– Морбидный символизм, – машинально пробормотал писатель.

– Наверное. Я плохо разбираюсь в современной медицине. Но все равно – на невинного человека навели порчу.

Джонс кивнул. Ричард вежливо спросил:

– Может, мне лучше устроиться в кухне? Вдруг я расплескаю немного воды?

– Так и сделаем, – согласилась миссис Пэшен.

Джонс слышал, как они разговаривали, пока она наливала ему горячую воду. Вскоре миссис Пэшен вернулась в гостиную.

– Если не возражаете, я пойду, мистер Джонс. Можно я выйду через переднюю дверь? Раз уж молодой джентльмен занял кухню.

– Конечно, – ответил Джонс.

Услышав, как закрылась входная дверь, он изогнулся в кресле, чтобы проследить, как миссис Пэшен шествует по саду среди алых маков и пышных роз. Фетида, подумал Джонс, была самой пугливой и мнительной из женщин. Интересно, а что Ричард думает о пяте Ахиллеса?

Позднее к нему снова заглянул Мортмэйн. Когда Джонс спросил его о викарии, тот покачал головой.

– Между нами говоря, – произнес он, – мне кажется, что он сошел с ума. Но нужно мнение другого врача.

– Я послал за миссис Лестрейндж Брэдли, – сообщил Джонс.

– Прекрасно. Нао не пустил меня к нему, но когда я заглянул в окно, Хэллем подошел к стеклу и начал нести полную околесицу. На голове у него была огромная повязка, закрывавшая весь глаз. Он заявил, что является пророком Магометом или еще каким-то библейским персонажем.

– Библейским, о невежественнейший из язычников? – воскликнул Джонс, воспитанный в лоне твердолобой, но хорошо осведомленной уэльской методистской церкви. – Вы хотели сказать «Моисеем», а не «Магометом». Хэллем, может, и сошел с ума, но не до такой же степени! К тому же Моисей был патриархом, а не пророком.

– Я помню, там было что-то на букву «эм», – робко попытался оправдаться доктор.

– Например, мозги набекрень, – отрезал писатель с грубостью, допустимой между друзьями.

Примерно через полчаса после ухода миссис Пэшен Джонсом овладело возбужденное состояние, вероятно, вызванное летней жарой и подвигшее его к целому ряду действий, которые, как мы вскоре увидим, привели к самым неожиданным последствиям.

Какое-то время он сидел и слушал, как Ричард плещется в ванне, декламируя стихи, и по мере того, как его ухо привыкало к ритму пятистопного ямба, Джонс все с большим удивлением обнаруживал, что присутствует при одном из самых лучших исполнений речи Марка Антония из «Юлия Цезаря».

Он приблизился к двери, отделявшей гостиную от кухни, и вошел внутрь. Ричард стоял посреди ванны с неподвижным лицом деревянного божка, полузакрыв глаза и вздернув подбородок, и отбивал такт огромной мочалкой, зажатой у него руке. Его голос медленно и внятно произносил строчки из трагедии:

– «А Брут весьма достойный человек».

– Иди спать, – сказал Джонс. – Ты чем тут занимаешься?

– Читаю свою роль.

– Можешь делать это в кровати. Ты уже помылся?

– Да.

– Тогда марш в постель. Воду из ванны я солью сам. Она нужна мне для сада. Давай сюда полотенце. Вот, возьми маленькое. Пижама у тебя готова? Ладно, я за ней схожу. И не забудь высушить волосы.

Подкрепившись печеньем и молоком с содовой, Ричард отправился спать, а Джонс вернулся в гостиную и принялся за чтение. Внезапно он отложил книгу, подошел к столу и достал из ящика бумагу и почтовые конверты. В следующие полчаса он написал два письма – одно своей жене, а другое – адвокату.

В первом было сказано: «Я нашел мальчика десяти лет, которого хочу усыновить. Что ты думаешь?»

Во втором говорилось: «Как можно усыновить мальчика-сироту десяти лет? Считается, что это племянник убитого Миддлтона, но я полагаю, он сын одной местной пары».

Джонс решил не ждать до утра и отправить письма немедленно. Запечатав конверты, он на цыпочках поднялся наверх. Ричард еще не спал.

