Можно с каким угодно скепсисом относиться к рассказу летописца Нестора о добровольном призвании варягов, но в летописных сводах Древней Руси нельзя найти следов «схваток боевых», свидетельств активного сопротивления пришельцам-варягам со стороны местного населения. Об отсутствии вооружённого сопротивления варяжским князьям говорит хотя бы тот факт, что прежняя родоплеменная знать не исчезла в одночасье, как это бывает при вражеском нашествии. Так, после битвы при Гастингсе новая английская знать формировалась из иноземцев-французов. В Древней же Руси во времена правления первых киевских князей продолжали существовать местные династии (полоцкий князь Рогволод и древлянский князь Мал), которые лишь впоследствии были заменены Рюриковичами – потомками варяжского конунга Рюрика, который считается основателем первой правящей династии на Руси.
Его приход на Русь, по существу, уже был подготовлен. Восточнославянские племена к IX в. успели осознать необходимость государственной консолидации. Нужен был только активный фермент, который бы скрепил воедино разрозненные славянские племена. Этим ферментом и стали варяжские дружины со своими предводителями – конунгами. Вовсе не должен принижать наше национальное достоинство тот факт, что первым легендарным правителем Руси стал выходец из Скандинавии. Надо только представлять себе состояние умов и нравов той эпохи, когда ни один из племенных славянских вождей не мог уступить и подчиниться другому. Здесь требовался некий «третейский судья», человек со стороны, не подверженный местным интригам, который мог стать выразителем общегосударственных интересов.
Так Древняя Русь совершила первый в своей судьбе исторический выбор, пожертвовала своим прежним родоплеменным укладом ради нового государственного порядка. «Дайте не хазарам, дайте мне», – сказал полянам князь Олег, обещав оборонить их от вражеских набегов. Подчинив себя государственной идее и пожертвовав прежним родоплеменным укладом, Древняя Русь сумела быстро, в течение нескольких десятилетий, выступить на мировой арене как мощное государство с собственным вектором развития, активно впитывая в себя культурные и политические достижения окружавших её стран.
Этот процесс приобщения к лону мировой цивилизации был ускорен принятием христианского вероучения и правовых норм, что стало вторым историческим выбором восточных славян, связанным с определением основ их духовной жизни и политического строя.
Не вызывает особых вопросов то, почему светоч христианской веры пришёл на Русь именно из православной Византии. Это было вызвано следующими обстоятельствами:
1. Географической близостью Древней Руси и Византийской империи.
2. Возникшими вследствие этого тесными торгово-экономическими и военно-политическими связями.
3. Большей доступностью православного вероучения для древнерусского общества, ибо православная церковь допускала проповеди на родном языке.
4. Надо учитывать и то обстоятельство, что молодое, едва становящееся на ноги государство всегда стремится впитать в себя культурные, технические и политические достижения стран, имеющих солидный опыт исторического развития. Для западноевропейских стран в тот период таким ориентиром была Западная Римская империя, а для Киевской Руси им стала Византийская империя.
По мнению академика Б. А. Рыбакова, уже во второй половине IX в. часть русской знати приняла православную веру при посредничестве греческого и болгарского духовенства[2]. Сама правительница Киевской Руси княгиня Ольга стала христианкой после путешествия в Константинополь. Однако вскоре её повзрослевший сын Святослав принялся вновь укреплять языческую веру и языческие нравы. Начался, образно говоря, период «языческой реакции».
Для князя Святослава его антихристианская линия была осознанной политической позицией. Взяв курс на создание обширной славянской империи, он должен был вступить в военное противоборство с православной Византией. Так что о принятии новой религии из её рук не могло быть и речи. С другой стороны, боевые соратники князя, жившие постоянными военными походами, не видели в христианстве ничего, кроме смешных обрядов и нелепых запретов («не убий», «не укради», «не возжелай жены ближнего своего»), крайне ослаблявших боевой дух.
Наибольшая опасность для будущей христианизации Руси возникла в 970-980-х гг., когда новый князь Владимир предпринял попытку реформировать языческий культ и превратить его в государственную религию. Во главе языческого пантеона был поставлен бог грома и молнии Перун. Это был бог войны, т. е. бог князей и дружинников, который должен был стать духовным символом нарождающейся русской государственности.
И нельзя сказать, что эта затея с реформированием языческого культа была заранее обречена на провал. Ведь из истории других стран и народов известен опыт существования средневековых государств, духовную основу которых составлял национальный религиозный культ, что с точки зрения христианского вероучения или ислама является тем же самым язычеством. Япония и Индия тому пример. Могла ли и Русь существовать на подобной духовной основе?
Ответ на этот вопрос лежит на поверхности. На определённой стадии исторического развития приверженность своему национальному религиозному культу обрекала народ на изоляцию от других стран, где уже утвердилась одна из мировых религий (христианство или ислам), что ставило его в неравноправное положение в системе межгосударственных отношений. Страны, где утвердилось единобожие, относились к таким народам как к «варварам», по отношению к которым допустимы любые действия и средства.
Поэтому очень хорошо, что князь Владимир вовремя осознал необходимость подкрепить политические и торговые отношения с христианскими государствами Западной и Восточной Европы религиозной общностью, которая в эпоху Средневековья играла определяющую роль.
Однако принятие Русью христианства из рук православной Византии оказалось отсроченным на несколько лет из-за того, что в те времена это могло означать признание вассальной зависимости от Византийской империи. На что русские дружинники, не раз поражавшие византийцев в битвах, пойти не могли. Поэтому киевский князь Владимир непосредственно перед крещением Руси провёл военную акцию против Византии, взял город Корсунь (Херсонес) и вытребовал себе в жёны сестру византийских императоров принцессу Анну. После этого принятие из Константинополя новой православной веры уже не выглядело политической уступкой. Так в 988 г., после десяти лет «языческой реакции», Русь стала христианской державой, а князь Владимир, ещё недавно увенчанный языческим титулом «Солнца», стал впоследствии, несмотря на свои прежние грехи (братоубийство и многожёнство), одним из русских святых.
Примечательно то, что крещение Руси произошло без влияния внешних сил – христианских миссионеров или иноземных войск, как это было в других государствах Европы. Отсюда сравнительно быстрое (всего за 100 лет) распространение христианства на Руси. В Европе этот процесс занял более продолжительное время. Вместе с православием на Русь пришли письменность, школы, крестово-купольный стиль в архитектуре, суд, забота о нищих и больных. Христианство духовно связало воедино разные части страны, значительно подняло престиж княжеской власти, превратило правителя в «помазанника божьего», придало ему харизматические черты вместо прежней роли военного вождя. Новая религия способствовала также общему смягчению нравов, учила богатых оказывать помощь бедным людям, а бедняков не завидовать богатым. Прежнее язычество органично слилось с христианством, придав особый колорит и национальный характер Русской православной церкви.
Вместе с тем принятие Русью православной веры имело и некоторые негативные последствия для дальнейшего развития страны. Кроме Руси, православными государствами тогда являлись слабеющая Византия и малоавторитетная в Европе Болгария. Остальной западный мир исповедовал католицизм. Такая духовная обособленность русских земель явилась залогом будущей их изоляции от Европы, что мешало «Святой Руси» стать составной частью европейского христианского мира. Однако до раскола прежде единого христианского мира принятие новой веры обеспечило Древней Руси пропуск в круг цивилизованных государств того времени.
