— Позову, конечно, — топнул ногой Драсько, — и вам, папенька, меня не переубедить. В конце концов, я что, зря Гермиэлю попросил приготовить полный стол еды?

— Ты сегодня собрался свататься? — побледнела Нелли.

— А зачем откладывать? — в один голос изумились Драсько и Фирась.

Олесь издал стон умирающего зверя и поплелся в комнату, ворча о том, что Драсько сошел с ума, что во всем виноват Фирась, что мир рушится и что он сейчас умрет, чтобы только избежать позора на свою седую голову. То, что позор будет вселенским, очевидно было только для Олеся. Ну, и быть может, чуточку для Нелли.

— Ну, хозяйка, готовь гостинцы для будущей невестки, — хохотнул Фирась.

— Какие гостинцы? — запинаясь, пробормотала Нелли.

— Ну как это — какие? Каравай для начала испеки. Муки и всего необходимого у меня достаточно.

— Руками? — Нелли, похоже, была в шоке от подобной перспективы.

— Извините, пани, домовыми не озаботились, — Фирась изобразил шутливый поклон. — Придется руками.

Он улыбнулся самой гостеприимной улыбкой, какой только можно, и принялся доставать из шкафчика продукты.

— Вот тебе, невестушка, мука, — приговаривал Фирась, — вот тебе сахар и яйца, вот тебе масло и молоко, дрожжи не забудь.

— Что с этим всем делать? — в ужасе возопила Нелли.

— Куда катится мир! — донесся из комнаты стон Олеся.

— Как что? Тесто месить, — подсказал Фирась. Драсько стиснул зубы покрепче и опрометью выскочил из хаты. Оказавшись во дворе, он принялся хохотать так, что чуть не рухнул в сугроб.

Спустя пять минут к нему присоединился Фирась. Он громогласно смеялся, хлопая себя по бокам, и усы у него подрагивали от того, как дядька тряс головой.

— Я думал, ты был беспомощным котенком, когда сюда приехал, — отдышавшись, выдавил Фирась. — Но твои матушка с папенькой — это столичный цирк.

Драсько, который только-только успокоился, снова расхохотался и все же повалился в сугроб.

— Все так плохо?

— Все весело, — ответил Фирась. — Ладно, посмеялись — и будет. Идем в дом, а то они там с ума сойдут.

Стоило Драську вернуться в хату, как голова вмиг заболела от того шума, который издавали родители.

— Драсько! — завывала Нелли. — Драсько! Драсечко! Оно липкое! Оно ко мне прилипло!

— Мир катится в бездну! — вторил ей Олесь из комнаты. — Конец стране! Конец Малфюкам!

— Матушка, ну подождите, — попытался Драсько, — Гермиэля рассказывала, что у пани Визловской были какие-то бытовые заклинания. Вы их — ну вот совершенно случайно — не знаете?

— Олесик! — заверещала мать. — Олесик, ты слышал? Он меня пытается приравнять к Визловской!

— Это конец! — захрипел в соседней комнате Олесь. — Свет! Я вижу свет в конце тоннеля.

— Так! — рявкнул Фирась. — Прекращаем гармидер. Нелли, присыпь руки мукой, тогда липнуть не так будут. А ты, братец мой болезный, поднимайся да помоги Драську дров нарубить. Печь-то топить нужно.

Нелли замолчала на полуслове, а из комнаты выглянул испуганный Олесь.

— Дрова? — переспросил Олесь, как будто надеялся, что не то услышал.

— Дрова, братик, дрова, — ласково повторил Фирась.

— Я покажу, — заверил отца Драсько, — в этом же нет ничего сложного.

Драсько взял в руки стоявший у стены топор и вышел из хаты. Озадаченный донельзя Олесь побрел за ним.

— Вот, смотри, — Драсько с умным видом повернулся к отцу, — ставишь бревнышко на колоду. Топор держишь вот так, острой стороной вниз, замахиваешься посильнее, и…

Со звонким треском раскололось на две части.

— Вот так, — улыбнулся Драсько и протянул отцу топор. — Держи, попробуй. Тебе даже понравится.

Олесь с опаской взял топор двумя пальцами и брезгливо поморщился.

— Нормально бери, всей рукой, — подбодрил отца Драсько.

Олесь неуверенно взялся за топор двумя руками, прищурился в попытках прицелиться в бревно, заботливо подставленное Драськом, и рубанул.

Острие вонзилось в колоду, на которую ставили бревнышки, в паре сантиметров левее цели.

