— Чушь, — говорю я.

Зи вздыхает, опускает руку в карман и вытаскивает маленький MP 3-плейер. Он нажимает на кнопку воспроизведения, и комнату наполняет звук моего собственного голоса.

«Муркрофт мёртв».

Пауза, затем громкий выдох.

«Контрольный выстрел?» — звучит шероховатый, с ирландским акцентом голос Шеймуса.

«Да».

«Хорошо». — Я слышу, как открывается и закрывается ящик. — «Я не знаю, что задумал Муркрофт, но наверняка следует чего-то ожидать. Он не глуп. Вот паспорт и твой билет на самолёт. Улетай в Нью-Йорк. Открой клуб и заляг на дно до тех пор, пока я не скажу иначе. Мне не нужно, чтобы тебя арестовали».

Зи нажимает на кнопку, и запись обрывается. Мой палец резко перемещается на курок. Я помню этот разговор в кабинете Шеймуса, так что, либо Шеймус меня предал, либо кто-то нас прослушивал. Шеймус никогда бы меня не предал. Я знаю, что он бы так не поступил.

— Ты убьёшь меня, но мои люди тут же отправят это прямиком в МИ5, — Зи ухмыляется. Вот дерьмо!

— Чего ты хочешь? — стиснув зубы, спрашиваю я.

Его ухмылка становится ещё шире, и мне хочется рассечь её от уха до уха.

— Ну… — он хлопает перед собой ладонями. — Ты в курсе, что я работаю в секс-бизнесе.

Я знаю, что он продаёт девушек из Мексики. Я не совсем согласен с этим, но и не ожидаю, что мои клиенты будут добропорядочными гражданами. Меня всегда мучил вопрос, почему он готов платить такие бешеные деньги за моих девочек, когда у него есть свои собственные. Скорее всего, насилие рано или поздно приедается.

Зи прищуривает свои маленькие глазки.

— Как ты уже наверняка догадался, у меня есть определённые контакты, которые и сообщили мне об этой маленькой операции Шеймуса. Поэтому я начал пользоваться услугами твоих девочек. Хотел собственными глазами увидеть, чем ты занимаешься. Должен сказать, — он выгибает брови, — ты меня ни разу не разочаровал. Я трахал твоих девок, Эзра. Я бил их так, что они должны были сломаться, и, да, они кричали и плакали, но этого следовало ожидать. А на следующей неделе они были как новенькие. Угодливые, послушные. — Его глаза начинают восторженно блестеть. — Ты хоть представляешь себе, сколько могут заплатить за таких рабынь?

— Мои девочки — проститутки. Им платят, и они сами выбрали эту работу. Они не какие-то грёбаные рабыни, — рычу я. Речь идёт о моём бизнесе. Никто из моих девочек не работает против собственной воли. Им хорошо платят. А по каким причинам они решили взяться за это — мне плевать. Это уже не мои проблемы.

— Но они могут быть рабынями, — пытается увещевать меня Зи. — Миллионы. Столько они будут стоить.

— Они не продаются.

— Тогда подготовь моих девочек, — он пожимает плечами. — Ни у кого нет такого первоклассного товара, как у тебя. Они такие выносливые, но одновременно такие хрупкие! — он закрывает глаза, качая головой. — Это прямо-таки вид искусства, честно говоря. Присоединяйся ко мне. Я заработаю тебе кучу денег — с мафией ты столько не заработаешь.

— О, избавь меня от своих профессионально-этических комментариев. Я тоже не продаюсь. Так что, либо сдай меня властям, либо убирайся из моего офиса.

— Я не хочу сдавать тебя, Эзра. Ты куда полезнее мне здесь, чем за решёткой. Это, — он помахивает передо мной плейером, — всего лишь гарантия, чтобы убедиться, что ты не убьёшь меня. Ты простишь меня за то, что я не доверяю твоей репутации, но ты бизнесмен, и я уверен, ты отлично представляешь себе все плюсы работы со мной. — Он хлопает в ладоши. — Как бы там ни было, я оставлю тебя, чтобы ты смог подумать над этой маленькой потенциальной сделкой.

— Мне не нужно думать об этом. — Я снова поднимаю пушку.

Он прищуривает глаза.

— Ты мне нравишься, Эзра, но не провоцируй меня. Я могу забрать у тебя всё, если придётся, и я это сделаю. — На его лице вновь расползается улыбка. — Я дам о себе знать.

