— Ладно, уговорил, — улыбнулась она. — Есть, и даже лучше, чем прежде, — усовершенствованный вариант. Садись и не бушуй, сейчас налью.

Сашок послушно уселся в кресло с видом ребенка, которому пообещали большую вкусную конфету, если он будет хорошо себя вести в течение ближайших пятнадцати минут.

Иванна подошла к шкафу, заставленному банками и бутылями, и выбрала из них одну.

— Че-то цвет другой, — любопытно заметил Сашок, видя, как она наполняет бокал жидкостью цвета разбавленного молока.

— Я же сказала: усовершенствованный вариант. Потому и цвет изменился, — просветила его Карамазова.

Саша довольно кивнул и залпом опорожнил бокал. На мгновение глаза его закатились, тело растеклось по креслу, раздался короткий всхрап, и клиент снова открыл глаза.

— Заснул я, что ли? — Он недоуменно огляделся по сторонам.

— Да нет, лишь глаза закрыл на минутку, — успокоила клиента Иванна.

— Да? А мне показалось, что надолго вырубился. Устал я очень, — сконфуженно оправдывался парень. — Слушай, а ты кто?

— Я? — поддельно удивилась ведьма. — Я врач-психиатр, принимаю на дому.

— Психиатр? — непритворно испугался гость. — А че это я к тебе… то есть к вам пришел?

— Вы жаловались, что постоянно нервничаете. И в памяти у вас выпадения.

— Да, — согласился Сашок. — Я и впрямь че-то не все помню…

— Я дала вам успокаивающее, чтобы вы не нервничали.

— Да, я и впрямь че-то спокоен как удав. Хотя ничего и не помню…

— Совсем ничего? — обеспокоенно спросила Иванна.

— Ну… Помню, что вчера с девушкой познакомился, — начал перечислять Сашок. — Помню, встреча у нас сегодня. Кто я, помню, чем занимаюсь… А вот как пришел сюда и зачем — дыра.

— Это ничего, главное — не нервничайте по этому поводу.

— Да я и не нервничаю. Я в прекрасном настроении. Вы, видать, хороший того… врач. — Он явно трусливо избегал страшного слова «психиатр». — Напомните только, я вам заплатить не забыл?

— Забыли, — признала Карамазова, протягивая руку за деньгами. — Если будут проблемы, приходите в любое время.

— Обязательно. Спасибо вам, доктор.

Проводив обезвреженного Сашка, Карамазова набралась храбрости и посмотрела на себя в зеркало прихожей.

«Нет, не шестьдесят. И даже не сорок…»

Но с двадцати она перескочила на «сильно за тридцать». В черные волосы вкралась седина, черты заострились, лицо, треснувшее морщинами, стало жестким и злым, и в пожаре ее желтых глаз появилось нечто путающее, плотоядное, как у хищного зверя. Это новое лицо было ей неприятно. Однако она ожидала худшего. Неужто за пытку и убийство Артемия ее состарили только на пятнадцать лет? Что смягчило приговор? То, что убила его не она, а Алена? То, что она дала ему шанс выжить и величина этого шанса зависела исключительно от его собственных качеств — от того, способен ли он поступить по-другому. Но ведь она заранее знала: нет. И Алену постигнет судьба всех его женщин — предательство в особо тяжелой форме.

Впрочем, Алена могла бы его и не убивать. У каждой женщины бывает в жизни момент, когда, подвернись ей под руку пистолет, она выстрелила бы не задумываясь. Но пистолет оказывается под рукой далеко не у каждой.

Как ни крути — убийца она, Карамазова. И пытаясь выйти из ситуации с гордо поднятой головой, она поступила еще хуже: подставила девушку, испортила ей жизнь. Ее, наверное, уже арестовали, увезли…

А может, еще нет?

Ведьма заметалась в поисках радиотелефона. Изгрызенная трубка лежала на подстилке Рэтта, очевидно, он снова принял ее за кость. Ладно, лишь бы работала!

Телефон исправно загудел. Она спешно вдавливала кнопки, набирая намертво врезавшиеся в память семь цифр и молясь про себя, чтобы у Алены был шок, обморок, что угодно — лишь бы она еще не успела вызвать милицию и покаяться в совершенном преступлении.

Ту-у-у-у-у, ту-у-у-у-у… — послышались долгие гудки.

— Але, — раздался нежный полудетский голосок.

— Алена, это ты?

— Я. А кто это? — безмятежно поинтересовалась она.

Прозрение окатило ведьму холодной водой.

