16 марта «Дмитрий Донской» покинул порт Алжир. Из-за встречного ветра и шторма в Средиземном море и проливе Гибралтар машины крейсера перерасходовали уголь. Адмирал Казнаков вспомнил былые времена, приказал гасить тонки и поднять паруса. Однако пассат продержался только три дня, и для пополнения истраченного в противоборстве со стихией запаса угля пришлось идти на остров Святого Фомы. Пополнив запасы угля, крейсер, вместо того, чтобы хотя бы в пути присоединиться к международной эскадре, пошёл прямо в Нью-Йорк, где очень довольный собой Н.И. Казнаков принимал салют пришедших следом за ним кораблей, «чтобы не быть обязанным салютовать первому, но чтобы получить салют от других».
По прибытии в Нью-Йорк международной эскадры из 34 вымпелов (русский флот на переходе представляли своевременно пришедшие на Хэмптонский рейд «Генерал-Адмирал» и «Рында») «Дмитрий Донской» занял в отряде своё флагманское место и принял на себя изнурительное бремя представительства. Все дни русские корабли осаждали толпы американцев, а приглашений с берега было так много, что нашим офицерам, чтобы везде поспеть, приходилось делиться на группы.
Фирме Эдисона был дан срочный заказ на специальные каркасы с электрическими лампами. И вскоре на «Дмитрии Донском» между фок- и грот-мачтами засветился императорский вензель с короной, а «Рынду» украшали сиявшие в ночи скрещённые русский и американский флаги со звездой.
Александр Михайлович был принят президентом Кливлендом. Великий князь принёс поздравления по поводу четырёхсотлетнего юбилея открытия Америки и поблагодарил президента от имени царя за помощь, оказанную в 1892 г.
Американская действительность вызвала у Сандро восхищение: «Так вот она, страна моей мечты! Трудно было поверить, что всего 29 лет назад здесь царил ужас братоубийственной войны. Напрасно искал я следы того страшного прошлого — на улицах царили веселье и благополучие.
Я думаю о моём деде, дяде и двоюродном брате. Они управляли государством, которое было больше и богаче этой новой страны, наталкиваясь на те же самые проблемы: громадное население, включающее в себя несколько десятков национальностей и вероисповеданий, колоссальные расстояния между промышленными центрами и районами земледелия, которые требовали железнодорожных линий большого протяжения, и так далее. Трудности, стоявшие перед американским правительством, были не меньше наших, но наш актив был больше. Россия имела золото, медь, уголь, железо; её почва, если бы удалось поднять урожайность русской земли, могла прокормить весь мир. Чего же не хватало России? Почему мы не могли следовать американскому примеру? Нам не было решительно никакого дела до Европы, и у нас не было никакого основания подражать европейским нациям, которые были вынуждены прибегать к соответствующим методам управления в силу своей бедности.
Европа! Европа! Это вечное стремление идти в ногу с Европой задерживало наше национальное развитие Бог знает на сколько лет.
Здесь, на расстоянии четырёх тысяч миль от европейских петушиных боев, взору наблюдателя являлся живой пример возможностей страны в условиях, сходных с российскими. Нам следовало вложить только немного здравого смысла в нашу политику.
И тут же, в те несколько минут, пока длилась моя прогулка в этот вечер, в голове моей созрел широчайший план американизации России.
Меня увлекали молодость и жизнь. Было радостно думать и повторять снова и снова, что старый, залитый кровью девятнадцатый век близится к концу, оставляя арену свободной для новой работы грядущих поколений».
После визита в Америку русская эскадра должна была зайти во французский порт Брест с визитом вежливости. Но из-за усталости команды визит был отменен, и в сентябре 1893 г. «Дмитрий Донской» бросил якорь в Кронштадте.
Глава 8
РОКОВОЙ 1894 ГОД — ДВЕ СВАДЬБЫ И ОДНИ ПОХОРОНЫ
«— Когда же твоя свадьба? — спросил меня отец, когда я возвратился в С.-Петербург.
— Я должен ждать окончательного ответа их величеств.
