— Спасибо, деду, — Драсько задохнулся от радости, а у Гермиэли на глазах снова выступили слезы. Оба встали перед Абракасем на колени, и тот положил руки им на головы.

— В мире живите, да в любви. В святую ночь вы решились на этот шаг, так чтоб святой дух с вами и был неотступно.

— Спасибо, деду, — хором прошептали Драсько с Гермиэлей.

— Что, пойду я. А ну как получится правнуков в своей пещере дождаться, — делано проворчал Абракась, и тут же опустил взгляд вниз, на черного пса, который тыкал носом ему в руку. — А тебе чего? Вот какую шутку с тобой сила твоя сыграла. И человеком ты станешь, только если поцелует тебя твоя судьба. А до той поры ходи в собачьем облике, да впредь больше не смей чужому счастью мешать.

Пес улегся на снег и тонко заскулил.

Полыхнула вспышка света, и Абракась пропал. Только проталина в снегу была доказательством его визита.

— Вот халамидник, — проскрипела бабка Параска. — Так за сто лет и не изменился.

— Так, это, — опомнился Фирась. — Мы, того. У вас товар, у нас купец…

— Какой товар, дядечка Фирасечка, — всплеснула руками Гермиэля, — какой купец, промерзли же все! Идите к столу! Все к столу.

— Трубите в трубы, бейте в барабаны! — гаркнул Разумовский. — Зовите музыкантов. Васько, неси трембиту.

— Так я того, уже, — хлопец, стоявший у самого плетня, запустил руку в карман и достал оттуда маленькую трембиту. Драсько прыснул, но хлопец дунул на нее, и трембита стала стремительно увеличиваться в размерах.

— Ура Драську и Гермиэле! — заверещали Марыська и Орыська.

— Ура! — подхватила громада, и Васько что было сил дунул в трембиту. Трубный глас ее прокатился над селом.

Раздался кошачий вопль, такой громкий, что почти перекрыл звуки трембиты. С крыши, разбрасывая лапами снег, скатился Живоглот и рухнул на спину черному псу. Тот вскочил на ноги и принялся бегать по двору, надеясь сбросить кота.

— Ой горюшко, это ж человек, — всплеснула руками Марыся, глядя на пса.

— Да Сирко это, — уверенно произнес Драсько. — Все село в сборе, только Сирка не хватает. Да и вспомни ту псину, что меня осенью чуть не загрызла. Говорю тебе, Сирко это.

— Орыська! — Гермиэля дернула подругу за рукав. — Ты ж его расколдовать можешь.

— А что сразу Орыська? — подбоченилась Марыська.

— А помнишь, как мы гадали и жених ей шапку оставил? — зашептала Гермиэля. — Так вот, на следующее утро Сирко с хлопцами зашел ко мне колядовать и шапку свою узнал.

— Врал, что пропала она у него посреди улицы просто с головы, — ввернул Драсько.

— Она и впрямь пропала, — пробормотала Орыся и повернулась к псу. — Сирко! Сирко, иди сюда.

Резким движением Сирко сбросил Живоглота со спины и, виляя хвостом, бросился к Орыське.

— Хороший пес, — Орыська присела и потрепала его по холке. Сирко поставил лапы ей на плечи и толкнул головой.

— Хороший, — повторила Орыська, зажмурилась и поцеловала его в мокрый нос.

Двор озарил мягкий свет, а когда он потух, все увидели, что посреди двора Гермиэли в снегу, обнявшись, сидят Сирко и Орыська.

— А что, мама, — крикнул один из друзей Сирка тетке Оксане, — стоим тут, время теряем. У вас товар, у нас купец.

— Идите к столу, стынет все! — взмолилась Марыська, и люди, наконец, стали заходить в хату. Кто-то затянул песню, которую все подхватили и прервались только, когда Драсько пылко поцеловал Гермиэлю. Возле них обнимались Орыська с Сирком, а в воздухе витало ощущение настоящего волшебства.

Высоко в Карпатских горах стоит древнее село Волшебные Вуйки. Мало кто о том селе знает, но как узнает, как приедет туда, так и останется там его сердце. И село в ответ напоит его чистейшим воздухом, мудростью вековечных гор, силой старого леса и искренней любовью ко всему живому.