл воевать, если бы стресс и адреналин заставляли меня вешаться на мужиков, — судя по голосу, Сириус чувствовал себя уже несколько лучше. — Хотя я бы посмотрел на лицо моей матушки, если бы это было так.

— А я вот беспокоюсь, что это как раз мой случай… — рассмеялся Ремус. — И я бы не хотел видеть лицо моей мамы. Да и твоей на самом деле тоже.

Блэк противно захихикал, а потом бодро зашептал:

— Но в целом ты не против, а?

— А ты уверен, что хочешь именно этого?

— Да, — чётко ответил Сириус. — Но я не заставляю тебя. Но всё равно не выпущу, — быстро добавил он, как бы предупреждая.

Люпин лишь хмыкнул на это. Он и не собирался отталкивать Блэка. К тому же он кажется, наконец, сообразил, что ему стоит сделать с собственными, безвольно лежащими на земле руками. Он нерешительно обхватил ими лицо Сириуса, и осторожно провёл большим пальцем от скулы до колючего подбородка, а затем вверх по ложбинке и до нижней губы вверх. Блэк тяжело задышал. Он придвинулся ближе, нагнулся и прижался лбом ко лбу Ремуса, а затем и сам потянулся к лицу Люпина, выискивая его губы во тьме.

— Я тут мял клочок земли, пока мы спорили, — тихо произнёс Блэк, — и скорее всего твоя кофта очень грязная, и я почти уверен, что лицо теперь тоже, — он едва коснулся сомкнутых губ Люпина пальцами, но их предусмотрительно опередили губы самого Сириуса. Люпин вздрогнул, когда это произошло, и Блэк тут же отстранился.

— Всё хорошо? — спросил он.

— Да, — и Сириус вновь оказался рядом, опалил кожу дрожащим дыханием и вновь впился в Ремуса. Некоторое время он не двигался, просто прижимаясь к мягким изгибам, а затем осмелел, не видя сопротивления, весь как-то напрягся, и его руки снова легли Ремусу на живот, на грудь, лопатки — они, кажется, были везде, но Люпин мог с точностью до сантиметра указать на места, где его касались. Кожа там горела.

Этот поцелуй был более осознанным и нежным. Блэк дышал часто и также часто отрывался от Ремуса, и в эти мгновенья Люпин ощущал, как смазанные поцелуи ложатся на его щёки, подбородок, а потом и шею. Но Блэк всегда возвращался к тому с чего начал.

Люпин зажмурился, когда почувствовал, как в рот ему проник чужой язык. Вся страсть и всё желание Сириуса — Ремус ощущал всё это на себе и не мог им не поддаваться. Он ответил Блэку, также горячо задышав. Юноша явно не был таким опытным, как Сириус, но он старался, и Бродяга изо всех сил, каждой своей лаской старался показать парню, как много для него это значит. Сириус едва не кусал его влажные губы, отчаянно прижимая к стене и наваливаясь сверху, загораживая все пути к отступлению

Ремус вздрогнул, ощутив, как рука Блэка пробралась под кофту, и замотал головой.

— Да, да, — зашептал Сириус, — я понял тебя. Прости… — тяжело вёл он. — Прости… ох… — Блэк прервал поцелуй, но так и продолжал нависать над Ремусом, и парень мог поклясться, что видел безумный блеск его глаз во тьме. Бродяга вновь полез обниматься, но теперь, стоило ему лишь свести ладони на плечах Ремуса, как он обессилено рухнул на него и снова прошептал: — Прости… я увлёкся. Это было… чертовски круто.

Лицо Ремуса горело, а губы жгло. Они только что целовались, и это действительно было просто потрясающе, но, конечно, он не смог бы сказать этого так же легко, как и Бродяга.

— Ты ведь не собираешься уснуть теперь, правда? — подал голос Люпин.

— Я хоть и Блэк, но не на столько безумен, чтобы спать под Визжащей хижиной, в туннеле, — нервно бросил парень — кажется он всё ещё не мог справиться с возбуждением.

— Но мне вполне хватит безумия, чтобы целоваться тут с другом детства, — усмехнулся тихо Ремус.

— Туше, — просто ответили ему где-то в район шеи. И Сириус ненадолго затих, а потом прошептал: — Ночью, когда мы собрали старшекурсников, я бродил по Хогвартсу и обнаружил одну весьма интересную комнату на восьмом этаже. Дверь просто появилась в стене, я вошёл туда и каким-то чудесным образом оказался у нас в спальне, только окон там не было, но всё было очень реалистичным.

— Ты туда хотел отвести меня?

— Да, — признался Сириус, — я переночевал там, вышел, а вернуться не смог, но хуже всего… — парень приподнялся, — я оставил в том месте мантию Джеймса. Он пока о ней не вспоминал, но я боюсь даже представить, что он со мной сделает, когда узнает. Я надеялся, ты поможешь мне с этим, но потом всё как-то… пошло не так.

— Мы найдём её, — успокоил Люпин, зарывшись пальцами в волосы Сириуса и поглаживая его по голове.

Они полежали так некоторое время, а потом, не сговариваясь, встали и побрели в сторону Хогвартса. Постепенно магия тех спокойных минут отступала. Ветер, гуляющий по туннелю, больше не ласкал, а бил в лицо и спину, подкашивая ноги. И чем ближе они были к выходу, тем более грозно и недобро звучал его вой, перемешиваясь с гудящими в голове мыслями и приводя их в состояние хаоса.