— Я, — она натянуто улыбнулась, — я не гадала. Сам знаешь, как я отношусь к гаданиям.
Драсько почувствовал, как с плеч рухнула гора.
— Вот и славно. Так, где лопата для снега? — он хлопнула в ладони. — Ты говорила, управиться нужно до обеда.
========== Часть 2 ==========
— Малфюк, ты уверен? — Гермиэля с подозрением косилась на лопату в его руках. — Мне кажется, магией у тебя получится намного быстрее.
— Грейнджеренко, ты не веришь в мои силы? — Драсько смерил ее полным обиды взглядом.
— О, нет-нет, — Гермиэля замахала руками. — Хочешь лопатой — на здоровье, чисти лопатой.
— Все село знает, что с палочкой я управляюсь лучше, чем даже сам пан голова. Не считая тебя и Фирася, разумеется, — начал Малфюк. — А вот если кто-то увидит, как я с лопатой управляюсь, то сразу подумает: «Вот какой Драсько молодец».
— Ты и так молодец, — ласково произнесла Гермиэля. — Но если хочешь, можешь попробовать лопатой. Так сказать, ради разнообразия.
— Хочу. А то что это получается, какой-то Сирко управляется с лопатой, а я, Драсько Малфюк, не могу, — упрямо произнес Драсько, крепче сжал лопату и вышел во двор. Гермиэля вздохнула и побрела за ним. Проскользнул в открытую дверь и Живоглот. Он вскарабкался на плетень, уселся, свесив хвост, и принялся наблюдать за Малфюком. Драсько с размаху воткнул лопату в снег и запыхтел, пытаясь сдвинуть ее с места.
— Малфюк, — горестно простонала Гермиэля, - понемногу загребай.
— Гермиэленька, детка, — раздался с улицы голос бабы Параски, и Грейнджеренко поспешила к калитке, разве что не теряя на ходу сапожки. Драсько же остался один на один с заснеженным двором и Живоглотом в качестве молчаливого наблюдателя.
Никто в Волшебных Вуйках не знал, сколько на самом деле лет бабе Параске. Поговаривали, что именно по ее вине Гриндевальдюк заблудился в Карпатских лесах, да так и не вышел к Волшебным Вуйкам в далеких сороковых. Самые отчаянные утверждали, что великий козак Пацюк воткнул в землю камень, названный впоследствии Пацюковой Скалой, исключительно затем, чтобы доказать Параске свою любовь. Одно было известно наверняка: Фирась еще под стол пешком ходил, а баба Параска была уже бабой. Да, именно так: не Параской, не теткой Параской, а именно бабой.
Так вот, у калитки стояла баба Параска. От нее как всегда пахло травами, а сморщенные руки перебирали браслет из крупных квадратных можжевеловых бусин, на которых были вырезаны символы, старые настолько, что даже Гермиэля, знавшая наизусть «Словарь магических знаков и рун», не могла определить их значения.
— Ох, Гермиэленька, какие вы молодцы. Заходили ко мне деточки твои, — проскрипела баба Параска. — Так ладненько спели на три голоса, как птички. Давно я такого не слышала.
— Спасибо, баба Параска, — Гермиэля поклонилась в пояс. Она не знала, почему, но все село кланялось бабе Параске в пояс, так что Гермиэля решила, что стоит вести себя так же и не задавать лишних вопросов.
— А Фирасев-то племянник, гляди, исправляется, — захихикала Параска, заглянув Гермиэле за плечо. — Ох, помню я, как Фирасик с Олесиком колядовали. Такие чистые голосочки. А Драсько, наверняка, и колядок-то не знает. Столько Олесик песен пел, а как в Киев уехал, так, поди, и забыл все.
Драсько почувствовал, как лопата начала поддаваться, и налег на нее из последних сил.
— А что, Драсько, учили тебя дома колядкам? — спросила баба Параска через плетень.
— Нет. Не учили, — выдохнул Драсько и в этот самый момент лопата вывернула приличную кучу снега, которая, как большой снежок, полетела прямиком в Живоглота. Тот как раз унюхал травы бабы Параски и отфыркивался, а потому заметил опасность слишком поздно. С пронзительным гортанным «Мяу» Живоглот рухнул с плетня в сугроб в соседнем дворе, побарахтался немного в снегу и, наконец, осмотрел всех полубезумным взглядом.
— Вот, — произнесла баба Параска так, словно вокруг ничего и не происходило. — Я же говорю: уедут и все забудут. Деточек жалко, потеряют свои корни.
— Не потеряют, — попыталась поспорить Гермиэля. — Вот, Сирко с ребятами вернулись. И Марыся с Орысей тоже.
