Похоже, один только Крученый помнил, что дело еще не сделано. Он взял деревянный сундучок, надел рукавицы, соскользнул по веревке к подножию стены, взял Серебряный Клин из мертвых рук Ворона… Забравшись назад, он поставил сундучок у ног Душечки, потом подошел ко мне и, не глядя в глаза, проговорил:

– Скажешь ей, что я выхожу из игры, Кейс. Скажешь, что я больше не могу. Сломался. – Он побрел прочь.

Может, хотел посмотреть, что стало с тем его братом, который ушел с Вороном и не вернулся. Не знаю. Больше мы его никогда не видели.

У меня язык не поворачивается винить его за это.

Смед поправил последний камень в пирамидке, сложенной на могиле Старого Рыбака. Слезы на лице давно подсохли. Утихла бессильная злость. Конечно, несправедливо, что старика, сумевшего уцелеть в схватке с самыми отъявленными мерзавцами, съехавшимися в Весло чуть ли не со всей Империи, напоследок достала холера. Но в этом мире нет справедливости.

А если бы она была, сейчас здесь стоял бы Тимми Локан, а не Смед Стах.

Смед вздохнул и поплелся по дороге, ведущей в Розы.

Спустя год он уже был там уважаемым членом общества, владельцем большого пивоваренного завода. Он ни в чем себе не отказывал, но жил без глупой показухи, которая могла привлечь к нему ненужное любопытство. Он никому и словом не обмолвился о своей истории.

Ни одной живой душе.

Сколько бы раз я ни ходил вокруг, дыра в пространство, приготовленная деревом-богом между двумя вселенными, выглядела все так же.

Просто полотнище из черного шелка, повисшее в ярде над землей. Третьего измерения оно не имело.

Душечка бросила туда сундучок с Серебряным Клином; он растаял бесследно. Потом мы вдвоем сколотили что-то вроде гроба, куда сложили то, что осталось в большом котле, который кипел на костре целую неделю, пока не выкипел досуха. Этот ящик последовал за сундучком, после чего черное полотнище исчезло, словно ловкий фокусник смахнул его своим рукавом.

Потом мы почистились и помылись. Как мне показалось – в первый раз за долгие годы. Душечка привела меня в какое-то строение, напоминавшее большой курятник, одно из тех, что долгие годы служили убежищами подпольщикам и ребятам из Черного Отряда. Очаровательное местечко. Черт знает через что пришлось пройти тем ребятам. В том числе и через этот вонючий кроличий загон… Я мысленно пожелал им всем лучшей доли. Где бы они ни находились.

Там с нами наконец произошло то, чего не могут избежать мужчина и женщина, оставшись наедине. После этого она надела платье простой крестьянки, без кольчуги и меча.

– В чем дело? – спросил я.

– Белая Роза умерла, – ответила она. – Для нее теперь нет места в этом мире. Она больше не нужна.

Я не стал спорить. Зачем? В общем-то я никогда не сочувствовал Движению.

Потом мы попросили Праотца-Дерево доставить нас на мою старую ферму, где мы могли бы ознакомиться с последними достижениями в картофельной индустрии. Никаких более удачных мыслей нам в голову не пришло.

Больших изменений там не было, если не считать того, что люди, которых я знавал прежде, заметно постарели.

Наши внуки не верят ни единому слову из того, что мы порой им рассказываем.

Но они с наслаждением расквасят нос любому, кто только посмеет вякнуть, что их старики врут занудно.