С самого начала своего царствования Эдуард навязал двору стиль жизни, радикально отличавшийся от того, что королева Виктория привила за шестьдесят три года правления. Чтобы избавить отношения с министрами от сложного церемониала, принятого в те времена, он решил не давать больше аудиенции членам своего правительства. Отныне все вопросы из области политики или экономики обсуждались на приемах, в ходе ужинов в городе и выездов на природу по выходным дням. Советники короля, а также представители глав иностранных государств обращались к нему через посредничество немногочисленных особ, пользовавшихся его доверием и уважением. Во главе списка этих особ стояла Алиса, – многие современники считали ее «прекрасным дипломатом-любителем», «безупречным офицером связи».
Сэр Чарльз Хэрдинг, помощник заместителя секретаря Министерства иностранных дел, по прошествии многих лет поведал, что его восхищали «очаровательная скрытность», а также «необычное влияние», которое она оказывала на Эдуарда VII. «Ни разу она даже не попыталась использовать информацию, которой владела, с выгодой для себя или для своих друзей. И ни разу я не слышал от нее недоброго слова в чей-либо адрес. Когда один или два раза король был не согласен с позицией министерства, благодаря ей мне удалось донести до него основания, которые в конечном счете убедили его в правильности проводимой правительством политики. Она была одновременно предана монарху и очень патриотична».
Действительно, поскольку молодая женщина занималась делами королевства и считалась достойной того, что ей доверены его тайны, она расцвела в роли посланницы, продолжая скрытно оказывать влияние на мнение и решения возлюбленного. Алиса вышла из традиционно консервативных кругов, но ей все-таки удалось привить монарху некоторые пропагандируемые либералами идеи и поспособствовать улучшению его отношений с двумя последними премьер-министрами: сэром Кэмпбеллом-Баннерманом, который пришел к власти в 1906 году, и Гербертом Генри Эсквичем, сменившим его два года спустя. Эдуард VII так доверял многочисленным талантам г-жи Кеппель, что в один декабрьский вечер 1907 года настоял, чтобы она во время ужина сидела за столом рядом с его племянником кайзером Вильгельмом II, чей непредсказуемый юмор и воинственный характер вызывали у него сильное беспокойство. «Забавно было наблюдать, как, полностью проигнорировав правила чинопочитания, фаворитка уселась рядом с кайзером, чтобы иметь возможность свободно с ним разговаривать, – писал в своем дневнике посол Австро-Венгерской империи при дворе английского короля граф Менздорфф. – Я дорого заплатил бы за то, чтобы узнать, какой отчет она представила в Сэндрингхэм».
Начиная с 1906 года Берти предпочитает яркому солнцу и дворцам Ривьеры – все владельцы самых шикарных ресторанов и отелей, начиная с Канн и кончая Монте-Карло, считали его своим «постоянным клиентом» – чистые воды Бискайского залива. С начала марта до начала апреля он переносит свою весеннюю резиденцию на второй этаж «Отель дю Пале» в Биаррице, где специально для него оборудованы апартаменты. Он тем более дорожит этими вылазками на юг Франции, что не скрываясь ездит туда с Алисой. Она тоже очень любила эти несколько недель близости – ведь, пока они текли, он относился к ней как к ровне. «В Мариенбаде[9] Эдуард – почетный гость Его апостольского Величества императора Франца-Иосифа, – комментирует Гордон Брук-Шеперд. – Император постоянно вел строгий образ жизни, ревниво следил за соблюдением всех приличий и был особенно нетерпим к их нарушениям. Он, естественно, не допустил бы, чтобы английский король ежегодно появлялся в его владениях в сопровождении своей всем известной любовницы. А Биарриц находился на территории республики, президенту которой никогда и в голову не пришло бы высказать хоть малейшее замечание относительно поведения монарха. Мало того, эта республика – Франция, страна с богатой историей любовных похождений своих королей, а жители этой страны всегда терпимы и благожелательны к супружеским изменам».