– Я хочу сходить на почту, – сообщил Джонс.

– Хорошо.

– Не возражаешь, если оставлю тебя одного?

Ричард усмехнулся.

– Ну, извини, – сказал Джонс. – Я так, на всякий случай.

Тем не менее он решил вернуться поскорее. Но идя с почты, Джонс столкнулся со старой миссис Флюк. Она согнулась в три погибели и несла на плечах пустой мешок. Следом, как тень, скользил черный кот.

Джонс остановил ее и поинтересовался:

– Что вы делаете здесь в такое время?

Он говорил нарочито громко и добродушным тоном. Старуха закряхтела и покачала головой. Черный кот приблизился к Джонсу, замурлыкал и потерся о его ноги.

– Все из-за пастора, – проскрежетала миссис Флюк. – У него снова эта лягушачья чума.

– Что за лягушачья чума?

Джонс вспомнил разбухшие тела, которые недавно закапывал викарий, и к горлу подкатила тошнота.

– Читайте Библию, молодой человек, и все узнаете, – едко промолвила миссис Флюк. – Мы с Малки направляемся к пастору, и я тащу свой мешок для лягушек, вот только силенок совсем не осталось.

– Я сам пойду, – предложил Джонс. – Дайте вашу суму.

Посмеиваясь, она протянула ему мешок. Черный кот, не зная, за кем ему идти – мешком или старухой, – начал бродить кругами, выражая сомнения громким мяуканьем, но выбрал все-таки мешок. Джонс почувствовал запах свежей рыбы и понял, почему.

Он подумал об оставшемся дома мальчике, но успокоил себя тем, что перед уходом надежно запер окна в нижнем этаже. Обе двери, во двор и на крыльцо, тоже были на замке. Вряд ли в его отсутствие разразится пожар, а миссис Пэшен, даже если ей вздумается заявиться в гости, не сможет попасть внутрь и напугать ребенка. Тем не менее Джонс заглянул к доктору и сообщил ему о своих намерениях, упомянув о сидящем дома Ричарде.

– Я рад, что вы идете к викарию, – произнес доктор. – Он совсем плох. Его надо скорее вывезти отсюда, но я не могу его ни в чем убедить, пока он не пускает меня в дом.

– Странно, как быстро все это случилось, – заметил Джонс.

– Что именно? Кстати, я могу послать к вам пару моих служанок, если оставите ключ. Переживаете за парня?

– Как старая наседка, – признался Джонс.

– Мои девушки будут не против, – добавил Мортмэйн. – Еще светло. А вы сможете задержаться у викария и поговорить с ним. Миссис Брэдли приедет?

– Надеюсь. Пока я не получил ответа. Спасибо за помощь.

Служанки, получив инструкции, заулыбались и сказали, что с удовольствием посидят с мальчиком. Джонс дал им денег и собрался уходить.

– Вы так и не сообщили, что именно случилось, – напомнил доктор, ухватив его за рукав.

Джонс подумал, что с такой же легкостью Мортмэйн мог бы остановить его силой взгляда.

– Ну, вы знаете. Нервный срыв. Вы слышали, что он разбил окно в церкви и порезался стеклом?

– Господи! Нет, я об этом не слышал! Теперь понятно, почему у него так замотана голова. Мне это совсем не нравится. Бедняга! Скверно, если все это правда.

Однако вопреки его словам, в голосе доктора прозвучало удовольствие.

– Да, плохо, – согласился Джонс. – Морбидный символизм! Ужасно! Я услышал от миссис Пэшен.

– И откуда они только узнают? Сомневаюсь, что в деревне есть телефон, иначе мои девушки мне бы рассказали.

Викария они нашли в постели. У него действительно было замотано полголовы. Когда они появились в комнате, священник спрятал голову под одеяло и отказался показывать рану доктору, запретив ему приближаться к себе. Японский дворецкий, неподвижный, как идол, стоял в дверях. Доктор пробыл в гостях минут десять. Он ни слова не сказал японцу, пока не вышел за дверь.

Викарий молча уставился на Джонса. Его глаза блестели, как у больного лихорадкой.