— Сэ И, черное белье на тебе — удар мне ниже пояса… — рычит Чонгук, откидывая ненужный халат и оставляя девушку только в нижнем белье. — Черт, а, может, ну ее, эту брачную ночь? Ты чувствуешь, как я хочу тебя? — громко дышит, шепча прямо на ухо девушке и прижмаясь к ней, дабы дать почувствовать свое дикое возбуждение.

— Я…

— Ты чувствуешь это?. — шепчет парень с придыханием. — Что предлагаешь мне с этим делать? — прижимается как можно ближе, сдерживая собственные стоны. — Мое тело уже забыло женскую ласку, детка… Неужели, ты будешь мучить меня до конца? Я же твой мужчина?

— Да, мой… — отвечает Сэ И, напрягаясь всем телом.

Ее дыхание сбито, в голове каша из собственных мыслей. Она мотает головой, словно это сможет ей помочь как-то забыть противные слова всех незнакомых девушек. Ревность. Да, она уже ревновала его. И ревнует до сих пор. Сколько можно терпеть унижения? Сколько можно молчать?

«Я… я не скучная, — думает девушка, сжимая кулаки. — Я не хуже вас всех!»

— Что говорили тебе те, с кем я спал?

— Говорили, что я «ноль» в постели, говорили, что ты сбежишь от меня, потому что не привык спать с «бревном», — отвечает Сэ И, отворачиваясь. А Чонгук не прекращает гладить ее тело, не прекращает покрывать его поцелуями, не оставляя ни единый участок кожи без внимания.

— Что еще они говорили? — игриво спрашивает, сжимая рукой грудь, медленно массируя ее и осыпая ее поцелуями.

— Говорили, что я не смогу удержать тебя, потому что я неопытная…

— Неопытность для девушки в «этом деле» — честь, — подмечает парень, прижимаясь пахом к промежности девушки. — Я научу тебя, малышка моя, всему. Научу для себя, сделаю плохой девочкой, — хитро ухмыляется, поглаживая соблазнительные бедра. — Мы с тобой будем грешить, мно-о-о-ого грешить…

Чонгук, не переставая ухмыляться, меняется местами с Сэ И, обхватывая ее ягодицы, заставляя девушку несмело выгибаться. Сэ И не может избавиться от страха, от мурашек на коже. Она гладит ладонями крепкую грудь, заворожено наблюдая за тем, как Чонгук начинает тяжело дышать. Ей до безумия нравится прикасаться к нему. Сейчас она впервые за два года осознала, что робость лишала ее возможности дотронуться до мужского тела, такого привлекательного и красивого.

Безусловно, Чонгук просто наслаждается. Наслаждается каждым ее движением и стоном. Возбуждение достигает своего апогея, но он держится. В голове созрел план. И Чонгук с замиранием сердца наблюдает, как первый пункт «помечается» галочкой.

— Разве ты хуже них? — подливает масла в огонь возбужденный парень. — Что ты чувствовала все эти два года? Давай, выскажись, Сэ И… Скажи, что думаешь о них, что тебя раздражает…

Сэ И отчаянно борется с агрессией и гневом. Она не хочет позволить им взять над собой верх. Но все летит коту под хвост, когда Чонгук спрашивает: «Разве ты хуже них?»

— Я… — кровь в жилах закипает, ситуация выходит из-под контроля, к сожалению, — я не бревно! Да! Я неопытная! Зато я не ложилась под каждого встречного, не целовалась, с кем попало! Да, я робею до сих пор перед тобой. Ну, а кто не струсит?! Мне… мне надоело слушать этих лживых.! — выпаливает Сэ И, впиваясь ногтями в грудь парня, которому, кажется, совершенно плевать на боль, ведь он смотрит только на нее, смотрит, закусывая губу от восхищения. — Они все в прошлом, они не стоят моих нервов!

«Да, малышка, выпусти ноготки».

— Я ревную! Ревную тебя к каждой, но не показываю этого. Как тебя можно не ревновать?! — пыхтит девушка, а Чонгук медленно усаживает ее на свой пах.

— Докажи, что ты не хуже них. Ну же, детка. Выпусти демонов наружу, — притягивает к себе девушку, усмиряя ее пыл. — Покажи, как ревнуешь, покажи, как любишь… Ты ведь любишь? — нежно целует, накрывая ее рукой свой пах. — Погладь его, не бойся… — и она гладит, жмуря глаза. — Тигрица моя, — буквально рычит, закатывая глаза. — Я весь твой, детка… Покажи мне свою любовь.

