Менялись типы винтовок, сабель, касок, пряжек, пуговиц. Зато тактика ведения боя мало изменилась со времён Аустерлица и Бородина — те же плотные колонны пехоты и конные лавы. Взволновала гвардию лишь большая военная реформа Александра III, приказавшего заменить в пехоте и кавалерии обтягивающие ноги и иные места панталоны на просторные шаровары. Зловредные поэты ёрничали:

Не желая надевать «мужицкие штаны», несколько гвардейских генералов и офицеров демонстративно подали в отставку».

Итак, желание Сандро поступить во флот вполне объяснимо. Но по поводу противодействия отца этому желанию наш герой сильно лукавит в своих воспоминаниях. Генерал-адмирал Константин стал вторым человеком в государстве после царственного брата, а сексуальные похождения великого князя Алексея Александровича существенно снижали его конкурентоспособность в борьбе за власть в Морведе по сравнению с другими великими князьями.

У великого князя Михаила Николаевича было пять сыновей, а должность генерал-фельдцейхмейстера — всего одна. Так что желание Сандро сделать карьеру во флоте, то есть стать генерал-адмиралом, вполне пришлось по сердцу Кавказскому наместнику.

Стать морским офицером можно было, лишь окончив Морской корпус. Но по заведённому обычаю великие князья не могли воспитываться вместе с детьми простых смертных. Поэтому Сандро стал учиться дома под наблюдением наставника-моряка. Мальчик считал своего учителя самым мрачным и вредным, «которого только могли разыскать во всей России. Его пригласили, — вспоминал Александр Михайлович, — чтобы подготовить меня к экзаменам, которые я должен был держать у целой комиссии профессоров. Мой наставник имел очень низкое мнение о моих умственных способностях и каждый день в течение четырёх лет предсказывал мне верный провал.

   — Вы никогда не выдержите экзаменов, — стало излюбленным припевом моего флотского наставника.

И как бы добросовестно я ни готовил уроки, он только качал головой, и его усталые, измученные глаза отражали тоску. Иногда я сидел ночи напролёт, стараясь вызубрить каждое слово своих учебников. А он всё-таки не сдавался:

   — Вы только повторяете слово в слово то, что другие нашли ценою долгих исканий, но вы не понимаете, что это значит. Вы никогда не выдержите экзаменов.

Четырёхлетняя программа, выработанная им, включала астрономию, теорию девиации, океанографию, теоретическую и практическую артиллерию, теорию кораблестроения, военную и морскую стратегию и тактику, военную и морскую администрацию и уставы, теорию кораблевождения, политическую экономию, теоретическую и практическую фортификацию, историю русского и главнейших из иностранных флотов... Мои преподаватели, все выдающиеся специалисты, не разделяли мнения неумолимого наставника. Поощрённый ими, я заинтересовался новыми предметами. Теоретические занятия дома сопровождались посещением военных судов и портовых сооружений. Каждое лето я проводил три месяца в плавании на крейсере, на котором плавали кадеты и гардемарины Морского корпуса. [Тут наш вице-адмирал ошибается — крейсера появились в русском флоте в 1892 г. — А. Ш.] Мои родители всё ещё надеялись, что железная дисциплина, царившая на корабле, заставит меня в последний момент переменить решение.

Ясно помню, как я покинул нашу летнюю резиденцию в Михайловском дворце, чтобы отправиться в первое плавание. Маленькая дворцовая церковь была переполнена нашими родными, лицами свиты и дворцовыми служащими, и, когда священник по окончании молебна дал мне приложиться ко кресту, моя мать заплакала. Слова особой молитвы “о плавающих и путешествующих” преувеличивали в её глазах те опасности, которые ожидали её сына».

— Ну, всё, пойдёмте, — нервно произнёс Михаил Николаевич, и всё семейство направилось в Петергоф, где у причала рядом с главным дворцом стояла яхта герцога Лейхтенбергского, которая должна была доставить Сандро на борт корвета «Варяг». На пристани Сандро попрощался с родителями и поднялся на борт яхты. Молодой великий князь был, как и положено, одет в чёрную форму учащегося Морского корпуса.

