— Я рад за вас, — коротко ответил Ремус, помолчал, а потом добавил: — Но я вообще-то имел в виду твоё назначение старостой школы. Комендантский час всё же, а там такая орава да ещё и алкоголь. Только слизеринцев не хватает для полноты картины… Но, знаешь, что бы там Джеймс не должен был мне рассказать, — Люпин улыбнулся, — я всё равно очень рад.

Лили потупила на лице друга взгляд, задумалась о чём-то, а затем понимание озарило её лицо и она смущённо рассмеялась.

— О Мерлин, — пробормотала девушка, отчаянно краснея. — Так ты не знал? Я думала, он вам тут же всё расскажет.

— Я никому не скажу, если ты не хочешь… — завёл было Ремус и сам начиная чувствовать себя неловко.

— Да это не секрет, — легко отмахнулась Лили, но румянец всё ещё припекал её усыпанные веснушками щёки. — Просто я удивлена, что ты не в курсе.

— Как всегда, — мрачно поддержал её Люпин, невольно посмотрев на лестницы, ведущие в спальни. — Так ты знаешь о том, что там происходит?

— Да… — не ходя вокруг да около, призналась девушка.

— И тебя это устраивает?

— Я сама хочу вступить в Орден, Ремус, — серьёзно произнесла Лили. — Так нужно, — неоднозначно ответила она.

— Но это ведь не шутки! — не сдержался парень, всплеснув руками и впервые за долгое время обнажая большинство своих тревог. Лили была иной, и Ремус верил ей и её рассудительности. Парень знал, что девушка ни за что не осудит его даже за те вещи, о которых он, впрочем, всё равно не решился бы ей рассказать даже под Авадой. — Война — это ужасно, — вёл Ремус. — Ты это понимаешь, но я сильно сомневаюсь, что парни осознают, на сколько всё серьёзно. Для них это… — Люпин задумался, подбирая верное слово, — игра. Тот же квиддич. Только поле, на котором играют, будет с целую Англию.

— Ты явно недооцениваешь своих друзей, Рем, — почти недовольно прошептала Эванс.

— Я просто знаю их, — упрямо отчеканил юноша, и он был уверен в том, что прав. Юноша был убеждён в том, что кого-кого, но товарищей он знал гораздо лучше Лили. Та всегда была где-то рядом, но Ремус не верил, что Джеймс подпустил бы свою любимую близко ко многим вещам, из которых состояла школьная жизнь мародёров. Ремус хоть сейчас мог назвать десять совсем неслучайный случайностей, о которых Лили никогда бы не узнала. И эта опасная мысль почти согревала его.

— Можно знать человека очень много лет и у него всегда будет пара секретов для тебя, — Ремус задрожал. Лили с первого слова попала прямо в цель, и юноша вдруг ощутил себя очень уязвимым. — Вот сегодня, например, — всё говорила гриффиндорка, видимо даже не подозревая о том, какой эффект произвела её фраза, — я ждала, что Джеймс уже половину Хогварста оповестил о наших с ним отношениях, а тут, — она по-детски всплеснула руками и наклонила голову в бок, — даже один из его самых близких друзей ничего не знает… Хотя, — Лили усмехнулась, — думаю, это всё же не на долго. Но, это не самое важное. Я лишь пытаюсь сказать тебе, что если рядом с тобой ребята только и делают, что веселятся и гоняют балду, это вовсе не значит, что они не могут быть серьёзными. Посмотри хоть на Сириуса… Балбес балбесом, но, сколько ему нужно силы, чтобы просто сносить то, как младший брат увязает во тьме, видеть его каждый день, но не иметь возможности помочь…

«Снейп», — вдруг подумал Ремус, но не решился произнести это имя. Старый, но не такой уж теперь и добрый друг Лили был слишком интимной подробностью, и если бы Эванс хотела, она бы сама о нём заговорила, не проводя параллелей.

— Ты сравниваешь боггарта с чернильницей, Лили, — наконец недовольно произнёс парень, в глубине души понимая, что девушка всё же в чём-то права. Она и сама это знала, поэтому молчала, давая Люпину в полной мере переварить её слова. — Они мне ничего не рассказали, — в конце концов, выдавил из себя гриффиндорец, раскрывая одну из самых волнующих его проблем.

— Но ты ведь догадывался.

