– Неужели? – Шлеван посмотрела на него, как учительница на третьеклашку. – Если это связано с биологией, то, возможно, это индивидуальные особенности. А что, если у них есть эти формулы, потому что они, как полагает доктор Варма, создали их своими телами и тем, что делает их Плиганами? До сих пор они были рады показать нам все, что производят, но показывали ли они нам, как здесь все это производится на самом деле? Мы видим результаты. Возможно, они не хотят делиться этим процессом, и я не думаю, что мы имеем право спрашивать. За прошедшие годы Сектилии много узнали о том, что возносит науку на такой уровень. Причина нашего нынешнего кризиса заключается в том, что сквиллов против нас использовали такими способами, которые непосредственно связаны с этим видом высокомерия.

Алан нахмурился:

– Думаю, здесь запахло мелодрамой.

– А что, если единственный способ спасти Сектилиус заключался бы в удалении вашего жизненно важного органа, доктор Берген? Того, который только вы один во всей вселенной могли бы вырастить? Вы были бы счастливы отдать мне свою печень для науки, чтобы Сектилии смогли выжить?

– Я не говорю о том, чтобы причинять кому-то боль!

Джейн взяла его за руку и одарила взглядом, в котором читалось, что ему нужно успокоиться или хотя бы немного сбавить обороты. Он глубоко вздохнул, досчитал примерно до семи и уже более спокойно сказал:

– Я никогда не оправдаю причинение боли во имя науки.

Шлеван подняла глаза и отвернулась от него.

– Я слышала, как вы как-то утверждали, что потребности многих важнее потребностей нескольких или одного.

Он открыл рот, мозг кипел, пытаясь подобрать перевод для понимания того, что она сказала… и он вдруг вспомнил. Это была шутка. Цитата из… эм… мать твою, из чего же…. Что толку объяснять, что это была цитата из фильма, когда Сектилии не смотрят фильмов, или телевизор, или даже долбаные спектакли? По правде, Сектилии вообще не понимают человеческого юмора. Они воспринимают все слишком буквально.

– Уверена, что это просто недопонимание, – сказала Джейн. – Шутки – это культурная особенность, с которой мы должны быть осторожны. Никто никому не причинит боль. Мы возьмем с Плиги только то, что нам дадут, без принуждения. Даже сейчас я изо всех сил пытаюсь придумать способ отблагодарить Плиганов за всю работу, сделанную ими на нашем корабле.

– Они попросили что-нибудь конкретное? – спросила Аджайя.

– Нет. Но мы не можем взять и улететь, не дав им что-нибудь взамен.

Аджайя, казалось, задумалась.

– Разрешите внести свое предложение? Они заинтересованы в генетическом разнообразии. Мы могли бы дать им образцы растений с Зеленой палубы.

– Неплохо для начала, – кивнула Джейн. – Да. Мне нравится эта идея.

– Как будто подарить Альберту Эйнштейну карандаши, чтобы он писал свои уравнения, тебе не кажется? – спросил Алан.

Аджайя закатила глаза.

Джейн одарила его еще одним из своих взглядов.

Теперь Алан смотрел спокойно.

– Хорошо. Прости. Это было грубо. Даже я это понимаю. Я тоже не знаю, что им дать. Может, они ничего не ожидают взамен.

«Фу. Не очень-то просто так говорить», – подумал Алан. Эти приятные манеры как заноза в заднице.

– Честно говоря, я и не думаю, что ожидают, – сказала Джейн. – Мне кажется, они помогают нам из доброты.

– Как и Сектилии, они еще, похоже, и приветливые, – заявила Шлеван с выражением, очень напоминавшим гордость.

«Да-да-да, опять какая-то фигня».

Они добрались до конца прохода. Гили стоял снаружи и размахивал руками:

– Помедленней! Входите, сюда! Входите!

Люк был открыт, и они нырнули внутрь в конце группы. Пока все его спутники забирались в корабль, Алан осматривался. Неужели он действительно видит то, что думает?

Это был органический корабль.

Он вырос.