— Ты Сирка видела? — хрипло рассмеялась Параска. — Кому такой болван в Киеве нужен? А Марыська с Орыськой — две балаболки, только и делают, что языками чешут. Как еще мозолей во рту не понатирали. Тьху!
Гермиэля не могла сообразить, что еще можно сказать, но баба Параска в этом и не нуждалась. Еще немного повздыхав о том, куда катится мир, она побрела дальше по улице, особо не утруждая себя прощаниями.
К тому моменту, когда скрюченная фигура Параски скрылась за поворотом, Живоглот уже вновь взобрался на плетень и теперь взирал на Драська так, что сомнений не оставалось: месть будет жестока. Он нервно бил хвостом, пытаясь стряхнуть с кончика снег, и прижимал уши к голове, что придавало ему особенно кровожадный вид. Увидев эту картину, Гермиэля расхохоталась.
— Что, герой, управился лопатой? — просила она сквозь смех.
— Грейнджеренко, не смешно, — буркнул Драсько, потирая руки в попытках их согреть.
— Малфюк, — Гермиэля осторожно забрала у него лопату, — давай сделаем так: я всем буду говорить, что мой двор расчистил ты, собственными руками.
— А на самом деле? — с подозрением спросил Драсько.
— А на самом деле ты сейчас пойдешь греть воду и делать чай, а я тут быстро закончу.
Драсько побрел в дом, чувствуя себя невероятно паршиво. Подогревая заклятием воду, он все думал о том, что баба Параска права. Волшебные Вуйки никогда не были его родиной, но именно здесь он чувствовал себя как дома. Но в то же время он был здесь чужаком: неспособный ничего сделать руками, постоянно терпящий фиаско во всем, что для местных было обыденным делом, непонимающий доброй части здешних традиций и устоев.
Когда Грейнджеренко вошла, Драсько уже был донельзя расстроенным.
— Драсько, все нормально? — Она осторожно обняла его и прижалась щекой к плечу.
— Я, — отрезал он, поворачиваясь. — Самое бесполезное существо в Волшебных Вуйках — это я. Параска права.
— Малфюк, — Гермиэля легонько постучала пальцем по его лбу. — Ты совсем с ума сошел?
— Я не приспособлен к жизни в Волшебных Вуйках, — медленно проговорил он. — Но не могу отсюда уехать, потому что хочу остаться с тобой.
— Драсько, — Гермиэля мягко погладила его по волосам. — Ты еще найдешь себя в Волшебных Вуйках. Давай сейчас выпьем чаю и будем собираться. Не забывай, мы еще должны отнести Фирасю гостинцы.
— Грейнджеренко, я вот сейчас немного не понял, — почесал в затылке Драсько. — Я с дядькой живу, как я ему понесу гостинцы?
Гермиэля рассмеялась.
— Драсько, так положено. Так что давай, набирай пляцки в корзину.
Она взяла со стола кружки, залила кипятком ароматные травы, от одного запаха которых у Драська просветлело в голове.
— Ну не дружу я с лопатой, и что? — сказал он, конкретно ни к кому не обращаясь. — Ну не Сирко я. Зато он в трансфигурации не разбирается.
— Не разбирается, — кивнула Гермиэля, подавая ему чашку.
Такой ответ полностью удовлетворил Драська. Он выглянул в окно и посмотрел на расчищенный чарами снег.
— Я тоже так мог. Палочкой, — произнес он, оправдываясь непонятно перед кем.
— А я тебе что говорила? — спросила Гермиэля. — Палочкой ты бы вмиг справился. Но нет же, захотел руками.
— Я помочь хотел, — пробубнил Драсько.
— Вот именно, — она чуть наклонила голову и пристально посмотрела ему в глаза. — Для меня важно, что ты хотел помочь. И совершенно неважно, как ты это сделаешь.
— Правда? — Драсько просиял и поставил на стол пустую чашку.
— Ну разумеется. А теперь собирайся, мы идем к Фирасю.
Они брели по заснеженной улочке, изредка останавливаясь, чтобы поздороваться с теми односельчанами, что управлялись во дворах. То из одной хаты, то из другой доносилось пение: колядовали дети. колядовала молодежь, словно наперекор бабе Параске.
Возле двора Фирася было натоптано так, словно все село совершило паломничество к его хате не то за благословением, не то еще по какому-то важному делу. Драсько в душе понадеялся на то, что сейчас, в этот самый момент у Фирася никого нет в гостях. Все-таки намечался почти семейный обед, да еще и на Рождество. Это было практически таинством, и нарушать его не хотелось.