Корвет «Варяг» был построен ещё в 1862 г. Он имел деревянный корпус. Водоизмещение корвета составляло 2200 тонн, скорость хода 11 узлов. Хотя в 1870 г. «Варяг» был перевооружён и вместо гладкоствольных пушек получил нарезные орудия образца 1867 г., к началу 80-х г. он считался устаревшим и использовался в учебных целях.

Предоставлю слово Александру Михайловичу: «Я был весел, как узник в последний день тюремного заключения. И даже присутствие моего мрачного воспитателя, сопровождавшего меня во время первого плавания, не могло помешать моему счастью.

К вечеру мы прибыли в Тверминэ — маленький портовый городок на побережье Финляндии, где эскадра Морского корпуса встала на якорь. Адмирал отдал приказ, и на “Варяге” спустили паровой катер, управляемый кадетами моего возраста. Они с любопытством смотрели на меня, видимо, раздумывая, принесёт ли пребывание высочайшей особы на борту их корабля липшие хлопоты и нарушение заведённого распорядка жизни. Адмирал Брилкин обратился ко мне с несколькими словами приветствия, и затем меня отвели в мою каюту.

Моим мечтам не суждено было целиком осуществиться: хотя с этого момента я и вступил в состав русского флота, меня всё же отделили от остальных кадет и не позволили спать вместе с ними на нижней палубе. Вместо того, чтобы есть вместе с кадетами в их общей кают-компании, я должен был завтракать и обедать в обществе адмирала и его штаба. С точки зрения образовательной это, конечно, было преимуществом для меня, так как, бывая постоянно в обществе старших офицеров, я мог многому полезному научиться, но тогда мне это очень не понравилось. Я боялся, что кадеты будут коситься на моё привилегированное положение и не захотят со мною дружить.

Первый обед прошёл напряжённо. Присутствующие предпочитали молчать и бросали друг на друга предостерегающие взгляды. Прошло несколько недель, прежде чем мне удалось убедить своих подозрительных менторов, что у меня нет намерений доводить до сведения царя их обычные застольные разговоры. Я сознавал, что мне предстояла серьёзная борьба. После обеда, вернувшись в свою каюту, я нашёл на койке большого толстого кота. Он довольно мурлыкал и ожидал, что его приласкают. Безошибочный животный инстинкт подсказывал ему, что он встретит во мне друга, и моё сердце наполнялось бесконечной благодарностью. Эту первую ночь на “Варяге” мы провели на койке вместе, свернувшись калачиком. В моей каюте пахло свежей смолой. Плеск волны, которая ударялась о корму, действовал успокаивающе на натянутые нервы. Я лежал на спине, прислушиваясь к перезвону склянок на окружавших нас судах. Время от времени я слышал сонный голос вахтенного, кричавшего в темноту: “Кто гребёт?” Я думал о новой жизни, которая начнётся завтра. Я вспоминал лица кадет, которых увидел в катере, и строил различные планы о том, как бы их расположить к себе. Широкие железные перекладины над моей головой напоминали о суровой дисциплине во флоте, но детство уже приучило меня повиноваться и не ожидать поблажек. Я встал с койки, открыл чемодан и вынул иконку Св. Благоверного Великого Князя Александра Невского, моего святого. Теперь два друга должны были охранять мой сон — молчаливый бородатый святой и кот-мурлыка.

Шум уборки палубы разбудил меня на рассвете. Сперва я удивился, но потом вспомнил, что нахожусь на палубе корабля. Выглянув в иллюминатор, я увидел многочисленные катера, бороздившие поверхность моря, и вскочил с койки. Начинался интересный день. Палуба блестела, вычищенная песком и камнем, и было прямо грешно ступать по её ещё не высохшей поверхности. Пробираясь на цыпочках, у кормы я натолкнулся на группу кадет на утренних занятиях. Я остановился, придумывая соответствующее приветствие...