Видя издалека его внешнюю оболочку, Алан думал, что это просто обшивка корпуса, такая же, которую они наносили на «Спероанкору», но это было совсем не так. Он подошел к одной из внутренних строительных балок. Кора. Балка из коры. Она напоминала ветку. Большинство внутренних стен были прозрачными, похожими на те, что они видели на деревьях выше. Полы тоже выглядели почти прозрачными. По всему кораблю тянулись канатовидные ветви, а может, корни, похожие на трубы. Алан предположил, что внешняя и внутренняя обшивка сделана не из пластин, как на их корабле, а из преобразованных листьев.

Ни хрена себе.

Он взглянул на Джейн. Как и все остальные, она смотрела с широко распахнутыми глазами и раскрытым ртом.

– Это декорация или часть структуры? – спросила она у Гили, положив руку на черную, упругую кору.

– Это Существование, – прозвучал глубокий, резкий голос за спиной.

– Хуна! Привет. Я показываю Другие Побеги. Джейн спрашивала о тебе. Она будет счастлива с тобой встретиться, – сказал Гили.

Джейн повернулась и искренне улыбнулась.

– Хуна, очень рада вас видеть. Слышала о вас много хорошего.

Горло Хуны затрепетало.

– Гили с Бигу и многие другие часто говорили обо всех вас. Хотел встретиться с вами лично. Я слышал, что вы шли сюда, поэтому решил присоединиться. Я часто сюда прихожу.

– Я рада, что вы пришли, – ответила Джейн. – Для нас это настоящее чудо. Ну, этот корабль. Интересно, понимаете ли вы, насколько это необычно. Мы никогда не видели ничего подобного.

Гили и Бигу тихо застрекотали.

Хуна окинул взглядом интерьер корабля и произнес:

– Такие корабли многократно служили нашему народу, много раз спасали нас от вымирания, прежде чем мы придумали использовать Укрытие.

Джаросс подалась вперед:

– Это не ваш первоначальный мир, не ваша родина?

– О, нет, – ответил Хуна. – Мы очень древние. Мы много раз менялись из поколения в поколение и были вынуждены населять новые миры уже семь раз. Это наш восьмой мир.

Аджая коснулась ближайшей стены, как будто ожидала, что у нее есть пульс.

– Но как началась эта связь с Существованием? Вы знаете хоть что-нибудь о происхождении ваших симбиотических отношений?

Хуна шагнул в сторону и ответил:

– Дело в простой взаимной необходимости. Наши первобытные предки нуждались в убежище от хищников и плохой погоды. Существование природным путем создало широкие поверхностные корни, которые обеспечили это убежище. Это принесло пользу обеим популяциям. Деревья получали питательные вещества из экскрементов моих предков, а те, кто жил вокруг деревьев, с большей вероятностью выживали. Когда связь между ними усиливалась, каждый вид менялся, чтобы соответствовать другому.

Существование начало формировать углубления, которые обеспечивали лучшее убежище. Первым примером этого было не что иное, как непредвиденная мутация, принесшая пользу. Мои предки начали взбираться на Существование, и многие из них выжили и произвели потомство. Деревья, образовывавшие многочисленные углубления, особенно на больших высотах, служили жилищем для крупной популяции этих Протоплиганов и могли расти быстрее. Их облюбовали наши архаичные прародители, которые проводили все меньше и меньше времени на земле. Поверхности углублений – и, наконец, камер – становились все более универсальными. Кора деревьев на этих участках истончалась, становясь почти корнеобразной, что позволило поглощать отходы и время от времени источать сок. Наши предки начали питаться соком. Вскоре он стал их единственным диетическим ресурсом. Они развивались. Становились умнее. Этот процесс продолжался, и каждый вид усовершенствовал другой, улучшая свои шансы на выживание, пока Протоплиганы не обрели интеллектуальную способность сознательно управлять Существованием.

Слушая его речь, Аджайя выглядела задумчивой, рукой она все еще опиралась о стену.

– Но не на генетическом уровне? – спросила она.

Хуна слегка наклонился вперед:

– Нет, пока нет. Это заняло бы гораздо больше времени. Да и не могло такого быть до того, как первые Плиганы узнали от Кунабул, что подобные структуры стали возможными.