— Это мало, что меняет…

— Мы все твои друзья, Ремус, — Лили прижалась к его боку и обняла за плечи рукой. — Думаю, они просто побоялись говорить. К тому же до сегодняшнего дня Джеймс и сам сомневался в своём решении. А сегодня Дамблдор неожиданно вызвал его к себе и попросил поговорить со старшекурсниками. Это сильно его воодушевило. Вот его и развезло… Он, наверное, даже не слишком сильно обременял себя размышлениями, пока собирал эту толпу, а на пороге спальни разгонять всех было уже поздновато. Ты бы видел, как долго он развлекал Полную Даму, чтобы она всех сюда пустила. Я едва не начала ревновать, — рассмеялась Лили, смотря в камин. Пламя искрилось в её глазах, а волосы казались красными в его свете, но этот огонь не мог обжечь, он грел и дарил ощущение уюта, и Ремус долгое время просто наслаждался её теплом.

— А ты не сомневалась? — спросил Ремус.

— Нет, — твёрдо ответила девушка.

— Почему?

— Я грязнокровка, — без тени смущения произнесла Эванс, — но я хочу жить в этом мире свободно и сделать его своим домом. Это заслуживает борьбы и жертв.

— А если ты умрёшь в этой войне? — спросил внезапно даже для самого себя Люпин.

— Все умрут, Рем, — заговорчески прошептала Лили, так словно открывала другу какую-то великую тайну. — Нет ничего плохого в том, чтобы сделать это достойно.

— А если Джеймс умрёт?

— А если солнце завтра не поднимется, Ремус? — спросила Лили и сама тут же ответила на свой вопрос: — Жизнь будет идти своим чередом даже без него.

Они замолчали, и Люпин ощутил, как жуткий холодок, вызванный словами девушки, пробежал у него по спине. Она была готова жертвовать, но ведь Джеймс, Сириус и Питер не были разменной монетой, которую можно было просто проиграть во имя чего-то.

«Во имя общего блага», — вдруг всплыло в голове Люпина. Эти слова он когда-то давным-давно услышал от Дамблдора. Юноша не мог точно вспомнить, в какое время и о чём они говорили, но выражение лица директора в момент, когда он произносил эту по-простому жесткую фразу, навсегда въелся в память. Старый волшебник улыбался тоскливо, но в глазах его не было не и толики жалости, лишь холодное принятие. Гриффиндорец не мог представить, что могло произойти столь ужасного с человеком, чтобы он так легко говорил такие страшные вещи, имеющие силу обречь кого-то на смерть. Люпину совсем не хотелось когда-нибудь стать таким же, казалось бы, потерявшим всё в этой жизни, кроме врага и войны. Он обрёл друзей однажды и не мог позволить себе их потерять. Они были его семьёй.

— Я поговорю с Джеймсом, — заговорила вдруг Лили. Она смотрела прямо на Ремуса и в это самое мгновение была такой красивой, что юноша почувствовал себя неловко. Небольшая ладошка, что всё ещё лежала на его лопатках, успокаивая, вдруг начала ощущаться чем-то опасным.

— В этом нет необходимости, — Люпин неуклюже повёл плечами, пытаясь прервать это смущающее прикосновение, но Лили только ближе к нему придвинулась. — Наверное, нам теперь не стоит так обниматься… — неловко предположил Ремус.

— Да, наверное, — задумчиво протянула девушка, но ладони впрочем не убрала. — Думаю, я из-за Джеймса теперь и с мамой обниматься больше не буду. Не дай Мерлин приревнует, — Лили говорила серьёзно, но Люпин видел, как дёргаются уголки её губ. Он тяжело вздохнул и крепко обнял волшебницу в ответ. Так они и сидели довольно долгое время, ловя хитрые взгляды младшекурсниц, отложивших в сторону книгу и теперь искоса за ними наблюдавших. Но это было неважно. Сегодня Лили помогла Ремусу навести порядок в голове. Пусть даже обида, сменилась чувством бесконечной вины.

***

Ремус не сильно удивился если бы сейчас по подбородку Питера потекла слюна — таким невыспавшимся и замученным тот казался. На его щеке всё ещё был отпечаток подушки, а болезненно припухшие глаза, стоило парню лишь задуматься о чём-то, тут же предательски слипались. Вот и сейчас Хвост сидел за столом, подперев подбородок рукой, и боролся со сном, вяло уминая круассан. Впрочем, даже такого потрёпанного жизнью Питера Ремус очень рад был видеть рядом с собой.