— Находиться в ожидании и путешествовать — вот, кажется, две вещи, которые ты в состоянии делать, — нетерпеливо сказал отец. — Это становится уже смешным. Ты должен, наконец, создать свой семейный очаг. Прошёл целый год с тех пор, как ты говорил с государем. Пойди к его величеству и испроси окончательный ответ.
— Я не хочу утруждать государя, чтобы не навлечь его неудовольствия.
— Хорошо, Сандро. Тогда мне придётся самому заняться этим делом.
И не говоря ни слова, отец отправился в Аничков дворец, чтобы переговорить с государыней окончательно, оставив меня в состоянии крайнего волнения. Я знаю, что отец мой обожает великую княжну Ксению и сделает всё, что в его силах, чтобы получить согласие её царственных родителей на наш брак. Но я знал также и императрицу. Она не переносила, чтобы её торопили или же ей противоречили, и я опасался, что она сгоряча даст отрицательный ответ и отрежет возможность дальнейших попыток.
Я помню, что сломал в своём кабинете по крайней мере дюжину карандашей, ожидая возвращения моего отца. Мне казалось, что с тех пор, как он ушёл, прошла целая вечность.
Вдруг раздался звонок в комнате его камердинера, и вслед за тем я услыхал знакомые твёрдые шаги. Он никогда не поднимался быстро по лестнице. На этот раз он поднимался прямо бегом. Лицо его сияло. Он чуть не задушил меня в своих объятиях.
— Всё устроено, — сказал он входя, — ты должен отправиться сегодня к Ксении в половине пятого.
— Что сказала императрица? Она рассердилась?
— Рассердилась? Нет слов, чтобы описать её гнев. Она ужасно меня бранила. Говорила, что хочу разбить ее счастье. Что не имею права похитить у неё дочь. Что она никогда не будет больше со мною разговаривать. Что никогда не ожидала, что человек моих лет будет вести себя столь ужасным образом. Грозила пожаловаться государю и попросить его покарать всё наше семейство.
— Что же ты ответил?
— Ax — целую уйму разных вещей! Но к чему теперь всё это? Мы ведь выиграли нашу борьбу. А это главное. Мы выиграли — и Ксения наша».
Так Александр Михайлович представляет своё сватовство к первой невесте России. И опять же всё происходило совсем не так, хотя великий князь Михаил Николаевич действительно обращался к царю по марьяжным делам. Сравним хотя бы даты: возвращение «Дмитрия Донского» из Америки — сентябрь 1893 г.; свадьба Александра Михайловича — конец июля 1894 г., то есть прошло почти 11 месяцев. Главное же в другом — Александр III и Мария Фёдоровна были против брака Александра Михайловича с Ксенией и тем более против брака цесаревича Николая с Алисой Гессенской, но тем не менее им в обоих случая пришлось уступить. И вот старшая дочь царя выходит за своего бедного и бесперспективного родственника, а наследник престола женится на ещё более нищей гессенской принцессе, у которой не было ничего, кроме титула уже не существующего княжества. Почему?
Две влюблённые пары бросают вызов повелителю огромной империи, тому самому, который на Гатчинском пруду, не оборачиваясь, сказал свите: «Европа может подождать, пока русский царь удит рыбу». Какая прелестная тема для любовного романа! Но у нас роман не любовный, и нам придётся спокойно во всём разобраться, тем более что брак цесаревича и Алисы принёс страшную беду России.
Для начала дадим слово нынешнему апологету Николая II А.Н. Боханову: «После переезда семьи Михаила Николаевича из Тифлиса в Петербург его сыновья — Михаил, Георгий, Сергей, но особенно Александр — сделались неразлучными товарищами с Николаем Александровичем, ставшим 1 марта 1881 г. наследником престола.
В начале 80-х гг. сложился кружок друзей-единомышленников, куда помимо молодых великих князей входили дети министра императорского двора И.И. Воронцова-Дашкова и графа С. Д. Шереметева. Они встречались летом в Гатчине, Царском Селе или Петергофе, а зимой центром общения был Аничков дворец в Петербурге, где постоянно проживала семья Александра III.