Он оставил меня, как и грязную, заразную шлюху только что. Я пристально смотрю, как он выходит через дверь. Он трахает меня, а затем игнорирует. Ярость наполняет мою грудь. Я встаю, хватаю его ключи со стола и следую за ним по коридору.

— Ты не можешь меня здесь оставить, — кричу я.

Эзра резко останавливается, и я почти врезаюсь в него. Он поворачивается и прижимает меня своим огромным телом.

— Когда же ты запомнишь, милая? Я буду делать то, что захочу, а ты будешь слушаться или страдать от последствий.

Моя кровь превращается в обжигающую вены лаву. Я чувствую, будто вот-вот вспыхну огнем. Ногти впиваются в ладонь, и я стискиваю зубы, пока наблюдаю, как он исчезает в клубе. Я должна уйти. Я должна вернуться домой. Он мне не нужен, потому что он отвлечение. Он не спасет меня. Он врет, так же, как и мой отец, так же как и Закари, как и все в городе, где я выросла. Он лжец, и он не нужен мне для безопасности.

Я пробираюсь сквозь грязную, потную толпу в бар, я вижу затылок Эзры и иду к двери на выход. Холодный воздух покалывает мои щеки, когда я выхожу на тротуар. Я задыхаюсь от злости. Если он на самом деле хочет защитить меня, то, как только поймет, что меня нет, с криками и в ярости выломает эту дверь. Когда я дохожу до конца квартала, я оборачиваюсь и смотрю на вход. Проходит десять минут, пятнадцать, а Эзра не идет за мной. Отказ съедает меня, и мне хочется плакать. Он исказил мой разум. «Покажи ему, Эвелин. Заставь его заметить тебя».

Выдыхая, я поднимаю юбку повыше и прислоняюсь к стене Греха. Эзра хочет игнорировать меня, значит, так тому и быть. У меня тоже есть работа, если он не собирается мне помогать, я не стану больше тратить на него время. Я провожу пальцами по волосам, опускаю вырез платья ниже, обнажая половину груди. В мгновение ока слышу свист, поднимаю глаза и вижу перед собой мужчину, дымящего сигаретой.

— Сколько?

— Сотня. — Я замечаю блеск обручального кольца в свете уличного фонаря. Прелюбодеяние — грех. — Две сотни без защиты.

— Значит, две сотни, — усмехается он.

Я разворачиваюсь и иду по аллее. Мигают красные фары машины Эзры, когда я нажимаю на кнопку.

— Вау, должно быть, ты очень хорошо трахаешься, — бормочет мужчина, изучая блестящий Мерседес.

— Я люблю угождать, — отвечаю я, улыбаясь, и открываю заднюю дверцу машины.

Эзра

Чертова Эви сводит меня с ума. Мне нравится эта девчонка, и я обожаю погружать в нее член, но, блять, она стервознее всех, кого я знаю. Когда я говорю со шлюхами, то замечаю, как она придумывает все возможные способы их прикончить. Она горячая штучка, но помните, что о них говорят: горячие девочки всегда безумны. Что же, она воплощает собой абсолютно новый уровень этого определения.

Я остаюсь в клубе и помогаю Джеку за баром, по большей части, чтобы держаться как можно дальше от Эви, потому что я либо убью ее, либо трахну, возможно, сразу оба варианта. Я работаю в баре до самого закрытия.

Как только в баре становится тихо, и двери закрываются, Тони, вышибала, садится за стойкой.

— Эй, я ухожу, но твоя девчонка просила передать тебе вот это.

— Она не моя девчонка.

Он протягивает руку и бросает мне связку ключей. Я смотрю на черный брелок Мерседеса. Вот блять. Это нехорошо.

— Спасибо, — рычу я, прежде чем проскальзываю мимо него. Я открываю дверь, ведущую к лестнице и свищу. Дэйв спускается вниз и несколько секунд спустя следует за мной из клуба.

Как только я открываю дверцу машины, я готов убить ее.

— Твою мать! — я врезаю ладонью по крыше. Там, на заднем сиденье, сидит парень с широко распахнутыми безжизненными глазами, направленными в потолок. Его голова вывернута под странным углом, и челюсть отвисла вниз. Она сломала ему шею. Верно? Как хренов Джеки Чан?

Я сажусь на водительское сиденье и завожу двигатель. Я не буду разгребать это дерьмо. Она может оставить за собой труп, но клянусь, если она засунула себе в рот его член, я заставлю ее вырыть себе могилу рядом с ним.