— Давай еще раз, — Драсько с усилием дернул топор и отдал его отцу.

Олесь снова прицелился, щуря на сей раз другой глаз, и снова рубанул. Топор с тоскливым звяканьем вонзился в колоду справа от бревнышка.

— Да что такое! — с азартом воскликнул Олесь, сам выдернул топор и снова рубанул, не целясь. Топорище вошло в бревнышко до середины и благополучно застряло.

— Эй, — Олесь подергал топор, поднимая его вместе с бревном. — Отдавай, простяцкое отродье.

Топор и бревно были глухи к его мольбам.

Драсько бросился к отцу, но тот уже вошел в раж. Он стучал бревном с застрявшим топором по колоде, сыпал проклятиями, пытался сдернуть бревнышко с топора ногой и наконец, совсем отчаявшись, с размаха ударил по стене хаты. С крыши осыпался снег, добрая часть его попала Олесю за шиворот, и тот с громким криком отбросил топор. Драсько с удивлением проследил, как топор описал плавную дугу, перелетел через плетень и ударился о дерево. Раздалось отчаянное «Мяу», и с ветки рухнул Живоглот, который, видимо, до этого смотрел свысока на представление, развернувшееся на заднем дворе Фирасевой хаты.

С тоской глядя вслед удирающему коту, Драсько побрел к дереву и подобрал топор и бревно, которые, на удивление, отделились друг от друга. Окончательно распрощавшись с идеей посвятить отца в премудрости колки дров, Драсько принялся за дело под пристальным неодобрительным взглядом Олеся. Каждое движение сопровождалось стенаниями о том, что славное семейство Малфюков ждет пожизненный позор, что Драська стоило отдать на воспитание домовым или вообще простецам, что теперь возвращение в Киев невозможно и что пора бы ему, Олесю, идти бросаться вниз головой с Пацюковой скалы.

— Ты туда залезь для начала — вмиг станешь героем, — буркнул Драсько, за что удостоился долгой тирады о сыновней неблагодарности.

Наконец, с дровами было покончено.

— Ну, помоги хотя бы занести их в хату, — попросил Драсько и подхватил внушительную стопочку дров. Олесь брезгливо фыркнул и поднял дрова чарами. Так они и вошли в хату.

Фирась выглядел слегка усталым, но довольным. Усы его были покрыты тонким белым налетом муки, как и его чуб, жупан, как и одежда и волосы Нелли. Да вся кухня была в муке. Однако мать сияла от радости.

— Я смогла! — в ее голосе был восторг маленькой девочки. Драсько посмотрел на каравай, который мать держала на вытянутых руках, и улыбнулся.

— Ну, ставим в печь! — произнес Фирась. — Как с дровами? Управились?

— Конечно, — радостно воскликнула Нелли, — Олесик справился с дровами!

— Нет, рубил дрова Драсько, — Олесь поморщился. — Я только помог занести. Этот чертов топор мне не дается.

— Олесик, у тебя еще все получится, уверена, — Нелли поставила пирог в печь и погладила мужа по щеке, от чего на ней остался белый след.

— Что? — возопил Олесь. — Нелли, ты серьезно? Мне не нужно умение рубить дрова! Мы уедем отсюда через несколько дней и никогда больше не вернемся.

— Но ты ведь не против, чтобы я готовила тебе иногда? — спросила Нелли, потупив взор. — Ну, руками.

— О Боже! — взвыл Олесь. — Моя жена сошла с ума! Весь мир сошел с ума!

— Олесь, нет времени на страдания, — насупился Фирась, и Драсько был с ним согласен.

— Ты не передумаешь? — спросил Олесь, и этот вопрос был похож на просьбу.

Драсько коротко покачал головой.

Каравай в печи источал такой чудный запах, что Драсько почувствовал, как желудок сводит.

— Перекусить бы, — пробормотал он.

— Ну у тебя и аппетит, племянничек, — рассмеялся Фирась. — Вечером наешься до отвалу. Надеюсь, ты сказал будущей невесте, чтоб на стол накрывала?

— Намекнул, — уклончиво ответил Драсько, — но она готовит. К тому же, там Марыся и Орыся, а они точно поняли, на что я намекал.

— Марыся и Орыся — это хорошо, — кивнул Фирась. — Раз уж родители Гермиэли недоступны, ее будут сватать подруги.

— Да, это все хорошо, — покачал головой Драсько, — но кушать я хочу уже сейчас.