Кстати, британские историки отмечают: в то время власти «шестигранника»[10] относились к официальной любовнице монарха так, словно они признавали ее важнейшую роль в политике и в делах государства. В стране мадам Помпадур к Алисе относились с уважением и почестями, соответствующими ее положению фаворитки. Так, по прибытии в Кале молодая женщина, обе ее дочери и их гувернантки не подвергались обычному таможенному досмотру. Более того, начальник вокзала лично сопровождал их до спального вагона. Каждое пребывание Эдуарда VII на юге непременно отражалось в официальных отчетах, в то время как отдых г-жи Кеппель окружен абсолютной тайной. Стараясь избежать сплетен среди пассажиров, Алиса никогда не посещала вагон-ресторан. Британская пресса также стыдливо умалчивала о ее прибытии в Биарриц. Молодая женщина и ее окружение останавливались там на вилле «Евгения» сэра Эрнеста Касселя, которую финансовый советник Его Величества специально снимал для этого случая. «Этот дом, с голыми полами и стеклянными дверьми, – писала Соня, – напоминал огромную оранжерею, в которой редкие немногочисленные обитатели казались посаженными то там, то сям, подобно цветочным горшкам».
Три или четыре недели любовники вели жизнь семейной пары, чего никак не могли делать в Великобритании. Ежедневно около полудня уходили из отеля и под руку направлялись на прогулку в сторону порта. Если позволяла погода, послеобеденные часы посвящались продолжительным вылазкам за город, на природу. Эти походы стали вскоре одним из обязательных ритуалов пребывания Эдуарда VII в Биаррице. «В воскресенье на Пасху, – рассказывает Соня, – мы с Киньи уезжали на большой пикник на природу при участии нескольких гостей. Первой ехала его карета, за ней – кареты гостей. В последней карете под присмотром минимум двух слуг перевозилась снедь. Киньи тщательно осматривал окрестности в поисках подходящей площадки. По его сигналу все останавливались, и слуги готовили обед. Вдруг, как по мановению волшебной палочки, из ниоткуда появлялись стол, стулья, льняные скатерти, тарелки, бокалы, серебро. Нашей небольшой группке предлагались все мыслимые холодные блюда. По непонятной нам причине Киньи чаще всего выбирал для пикника места у дороги. В тот пасхальный день наша лужайка для пикника была ужасно загромождена каретами и запыленными автомобилями – они тогда только появились. Киньи был счастлив большей частью потому, что считал – там ему удавалось сохранить инкогнито. Когда к нему обращались под вымышленным именем (под которым он обычно путешествовал), он с видимым удовольствием отвечал своим низким голосом, который нельзя было не узнать».
Весной 1910 года погода на берегу Бискайского залива была капризней, чем обычно; 14 марта, после необычно холодного уик-энда, Эдуард подхватил кашель, быстро переросший в бронхит. Личный врач короля сэр Джеймс Рейд прописал больному постельный режим. «Между нами говоря[11], я несколько обеспокоена и вызвала сиделку», – пишет Алиса одному из самых близких друзей короля. Словно бы движимый смутными мрачными предчувствиями, Берти, поправившись, вопреки обыкновению продлил свое пребывание во Франции до конца апреля. Двадцать шестого апреля, перед отъездом, король долго в одиночестве простоял, глядя на море, на террасе своих апартаментов. «Как грустно мне покидать Биарриц! – несколько раз прошептал он. – Но, может быть, это к лучшему».
Привязавшийся к нему с той поры хронический бронхит после выходных дней, проведенных в замке «Сэндрингхэм» в дождливую и ветреную погоду, дал знать о себе острым приступом. По возвращении короля в Лондон необычайно встревоженная г-жа Кеппель по нескольку раз в день навещала в Букингемском дворце своего возлюбленного. А король, слабея с каждым днем от приступов кашля, который ничем не удавалось унять, отказывался от постельного режима. Все при дворе отметили, как возрастало беспокойство молодой женщины, по мере того как ухудшалось состояние здоровья монарха. Четвертого мая любовники вдвоем отужинали и уселись играть в бридж в китайском салоне дворца. Не обращая внимания на просьбы Алисы, Эдуард продолжал глубокими затяжками курить свои любимые сигареты. Следует сказать, что после получения тревожного письма от старшего сына королева поспешно прервала свой круиз по Средиземному морю и 5 мая вернулась в Англию. В тот день в первом официальном медицинском бюллетене британцам сообщили, что состояние здоровье монарха «вызывает опасения». Утром следующего дня его состояние было расценено как «тяжелое», а спустя шесть часов – уже как «критическое».
