Попробуем разобраться, чего добились народовольцы, устроив охоту на царя? Вопрос этот важен не столько для историков, занимающихся XIX в., сколько для политиков, да и простых людей нашего XXI в. Террористы надеялись, что смерть царя приведёт к немедленному всеобщему восстанию и свержению самодержавия. Основоположник российского марксизма Плеханов ещё до цареубийства заявил Желябову и Перовской: «Все, чего вы добьётесь, это то, что вместо Александра с двумя палочками будет Александр с тремя палочками». После чего Георгий Валентинович укатил в Париж, где и начал осваивать основы марксизма. А юный Володенька, сын статского генерала в Симбирске, сделал важное заявление: «Мы пойдём другим путём».

Оба великих марксиста оказались правы. К имени царя действительно добавилась лишь палочка. Вместо революции Россия получила реакцию, а большевики действительно пришли к власти «другим путём».

Однако террор «Народной воли», а затем и эсеров, произвёл огромную деформацию в менталитете русского народа. До террора царь-батюшка был для русского мужики если не Богом, то его наместником на земле. А все беды народные ниш от помещиков и исправников, а в худшем случае от «злых бояр», обманывавших царя. Это общеизвестно, и мне не хочется далее доказывать, что дважды два равно четырём.

Восстание Пугачёва затеяли казаки, да и в глазах народа это был не бунт, а борьба доброго царя против злой немки-царицы, посягнувшей на жизнь законного супруга. О декабристах мало что знали. Ну, понятно, злодеи... Бунтовали против царя, за что их и в Сибирь упекли. А о государственных переворотах 1 762 г. и 1801 г. и убийствах императоров Петра III, Ивана Антоновича и Павла I народ вообще ничего не знал. Наконец, «хождение в народ» революционеров-пропагандистов в 60-х — 70-х гг. XIX в. дало практически нулевой эффект.

И вот террорист Дмитрий Каракозов стреляет в царя, но тут его якобы толкнул картузник Осип Комиссаров, и пуля прошла мимо.

Власти ударили в колокола по всей России, как в прямом, так и в переносном смысле: «Бог спас царя!» В каждом селе по такому поводу устраивали молебен. Записные поэты сочиняли по этому поводу оды, которые было велено заучивать в гимназиях и церковно-приходских школах.

Народ воспринял всё это действо с ужасом — на божьего помазанника руку посмели поднять! Но вот поляк Березовский стреляет в царя в Париже. Царский поезд, которому положено идти после свитского, уходит вперёд, а свитский идёт следом и подрывается на мине, заложенной под рельсами.

И после каждого покушения опять бьют в колокола. Величайший полководец и государственный деятель Наполеон больше всего боялся оказаться смешным: «От великого до смешного один шаг». Не буду спорить, на каком по счёту покушении на Александра II, это не столь важно, значительной части населения России действительно стало смешно. И пусть не брызгают слюной господа монархисты, а посмотрят в архивах на резкий всплеск (на порядок или два) в количестве дел «об оскорблении императорского величества». Крестьяне и мещане начали толковать и даже пари заключать, на каком по счёту покушении нигилисты укокошат царя-батюшку.

А власти по привычке и по дурости по-прежнему всякий раз трезвонили в колокола и буквально вдалбливали населению подробности терактов. Вот, представьте себе картину: по Дворцовой площади бежит во всю мочь самодержец всероссийский, гроза Европы и петляет, как заяц, а за ним бежит нигилист с «бульдогом», стреляя на ходу. Соловьёв промахнулся, четыре нули попали в царскую шинель, остальные — в «молоко». Затем, как уже говорилось, Халтурин громыхнул в Зимнем. Правда, дядя Степа схалтурил, поленившись принести ещё динамита. Ну, да всё равно, каково впечатление народа! Можно долго спорить о том, насколько изменилось мнение народа о царе после террора, но неоспоримо, что менталитет его был уже не тот.

Сейчас власти и СМИ буквально терроризируют население рассказами и показами актов террора. Вёз всякого сомнения, ужасна гибель любого человека. Ужасны взрывы домов и самолётов. Однако число людей, погибших за год от рук террористов, — капля в море по сравнению со смертями людей в ДТП, от отравления некачественной водкой, от рук мафии, а то и просто мелкой шпаны, от отсутствия лекарств и должного медицинского обслуживания.