Он встаёт и уходит; всё это время я держу его голову на мушке.

— Блять! — Я сбиваю со стола бутылку виски, и она разбивается о стену. Джонти так и стоит у двери с мрачным видом. — Набери мне Шеймуса.

Эви

Когда я добираюсь до своей квартиры, часы показывают половину девятого. От влажного зимнего ветра, прорывающегося между зданиями, мои щёки покраснели, а пальцы потеряли чувствительность от холода. Поворачивая за угол, я неуклюже вожусь с ключами, но замираю как вкопанная, когда замечаю у своей двери двух полицейских. Моё сердце пропускает несколько ударов, а затем пускается в бешеный галоп. Я уговариваю свои ноги сдвинуться с места, но они предают меня, оставаясь словно приросшими к земле. Они пришли за тобой, Эвелин. В сознании непроизвольно всплывают воспоминания обо всех тех мужчинах, от которых я избавила этот мир. Полиция никогда не поймёт того, что я делала это во имя справедливости. Мои руки трясутся от страха, из-за чего позвякивают ключи. Этот шум привлекает внимание полицейских, и они оборачиваются на звук. Я сглатываю ком в горле. Приказываю себе дышать. Заставляю себя улыбнуться, чтобы выглядеть невинной. Так оно и есть.

Ты выглядишь как шлюха. Как грязная маленькая грешница. Они всё увидят, Эвелин.

Я делаю вдох как раз в тот момент, когда один из полицейских показывает свой значок.

— Я лейтенант Прескотт. Это офицер Кит. Вы Эвелин Райт?

Я пытаюсь прочесть что-то по выражению его лица. Это точно не злость. И не обвинение. У меня обрывается сердце, падая в моё грешное нутро. Я тяжело сглатываю слюну, чтобы как-то побороть сухость во рту и вернуть себе способность говорить.

— Да, — звучит мой шёпот.

— Мы вынуждены попросить вас проехать с нами в участок.

— Зачем? — всё, что я слышу, это громкое биение сердца в моих ушах.

— Ханна Райт — ваша сестра?

Я медленно киваю, и тут на его лице отражается сочувствие.

— Мне жаль, мисс Райт, — он подходит ближе ко мне и кладёт свою ладонь на моё плечо, — но по нашим предположениям Ханна мертва. — Такое чувство, будто мне в грудь воткнули ржавый нож. Я не могу дышать. Не могу пошевелиться. — Мне очень жаль, — говорит полицейский, не убирая руки с моего плеча. — В силу обстоятельств её смерти, мы вынуждены просить вас проехать с нами, чтобы опознать тело.

Вдоль позвоночника пробегает ледяной разряд, и моё тело начинает трясти. Я киваю, и второй полицейский кладёт свою ладонь на мою поясницу, чтобы вывести меня обратно на улицу.

Я знаю, что она мертва. Я чувствую это.

Я никогда не верила в то, что членов семьи действительно приводят в морг для опознания тела. Мне казалось, это лишь такой драматический ход, используемый в криминальных телешоу и фильмах. Но вот я стою и смотрю на чёрный мешок на молнии. Офицер Прескотт стоит рядом, положив руку на моё плечо, а коронер тем временем расстёгивает мешок. Её кожа влажная и серая, тёмные волосы спутались, а остекленевший взгляд устремлен в небеса. Мгновение, и я зажмуриваюсь. К горлу подкатывает тошнота, и мне приходится сглотнуть несколько раз, чтобы сдержать её.

Я подхожу к металлическому столу. Офицер следует за мной — боится, что в любой момент я упаду на бетонный пол. Ему никогда не придёт в голову, что я, вероятно, видела больше мёртвых тел, чем он за всю жизнь, но это… ни один покойник не оказывал на меня такого воздействия, как она. Эта безжизненная груда плоти — моя сестра. Эти губы шептали мне секреты, эти руки дарили мне утешение. Она единственная, кто понимал весь тот ад, через который я прошла. Она тоже была там, и она сбежала из него вместе со мной, а теперь её не стало. Единственного человека, которого я когда-либо любила. Единственного человека, которому было не плевать — не плевать на меня. На глаза наворачиваются слёзы, и ещё один кислотный ком обжигает моё горло. Я смотрю на неё, и всё вокруг затуманивается, когда всплывают воспоминания.

Ханна цепляется за меня, всё её тело трясётся от рыданий.