«Надеюсь, ты хотя бы помнишь мое имя, Тэхен», — говорит про себя, выбегая из женского туалета.

Сэ И

Что ты несешь, Сэ И?!

Зачем ты это говоришь?!

Тебе же страшно.

Какого черта ты продолжаешь нести чушь?

Зачем?.

Ты же видишь, как бледнеет его лицо, как разжимаются его кулаки… Ты же видишь, как меняется его взгляд.

Ты же знаешь, что такого Чонгука уже не остановить… Ты же знаешь, что пострадаете вы оба… Почему ослепленное обидой сердце запирает на замок разум? Почему ты позволяешь ему это? Остановись, пока не поздно…

— Ты ведь… ты же не… — говорит Чонгук, а взгляд его пустеет. — Ты же не натворила ничего, да? За тебя говорит обида, это не ты… — парень делает шаг назад, и образ стонущей возлюбленной возникает перед глазами. — Ты бы не смогла мне… с кем-то…

— Что? — теряется Сэ И неожиданной реакцией Чонгука.? — Я… я не…

Он неправильно ее понял?

Сэ И с ужасом понимает, что, возможно, Чонгук ее неправильно понял. Он увидел в ее словах намек? Но ведь она всего лишь хотела причинить ему боль, которую испытала сама. Она всего лишь хотела разозлить его. Сэ И не хотела подтолкнуть его на мысль об необдуманном поступке, совершенном в порыве гнева, обиды и злости.

Тяжелое молчание и пронзительный взгляд. Чонгук пытается найти ответ в глазах напротив, но они выражают лишь негодование.

— Знаешь, Сэ И, — начинает Чонгук, чувствуя, как кровь приливает к лицу, — мне надоело быть белым и пушистым. — Говорит внезапно низким голосом, снимая пиджак и резко бросая его на пол. — Я так устал от ванильной херни, девочка моя, — продолжает, акцентируя внимание на последних двух словах. — Я не мальчик на побегушках, понимаешь? Я мужчина. И я как искренне любящий тебя мужчина пытался тебе уступать, я пытался окружать тебя заботой, я не давил на тебя, Сэ И, я ничего от тебя не требовал. Сколько раз я говорил тебе, что люблю тебя? — стальной голос разрезает атмосферу в комнате, заставляя Сэ И попятиться назад. Золотые запонки летят вниз, манжеты расстегиваются, галстук натягивается на руку. — Тебе мало? Ты до сих пор мне не веришь? Стоило какой-то потаскушке подсыпать мне наркоту, так ты бежишь от меня? *****, Сэ И, ты ведь прекрасно понимаешь, что я был не в себе. Если бы я, *****, был бы в себе, был бы адекватен, я бы никогда и ни за что не прикоснулся к ней! — Чонгук резко повышает голос, пробуждая в девушке табун мурашек. — Ты прекрасно это понимаешь! Ты знаешь, что никаких чувств я к ней не испытывал, не испытываю и не буду испытывать. В тот день я не знал, кого и почему я трахаю, но я уперто верил, что это ты… Я уже извинился, извинился тысячу раз. Что ты еще от меня хочешь? Что?!

Удар спиной и головой о стену был бы болезненным, если бы не руки Чонгука, резко обхватившие Сэ И. Парень тяжело дышит ей в губы, пытается совладать с собой, но пока выходит плохо.