Число жертв террора за любой год существенно меньше статистической погрешности смертности от вышеперечисленных причин.

Страшен не террор, а побочные его последствия. Мы все стали бояться друг друга. Дома и в городе, и в деревне стали походить на крепости — бронированные двери, решётки на окнах. Растёт национальная рознь.

Зато власть получила неограниченные возможности для слежки и притеснений граждан, которые и не снились не только Александру III, но и Гитлеру со Сталиным. Могло ли быть в Петербурге в 1881 г. или в Ленинграде в 1937 г., чтобы полиция (милиция) обыскивала на улицах всех подряд, включая женщин, требовала предъявить паспорт без всякого на то основания, обыскивала автомобили и т.д.

Повсюду — на улицах, в метро, магазинах, подъездах домов — расставлены видеокамеры. Я как-то случайно в книжном магазине посмотрел на монитор видеокамеры, следившей за отделом «Политика, история», где был открытый доступ покупателей. На мониторе были очень чётко видны названия книг и выражения лиц людей, их просматривавших. Браво! Наконец-то наши власти научились узнавать мысли подданных!

Предвижу вопли: это всё против террористов! Враки. Террористы — это лишь прекрасный повод. Если бы их не было, придумали бы что-нибудь другое. Мы все видели на экранах телевизоров, как мать пару раз легонько шлёпнула расхулиганившуюся дочь. Случившееся было зафиксировано видеокамерой, и несчастную мать отправили в тюрьму. Путь это было в Штатах, но это ждёт и нас.

Наше же правительство, вместо того, чтобы бороться с террористами традиционным методом кнута и пряника, начало терроризировать собственный народ. Кнут — это решительные меры против самих террористов, вплоть до уничтожения с воздуха кланов, поддерживающих террористов. А пряник — это разрешение многожёнства, судебного разбирательства по законам шариата (при согласии обеих сторон), свободного ношения оружия в пределах своей области, права распоряжаться своей нефтью и своими баранами.

Думаю, большинство русских мужиков согласилось бы иметь дома «калаш», четыре жены и не отдавать свою нефть абрамовичам и ходорковским.

Вместо этого власти пытаются посадить весь наш народ под стекло с помощью видеокамер, подслушивания телефонных разговоров, стукачей и т.д., санкционируют беспредел спецслужб и прочая, и прочая... Москва стала напоминать Минск образца 1942 года, когда по улицам шастали патрули эсэсовцев с автоматами, полицаи-дружинники с нарукавными трёхцветными повязками, через каждые 50 метров требуют предъявить «аусвайс», а затем приступают к «шмону».

Между тем беспредел спецслужб бьёт одним концом по народу, а другим — по правительству. Но об этом мы поговорим, когда дойдём до царствования Николая II.

Александр Михайлович в своих воспоминаниях довольно верно описывает события после 1 марта 1881 г.: «Нервы наши были напряжены до последней степени. Физическая усталость в соединении с вечной тревогой довела нас, молодёжь, почти до истерического состояния. Ночью, сидя на кроватях, мы продолжали обсуждать катастрофу минувшего воскресенья и спрашивали друг друга, что же будет дальше? Образ покойного государя, склонившегося над телом раненого казака и не думающего о возможности вторичного покушения, не покидал нас. Мы понимали, что что-то несоизмеримо большее, чем наш любимый дядя и мужественный монарх, ушло вместе с ним невозвратимо в прошлое. Идиллическая Россия с царём-батюшкой и его верноподданным народом перестала существовать 1 марта 1881 года.

Мы понимали, что русский царь никогда более не сможет относиться к своим подданным с безграничным доверием. Не сможет, забыв цареубийство, всецело отдаться государственным делам. Романтическая традиция прошлого и идеалистическое понимание русского самодержавия в духе славянофилов — всё это будет погребено вместе с убитым императором в склепе Петропавловской крепости. Взрывом в минувшее воскресенье был нанесён смертельный удар прежним принципам, и никто не мог отрицать, что будущее зависело теперь от исхода неминуемой борьбы между новым русским царём и стихиями отрицания и разрушения.