Чонгук

О, милая, как я ждал этого дня, этого вечера, этого момента. Будь же смелее, девочка моя, ведь я так давно этого ждал, ведь мы так давно не видели друг друга. Я соскучился…

Каждый твой вздох, каждый застенчивый взгляд, — я все это люблю. Скажи же мне, милая моя Сэ И, когда все это произошло со мной? Ответь, как я мог допустить это? Когда впустил тебя в свое сердце, милая? Когда же стал отказывать себе в удовольствии ради твоего удобства? Ты знаешь, я люблю тебя безумно, я люблю тебя всей своей душой, той душой, которая до тебя была черной. Если счастлива ты, то счастлив и я. Поначалу я боялся этого, боялся своих чувств. Мне хотелось высмеять самого себя, когда, вместо того, чтобы поехать развлекаться с друзьями, я следовал за тобой на своем автомобиле, чтобы убедиться в том, что ты благополучно добралась до дома.

Скажи мне, Сэ И, когда я начал любить тебя больше, чем себя? Может, в тот проклятый день, когда ты прижалась ко мне и попросила защиты? Может, тогда, когда увидел твои слезы? Возможно, милая. Тогда я дал себе слово, что сделаю так, чтобы слезы никогда не скатывались по румяным щекам, которые я так люблю целовать.

Но ты прости меня, прошу тебя, прости за то, что не сдержал свое слово. Прости за всю боль, которую ты испытала. Прости, я боюсь за тебя каждую минуту, не могу и не хочу отрывать своих глаз от тебя, потому что, к сожалению, любимая, я не белый и пушистый — есть люди, которые хотят мне навредить.

Иди же ко мне, я скучал по тебе очень сильно…

Кулаки сжимаются, вены на шее набухают…

Чонгук все так же лежит с откинутой головой и стонет, получая удовольствие. Сэ И не сводит глаз с парня и продолжает гладить половой орган через брюки, которые итак доставляют дискомфорт, сжимая в тиски возбуждение Чонгука.

— Сэ И, — шепчет Чонгук, направляя руку девушки к своей пряжке, — смелее…

Не дождавшись никаких действий со стороны Сэ И, Чонгук резко встает, подхватывая девушку под бедра. Чонгук напряжен, но он же и в предвкушении. Он смотрит на нее пытливо, пронзительно, целует страстно, глубоко, пошло причмокивая и сжимая округлые ягодицы руками. С чмоком они отстраняются друг от друга и смотрят друг другу в глаза, соприкоснувшись лбами.

— Сделай это, — не просит, но и не приказывает парень. — Хочу ощутить твои губы на своем члене… — страстно рычит, покрывая всю шею Сэ И поцелуями, плавно перетекающими в засосы. — Давай, вставай на коленки, милая…

Дом семьи Пак.

8:30 РM

— Вы только посмотрите на них, — смеется Ха Рин, поправляя одеяло на спящих людях.

Папочка и сыночек так мило спят вдвоем на супружеской кровати. Ха Рин обкладывает сторону младенца оградой, сделанной из твердых подушек и покрывал, чтобы малыш не упал с кровати. А за Чимина девушка не беспокоится, он уже привык спать с сыном, поэтому, возможно, на подсознательном уровне даже во сне понимает, что рядом лежит младенец, и старается много не шевелиться. А Ин Сон, их прелестный малыш, прижался к отцовскому боку и мило посапывает, пуская слюни на Чиминовскую футболку. Ха Рин напоследок чмокнув каждого в лоб, отправилась спать в соседнюю комнату, предупредив служанок о завтрашнем деле.

Стоять на коленях на твердом полу крайне неудобно, но Сэ И терпит, потому что голос ее мужчины подчиняет, дает понять, что не терпит капризов и отказов. Удивительно, но именно сейчас, стоя на коленях перед довольно улыбающимся Чонгуком, она понимает, что он никогда не был груб с ней, никогда не давил на нее, никогда не показывал своего недовольства. И даже сейчас он отнюдь не давит на нее, он лишь ждет и наблюдает, насколько далеко сможет она зайти. Но и Сэ И не хочет истерить, не хочет отказываться, не хочет сопротивляться. Она хочет подчиниться ему, и в голове чей-то совершенно незнакомый голос повторяет ей: «Сделай это, ты обязана подчиняться ему. Сделай это, порадуй его. Сделай это, так надо». Именно поэтому Сэ И лишь не сводит покорного взгляда с парня, который гладит ее по голове, словно дворняжку. Однако в этом жесте нет ничего унизительного — Чонгук просто успокаивает ее, словно говоря, что ничего неправильного и страшного не происходит сейчас. И Сэ И ему верит. Если бы не верила, то не стояла бы на коленях в нижнем белье и не смотрела бы снизу-вверх.