— Артемий дома? — спросила она сурово, злясь на себя за то, что угодила в собственную ловушку.

— Артемий Курников здесь больше не живет.

Я тебя предупреждала: видения кажутся абсолютно реальными! — вспомнила она свои собственные менторские слова.

«Дура, я ведь на самом деле поверила, что убила Тёму!»

— Артема тут нет и не будет!

Нужно было сделать галлюцинацию «Qui vivra verra» похожей на расплывчатый пророческий сон. Пожалуй, напиток и впрямь стоит усовершенствовать, во избежание путаницы между реальностью и возможностью…

Ведь это совершенно разные вещи!

— Артем съехал от меня почти месяц назад.

Как она сразу не догадалась — ведь графин с зельем был пуст? Впрочем, как она могла догадаться, ведь она думала, что отдала его Алене…

— И перестаньте звонить сюда! — Алена явно намеревалась бросить трубку.

— Подождите! — вскрикнула Иванна. — Это звонит его бывшая девушка Тома. Я знаю, вы до сих пор любите его…

— Вот уж нет, — безразлично заявила ее собеседница. — Ни капли.

— Но он вас любит!

— Ничего подобного. Он дурной какой-то… Месяц назад вдруг вспомнил о девушке, с которой встречался раньше. И просто помешался на ней. Иванна ее зовут. Ей теперь и трезвоньте.

Карамазова молча сбросила звонок. Ее руки дрожали. Она стремглав кинулась в комнату, подбежала к рабочему столу:

— Бабушка моя, я схожу с ума… — выдохнула ведьма.

Две восковые фигурки — Тёмы и Алены — лежали на том же месте, где она их оставила, целые и невредимые — без дыр от иголок. Две иглы: красная — любовь, синяя — холод, валялись рядом, без следов воска на острие.

Иванна не совершала ритуала!

Почему же Алена охладела, а Артем воспылал страстью?

Существуют ведьмы, которым достаточно посочувствовать больному, чтобы тот выздоровел, и достаточно осудить злодея, чтобы он был наказан… — напомнила ей бабушка Ева. — Но вряд ли ты когда-нибудь…

— Неужели я способна на такое?! — поразилась колдунья.

Впрочем, это только легенды…

Однако «больная» выздоровела от любви! А «злодей» наказан любовью! С тех пор прошел месяц. Тёма вот-вот появится здесь…

Словно отзвук ее мыслей, длинно звякнул дверной звонок.

Но она не спешила открывать «жениху».

Взяв зеркальце со стола, ведьма заново изучила свое изуродованное годами лицо.

— Если я не убивала его, отчего я состарилась на целых пятнадцать лет? — испуганно спросила она себя.

Если в перспективе они собирались натворить столько подлостей, значит, они уже сейчас падлы и бью я их вполне заслуженно, — ответил ей убежденный голос Сашка.

И ему нельзя было отказать в своеобразной логике.

— Вопрос лишь в том, — криво улыбнулась Карамазова отражению, — кто наказал меня за злонамеренность? Господь? Или я сама?

— Вот такая история… — окончила Карамазова и затушила сигарету в пепельнице. — Не веселая, но весьма поучительная.

— Так чем же все окончилось? — нервно спросила Могилева. — Я что-то не поняла. Бывший жених пришел к тебе вчера и…

— И ушел. Ему предстоит долгий-долгий путь.

— А что с ним будет дальше?

— Он женится на Томе, чтобы притупить не проходящее чувство вины.

— А тебя Бог состарил за то, что ты хотела убить его?

— Нет, Наташа. Если бы я действительно хотела убить Артема, он был бы мертв…

Ведьма подошла к бесснежному темному окну, постучала пальцем по стеклу, и в ту же секунду, словно рыбки на зов хозяина, к ее пальцу поплыли с неба белые снежинки.

— Бог поступил со мной иначе — он наделил меня даром осуществлять свои желания, — произнесла она. — Мне достаточно захотеть чего-то, и это станет явью. Но мысли и желания — не одно и то же. Формулируя в уме мечты, мы зачастую хотим совсем иного. Иногда прямо противоположного. Я приняла решение убить Артема. Но в глубине души не хотела ни погибать сама, ни убивать его — я жаждала справедливости. И я получила ее! Алена разлюбила и избежала страданий, Тёма раскается, а я… наказана. Я сама вынесла себе приговор — пятнадцать лет лишения жизни, потому что хотела быть наказанной с того самого первого дня, когда убила главного режиссера, до того часа, когда признала за собой право убивать. Вина — вот ампула с ядом, которая была зашита в моем сердце.