— Я хоть раз упрекал тебя в том, что у нас еще не было секса? Нет, ни разу. Я терпеливо жду и по сей день, потому что уважаю тебя как женщину. Женщину, которую безумно люблю. Женщину, которую прочу (Не нужно исправлять это слово по тысячу раз, ребят. Все правильно. Прочить значит предназначать, заранее определять кого-либо или что-либо в своих предположениях для чего-то.) себе в жены. Но ты… ты сейчас стоишь и нагло мне в глаза говоришь эти гнусные слова?! — вновь срывается Чонгук, заставляя Сэ И зажмуриться в страхе. — «Не подо мной, а под кем-то другим»? Да ни за что, *****! Ты меня слышишь?! Стой… А что же значили-то твои слова? Ох, детка, неужели ты успела раздвинуть перед кем-то ноги? Дрожишь? Молчишь? Неужели, правда? — полное безумие плескается в глазах Чонгука. Он собственнически сжимает женскую талию, вдавливая Сэ И в стену. — А давай проверим? — спрашивает, неожиданно разрывая на части белую блузку. — Шея чистая, плечи и ключица тоже… Как же вы сексом-то занимались, милая моя? Ну-ка, пошли дальше… — Сэ И плачет, сгорая от стыда. Чонгук резко поднимает ее на руки, бросая на кровать. Замок на брюках слетает, и парень резко дергает их вниз, отправляя вещь в дальний полет. Нависая над плачущей девушкой, он внимательно рассматривает ее тело. — Живот чист, кожа нежная, как лепесток розы. Где же засосы? Где укусы? Что так? У него не встал? Или же вы предусмотрительно делали «это» нежно и аккуратно? А, Сэ И? — спрашивает, зная, что не получит ответа. Сэ И пытается сопротивляться, но сильные руки против воли раздвигают ее ноги. Чонгук ловко устраивается между ними, придавливая Сэ И своим весом. Он самодовольно улыбается, ведя ладонью по женскому хрупкому бедру, быстро и совершенно неожиданно для Сэ И снимая ее белье. Громкий вскрик пронесся по комнате. — Чувствуешь это? Знаешь, что это? — шепчет в ухо плачущей девушке. — Знаешь. Это, — говорит, слегка надавливая на девственную плеву, — достанется мне. И только мне. Почему? Потому что ты моя и ничья больше. Хотела, чтобы я представил тебя под кем-то другим? Ни за что, малышка. Раздвигать ноги ты будешь только передо мной, сосать ты будешь только мой член и трахать тебя буду только я и никто больше. Тебе ясно? — Сэ И коротко кивает, поджимая ножки, когда Чонгук вытаскивает оттуда свой палец и медленно его облизывает. — Это, — проводит носом по шее и ключицам оставляя багровеющий засос, — это, — грубо сжимает аккуратную грудь Сэ И, слизывая дорожки слез с ее лица, — это, — ведет ладонью к промежности, нежно поглаживая ее сквозь ткань кружевного белья, — все мое. Детка, ты стала моей уже очень давно и окончательно. Увижу тебя с другим, убью его, тебя и себя. Да, малышка, я предпочту видеть тебя мертвой, чем под кем-либо другим. Это не сопливая мелодрама. Это реальная жизнь. Это моя любовь к тебе.

— Юнги, пожалуйста, перестань, — говорит Наен, пытаясь избежать прикосновения горячих губ к своей шее.

— Не могу, — отвечает, горячо выдыхая в чувствительную область шеи девушки. — Мне мало, а значит, нужно еще.

— Но, Юнги, пожалуйста…

— Тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что ты чертовски горяча?

— Да, к сожалению… — отвечает Наен, уже не сдерживая слез и выбегая из комнаты.

Юнги озадачен. Парень никак не может понять, что сделал не так. Даже нервное почесывание головы не помогает. Пожав плечами, он решает пойти вслед за Наен и выяснить причину слез.

— Нет, отец, нет! — повышает голос Намджун, пугая этим своего шофера. — Она жутко красивая, отец, но такая тупая. Здесь даже красивое лицо и фигура 90-60-90 не сработают. И что я буду делать? Я же не могу заклеить ей рот, если ей вдруг захочется поговорить во время исполнения супружеского долга. Я не могу попросить ее не раскрывать рта при мне. Ибо, пап, я такой чуши еще никогда не слышал. Как ты мне предлагаешь прожить с ней хотя бы год? Да я же умру от ее тупости. Или же она пустит в меня когти, и я отупею под ее влиянием.

Свидание, прошедшее два дня назад, повергло Намджуна в шок. И вот такую вот девушку с куриными мозгами предлагают ему в жены? Его отец хочет его убить? Его отец жертвует им, потому что старая дружба важнее сына?

— Я знаю, что он твой друг. Получается, он продает мне свою дочурку? Он ведь понимает, что я могу «внезапно» захотеть и взять ее. Ему как бы пофиг, что его дочурку будут потрахивать на стороне? Мне плевать, что этот брак фиктивный. Секса мне все равно захочется, — констатирует факт Намджун и просит шофера остановить у ресторана. — Ох уж этот Ли…

Работник ресторана, в котором Намджун является частым посетителем, приветливо встречает его, указывая на свободный столик. На пути к нему парень замечает знакомую копну волос. Девушка. Намджун обреченно вздыхает и радуется тому, что сидит она к нему спиной. Книжка в ее руках немного удивляет парня так же, как и удивляет ее спокойный и совершенно не похожий на себя голос, когда официант вежливо кланяется, оставляя на столике счет. Девушка по фамилии Ли мягко улыбается котенку через стекло ресторана и спешит покинуть помещение, на ходу доставая деньги для покупки мягкой булочки в булочной напротив. Котенок очень хочет есть.