«Приидите, соберитеся…» Приидите, соберитеся, В благочестии пожившии, О душе моей восплачите, Отчужденней Славы Божия И работавшей с рождения Студным демонам со тщанием. Ныне убо время тяжкое, Яко дым живот кончается, И предсташа Божьи Ангели, Посланные от Создателя, Мою душу окаянную Взять немилостивно ищуще. Се предсташа духов множество, Держат грех моих писание, И души безстудно ищуще, Все зовут, зело лукавые, Моея зовут души. 1989 п. Кярово «Наброшу мантию свою…»
Наброшу мантию свою, Свечой лампаду затеплю я И воздохну, как воспою: Аллилуйя. Взывайте к Богу моему, Уединение целуя. Свеча разгонит в келье тьму. Аллилуйя. Слова святые как печать. И я шепчу у аналоя: – Спаситель, зри мою печаль. Аллилуйя. Ночная птица за окном Кричит тревожно, гибель чуя, Но я твержу, твержу одно: Аллилуйя. Душе́ моя, душе моя, Не возропщи в годину злую. Да пощадит нас Судия. Аллилуйя. 31 июля 1989 п. Кярово «Припади, душе́, к Отроковице…» Припади, душе́, к Отроковице, Пред Ея иконой воздохни. Тобой душа моя живится, Вонми, не оттолкни. Пред иконой кроткая лампада Напояет душу тишиной. Моя Нечаянная Радость, Услыши голос мой. Радуйся, Надеждо безнадежных, Радуйся, Рожденная сиять. Тобой да оправдится грешный, Да оправдаюсь я. Смотришь молчаливо, без укора, Благодарно пред Тобой стою. Покрый пречистым омофором Святую Русь мою. 31 июля 1989 п. Кярово «И снова я один, как дерево зимой…» И снова я один, как дерево зимой, Метель кусты сугробами завалит. Пока еще дрожит листок последний мой, Но знаю я: и он меня оставит. Ну что ж, лети, лети на белый мех, Быть может, хоть себя от дум избавишь. Отныне я познал, что ты вернее всех, Но что мне от того, коль отпадаешь? Оставит ночь к утру звериные следы, И волчий вой замрет перед рассветом. Нет и листа на мне, какие уж плоды, Душа, как в иней, саваном одета. И той порой, холодною порой, Еще студеней будет от разлуки. И ты, и ты, и ты уж не со мной, К кому теперь протягивать мне руки? Но как бы я ни мерз, но как бы я ни стыл, Весенний дух коснется, оживляя. И отряхну тоску, и новые листы Зашелестят, отпавших поминая. 8 июня 1990 п. Кярово «Блажен, кто Истину не продал…» Блажен, кто Истину не продал, Блажен, кто в Правде устоял. Речь не о вас, певцы свободы (И не о нас, душе моя). Увы, увы! Хвалиться нечем И тем, и этим, и другим. Одни и те же лица, речи, Один и тот же праздный гимн. А ты, поэт? О чем вещаешь, Держа плакатный матерьял? К какой свободе призываешь, Свою свободу потеряв? Кому витийствуешь в угоду? Иль одолел тщеславья червь? Что за глаголы шлешь народу, Народом величая чернь? Почто во всем великолепьи Десницу к небесам воздел? И я, понятно, не за цепи, Но за свободу от страстей. Безстрастие – удел немногих, Познай, зовущий в никуда: Свобода истинная в Боге, Она – Христом и для Христа! Поэт – кто, суету отбросив, Перечеркнет плотское «Я». Поэт – всегда хоругвеносец На крестном ходе бытия. С тех пор, как Бога позабыли, Народы шествуют во лжи. И люди Истину разбили На много правд – своих, чужих. И мыслят страстные поэты, Хотят друг друга побороть. Но Истина не будет чьей-то: Она для всех, Она – Господь. И если Бог святую лиру В перста избранные вложил, Не оскверни служеньем мiру – Ему, Единому, служи. 27 марта 1991 г. Печоры «Ах, как я долго плыл…»
Ах, как я долго плыл Без Кормчего и вёсел, Болталась по волнам Разбитая ладья. Ни щепки под рукой, И я́коря не бросить, До дна наверняка Достать мог только я. Ах, как она ждала, Холодная пучина. Ах, как она звала, Ласкаяся к бортам, Но я с пеленок был Великий самочинник, Взирал на облака, Ища спасенья там. Вода прощала мне Мое остервененье, Когда приго́ршней брал, Вычерпывая вон. Но я не принимал Пучинного смиренья: Не окажись ладьи – И смерть со всех сторон. Молился ли тогда? Наверное, не помню. Глядел за горизонт – Бездумно, просто так. Но Парусник пришел, И я тогда не помер. Пристанем ли теперь? …И снег, и шторм, и мрак. 10 апреля 1991 г. Печоры |