Шины визжат, когда я мчусь через центр города, направляясь к ее квартире. Всю дорогу до ее дома Дэйв скулит и оглядывается назад, словно начинается зомби-апокалипсис. Я паркую машину в тени здания. Последнее, что мне нужно, это чтобы кто-то заглянул в окно и увидел мертвого парня на заднем сидении. Не могу поверить. Она слетела с катушек. Дэйв выпрыгивает из машины так быстро, что я задумываюсь, не обделался ли он. Хлопнув дверью машины, я поднимаюсь по лестнице к ее квартире. Мои нервы на пределе, и я изо всех сил пытаюсь обуздать их, потому что именно этого она и хочет. Она хочет разозлить меня, чтобы я выбил из нее всю дурь, и поверьте, я этого чертовски хочу сам.

Я стучу в дверь и опираюсь руками о дверную раму. Я считаю до десяти про себя снова и снова, пытаясь успокоиться.

— Эвелин! — кричу я.

Эви

Я хожу перед кроватью, нервно сжимая в руке яд. Затем опускаюсь на колени и складываю ладони в молитве. Я не могу найти в себе слов для обращения к Господу, потому что, закрывая глаза, я вижу лишь Эзру. И Ханну. Я пробую еще раз и вновь смыкаю веки.

— Отче наш… — «Ты грешница, Эвелин. Разве ты не видишь? Ты лжешь. Богохульничаешь». Воспоминания о трахающем меня Эзре, и его лице, погруженном в мою истекающую киску, ярко вспыхивают в моем сознании. Я пытаюсь молиться, но единственное, о чем я могу думать, — лишь о сексе с ним. Я кричу от бессилия и вскакиваю на ноги. Снова меряю шагами комнату.

Я даже не уверена в том, что делаю. Я одержима им, помешана на нем. Он — дьявол, который опьянил меня. Мой взгляд падает на Библию, что я забрала из квартиры Мэтью. Я убила его. Убийство — грех. Но он был плохим человеком. Каждый раз, когда я убиваю мужчину, я представляю Закарию. Я вижу его лицо, слышу его голос. Я убиваю этих людей, пытаясь уничтожить воспоминания о нем, и это не помогает. Но я убиваю плохих людей…

— Отче наш, прости меня, — шепчу я молитву, но живот скручивается в тугой узел, потому что в ответ не было отклика на мои мольбы. Я больше не чувствую Бога.

В мою дверь громко стучат. Как только я слышу, что Эзра выкрикивает мое имя, сердце останавливается, и эти бабочки в моем животе взмывают вверх. Я быстро встаю, проверяю макияж в зеркале и бросаю пузырек в сумку. Он продолжает колотить в дверь.

— Эвелин! — рычит он, и я тороплюсь открыть ему. Меня простят. Эзра увидит это.

Улыбаясь, я отпираю дверь. Огромные руки Эзры упираются в дверной косяк, его голова наклонена вперед, глаза смотрят прямо на меня. — Серьезно? В моей тачке!

— Не могла же я убить его на улице, — я поднимаю бровь и смотрю на него, испытывая его терпение. — Я сделала все чисто.

Он подходит ближе, медленно, дюйм за дюймом, он приближается ко мне, пока я не ощущаю его теплое дыхание на своих губах.

— Ты трахалась с ним?

— Нет. — Сердце стучит быстрее, клокоча в горле. Он предупреждал, что я закончу в луже собственной крови, если еще раз засуну в рот член другого мужика. Хотя я и не трогала того мужчину, потому что мои губы были созданы для члена Эзры, потому что я люблю Эзру, но не думаю, что он поверит мне. Он убьет меня и выбросит тело в реку Хадсон, и будет смеяться, пока меня будет уносить течением.

— Ты брала в рот его член? — спрашивает он, и его бровь вопросительно выгибается, а голос звучит опасно низко.

— Нет, Эзра, — я сглатываю, пытаясь не моргать, потому что, если я моргну, он подумает, что мои слова — ложь.

Его рука двигается стремительно, как змея, поражающая добычу, и я чувствую, как его пальцы сжимаются вокруг моего горла, перекрываю доступ к кислороду.

— Ты ходишь по чертовски тонкому льду, маленькая убийца, — мышцы его челюсти напряжены, и он смотрит на меня в упор. — Твои закидоны начинают надоедать мне. Когда я говорю стоять, ты, блять, будешь стоять.