3. Ещё одна нетипичная черта в развитии средневековой Руси заключалась в длительном сохранении элементов родового права, когда больше прав на княжеский престол имел не старший сын, а следующий по старшинству родственник умершего князя. Негативные последствия такого способа передачи власти проявлялись в постоянном переделе земельных владений членов княжеской семьи (уделов): после смерти правителя каждый из них по праву старшинства требовал себе лучший удел. Это вело к нескончаемым междоусобным войнам. В государствах средневековой Европы тоже были проблемы с наследованием титулов и земельных владений, но там поземельные отношения всё же отличались большей стабильностью.

Однако надо отметить, что по мере дальнейшего развития нашей страны на этапе зрелого феодализма былые отличия от европейских стран сглаживались. Период феодальной раздробленности и по времени, и по своей сути совпал с аналогичными процессами в Западной Европе. Параллельно в Европе и на Руси стали проявляться тенденции к государственной централизации. Они находили выражение в кратковременном усилении королевской или великокняжеской власти, в повышении экономической и политической роли городов, в появлении первых сословно-представительных учреждений. Причём, например, владимиро-суздальский князь Всеволод Большое Гнездо созвал собрание представителей разных сословий в 1211 г., тогда как английский король Генрих III пошёл на это лишь в 1261 г., и то под давлением восставших против него рыцарей и горожан.

Точно так же как и в отдельных государствах Европы, на Руси наблюдалось кратковременное усиление княжеской власти, её распространение на владения крупных феодалов и, вследствие этого, временное прекращение междоусобиц. Тогда правитель, в первую очередь благодаря своим личным качествам полководца, дипломата или политика, держал в повиновении своих вассалов – герцогов или удельных князей. На Руси такие благоприятные времена государственного единства наблюдались в период правления Владимира Мономаха и его сына Мстислава Великого. Во Франции – во времена правления королей Филиппа II Августа и Филиппа IV Красивого. В Англии – короля Генриха II Плантагенета.

Перспективы развития Древнерусского государства могли быть самые радужные. К началу XIII в. уже определились будущие центры объединения русских земель. Ими вполне могли стать Владимиро-Суздальское или Галицко-Волынское княжества, которые тогда достигли наивысшего могущества при своих князьях Всеволоде Большое Гнездо и Данииле Галицком. Однако весь этот мощный культурно-исторический пласт и уже ясно определившийся прозападный вектор развития Руси были сметены монголо-татарским нашествием. Имелась ли у Русского государства хотя бы малейшая возможность избежать подобной участи?

Объединившись, русские княжества могли выставить не меньшее число воинов, чем Чингизиды, примерно 110-120 тысяч. Да и воинское искусство у русских князей было на должной высоте, как показывает опыт междоусобных войн XI-XII вв. Но за годы этих войн среди русских князей были посеяны столь ядовитые семена ненависти, что о совместных действиях против монголо-татарских войск не могло быть и речи. Тем не менее вовсе не отсутствие единства в действиях русских князей являлось основной причиной покорения Руси монголами.

Даже, казалось бы, достаточно прочные и единые для своего времени восточные государства, такие как держава Хорезмшахов в Средней Азии, Китай и Грузия, тоже не выдержали удара монгольских войск. Значит, главная сила монголов заключалась не только в их численном превосходстве и маневренности, но и в чём-то другом. Имеется в виду тоталитарный уклад монгольского государства, где всё было подчинено одной идее – завоевание и ограбление соседних стран, где в структуре государственного управления отсутствовало разделение собственно государственных и военных функций. Ведь десятки, сотни, тысячи и тумены были не только войсковыми подразделениями, но и административными единицами. Именно тоталитарный уклад державы Чингисхана, наряду с усвоением монголами передовой военной техники и жёсткой воинской дисциплиной, делал её страшной угрозой для всех «нормальных», т. е. оседлых, государств Азии и Европы, многие из которых переживали на тот момент период раздробленности. И нашествие монголов на Русь вовсе не явилось случайным карательным походом в наказание русским князьям за поддержку извечных врагов монголов – половцев. Это была хорошо спланированная и организованная военная операция с вполне осознанной целью разграбления и покорения русских земель.

В такой непростой ситуации у русского народа выбор был невелик. Либо сражаться до конца и оставить после себя посмертную героическую славу, как поступило литовское племя пруссов, которое исчезло в схватке с Тевтонским орденом, но оставило завоевателям своё имя и память о своей доблести (возникшее впоследствии на месте их обитания крайне воинственное государство получило название Пруссия). Либо подчиниться монгольскому хану, если не было сил для дальнейшего сопротивления.

Политическая конъюнктура, укоренившаяся в нашей исторической науке в последнее время, не обошла стороной этот трагический и героический период в жизни русского народа. Некоторые авторы порицают Александра Невского за его золотоордынскую ориентацию, т. е. линию на вынужденное подчинение Руси монголам. Они поднимают на щит Даниила Галицкого – сторонника продолжения борьбы с монгольскими завоевателями при опоре на помощь европейского рыцарства и папского престола. Однако союза Руси и Европы в противодействии Золотой Орде не получилось. Немецкие, шведские, венгерские и польские рыцари поспешили воспользоваться ситуацией и поживиться за счёт западных и северо-западных русских земель. Очень скоро, в 1246 г., вместо военной поддержки, галицкому князю Даниилу пришлось под городом Ярославлем-Волынским скрестить мечи с объединённым польско-венгерским войском полководцев Фабия и Флориана. А римский папа направил посольство в Каракорум – ставку великого хана, чтобы полюбовно разделить с ним русские земли.

Но некоторых историков такие факты вовсе не смущают. Они даже заявляют о благотворном влиянии западной цивилизации, которую бы принесли с собой немецко-шведские рыцари, если бы не получили достойный отпор со стороны новгородского князя Александра Невского. Однако о культурном влиянии немецко-шведских захватчиков на прибалтийские народы говорит хотя бы тот факт, что эстонцы сумели создать свою письменность только в XVIII в., довольствуясь несколько столетий ролью рабов немецких и шведских господ. Подобная незавидная участь ожидала бы и русский народ, если бы он стал объектом ассимиляции со стороны немецких «культуртрегеров».

Странное впечатление производят также попытки отдельных историков принизить значение битвы на Чудском озере, вплоть до того, чтобы вообще отвергнуть само существование этого факта отечественной истории. Конечно, если сверять свои знания не по русским летописям, а по европейским хроникам, то так оно и выходит, ибо европейские хронисты, в отличие от наших историков и летописцев, часто замалчивают печальные эпизоды собственной истории, зато горазды воспевать несуществующие победы.

Не совсем правы и те авторы, которые считают Ледовое побоище незначительным военным эпизодом по сравнению с другими победами русских войск в сражениях с немцами и шведами. Этим авторам надо обратить внимание на судьбоносность битвы на Чудском озере. Ведь если бы Александр Невский не дал своевременного отпора немецким «псам-ры-царям», когда большая часть Руси лежала в руинах, то значительная часть Новгородско-Псковских земель попала бы под господство немецких «культуртрегеров» и развитие страны пошло бы тогда совсем по другому сценарию. Вернее, это была бы уже совсем другая страна, не Россия.

Однако столь же неправ и Л. Н. Гумилёв, который пишет о благотворном влиянии на дальнейшее развитие Русского государства Золотой Орды, которая дала русским княжествам защиту от агрессии с Запада, воинский строй и крепкую государственную власть, что потом, дескать, способствовало консолидации русских земель. Да и никакого ига, по его мнению, не было – был военно-политический союз Руси и Золотой Орды для отпора агрессивному Западу[4].