Каждое утро, в четверть восьмого, в спальне раздавался звонок, призывавший к побудке. Спустя тридцать минут после этого – обязательная для всех молитва, затем, в восемь часов, завтрак. Занятия начинались ровно в девять. Другие обитатели пансиона не подпускали мальчика близко, держали на расстоянии, и вскоре королевский ребенок стал объектом особо изощренного физического и морального издевательства, предметом бесконечных насмешек. «Завести множество друзей было не так-то просто, – расскажет потом принц. – Я необщителен от природы и всегда ненавидел банды. Мне нравится быть одному или с кем-нибудь вдвоем» (Димблби Джонатан). Чарльза тех времен характеризуют как любезного, предупредительного, скромного и удивительно галантного для своего возраста. Но ему хватало и доверия, и уверенности в своих силах, чтобы завоевать дружбу тех немногочисленных ребят, которые время от времени отваживались оказывать ему небольшие знаки расположения. По прошествии нескольких месяцев он убедил себя, что его никогда не будут любить за его собственную душу. Королева понимала, что сыну предстоит выдержать испытание, но посчитала, что будущему монарху необходимо пройти и через это. 26 июля 1958 года, по случаю закрытия в Кардиффе Игр Британской империи и Британского Содружества, она присвоила Чарльзу титулы принца Уэльского и графа Честера, а также сделала оруженосцем кавалера благороднейшего ордена Подвязки. К своему удивлению, Чарльз узнал об этом из прямого телевизионного репортажа о закрытии Игр, который смотрел с учениками своего класса. Его смущению не было предела, и судьба показалась ему предрешенной. Он возненавидел на всю жизнь воспоминания о тех пяти годах, которые провел в «Чиме», с такими же отчаянием и силой, с какими проклинал затем колледж «Гордонстаун».
Королева всех англичан – мать намного более уступчивая, чем может показаться. Из принципа или вследствие слишком большой сердечной снисходительности, Лилибет никогда даже не пыталась руководить поведением или частной жизнью своего отпрыска, перекладывая чаще всего на супруга те незначительные проблемы, которые возникали в их повседневной жизни. Полностью отстраненный женой от дел короны и государства, Филипп максимально использовал власть, которая была ему дана в этих вопросах. «Для него это тем более важно, потому что в молодом возрасте он никогда не жил семейной жизнью», – сказала как-то королева одной из своих подруг. Опутанные чрезмерным формализмом, объединяющие Виндзоров связи являются постоянным и откровенным оскорблением современности, науки Франсуазы Дольто в текущем времени… Очень скоро дети королевской четы поняли, что им придется противостоять трудностям существования в одиночку, не смея даже надеяться на помощь родителей.
«Королева передала детей в руки Филиппа, а Филипп в свою очередь бросил их на произвол судьбы», – пишет журналист и писатель Грэхем Тернер, рисуя портрет Елизаветы II. «Он думал, что обтесывать их тем или иным способом – неправильно и наилучший способ обучения для них – наука выкручиваться из всего самостоятельно, – рассказывает одна упомянутая в статье благородная дама – С самого начала поводья висели у них на шее. Даже в очень юном возрасте Чарльз и Анна пользовались большой свободой и никогда ни с чем не обращались к родителям. Очень быстро они обзавелись своими столами, своими секретарями, составили свои рабочие графики. Казалось, королева и принц Филипп считали, что их это мало касается. Чаще всего они не знали, чем именно в данный момент занимаются их дети…Вследствие этой ранней независимости Виндзоры стали напоминать скорее некий клуб, чем семью. Они никогда ничего не проводили совместно, и поэтому среди них было не принято общаться друг с другом, а если и общались, то на совершенно тривиальные темы».
Казалось бы, свободные от всех омрачающих повседневную жизнь материальных забот, вознесенные с самого рождения на вершину социальной лестницы и абсолютно уверенные, что никогда оттуда не спустятся, короли и королевы получают небывалую возможность воспользоваться идеальными условиями для расцвета семейной жизни и достижения успехов в качестве родителей. Как предположить, что Маргариту Датскую оставила нянька за полчаса до начала церемонии ее коронации? Как представить Харальда Норвежского в лапах злобного банкира, после того как на занятия спортом во время зимних каникул он потратил большую сумму, чем предусмотрено? Как не опереться о стену при мысли, что Карл XVI Густав яростно обменивался ударами со своим коллегой по офису или что королева Беатрикс Нидерландская, шатаясь от усталости, вышла из метро, забитого людьми, после дня общественного движения в Гааге? И все же – колкости, недоговоренности, не признаваемое открыто соперничество, непродуманное распределение обязанностей и оскорбленное самолюбие… У монарших пар тоже случаются семейные разногласия. А замужество или женитьба не на человеке, а на его имидже, настоящая любовь, часто перемалываемая протоколом, привязанность и взаимопонимание, мелко порубленные интересами государства? В действительности это самые обычные пары, а их подлинные проблемы вовсе не там, где они предполагают.
Лилибет не любит показывать свои чувства; Филипп имеет характер довольно ворчливый и легко взрывается. Многие люди из окружения королевской семьи свидетельствуют, что в те времена он в любой ситуации проявлял нетерпимость и раздражительность по отношению к старшему сыну. Такое поведение, несомненно, являлось следствием тех лишений, которым он сам подвергался в течение своей жизни. Герцог Эдинбургский, граф Мерионет и барон Гринвич, он родился, принцем Греческим и Датским, 10 июня 1921 года на острове Корфу. Вместе с отцом, принцем Андреем Греческим, пережил ссылку, в которую тот вынужден был отправиться после государственного переворота, и его раннюю кончину (1944), интернирование матери, а также долгие годы странствий и нищеты вплоть до того, как последовало разрешение (1939) поступить на службу в Королевский флот. Все это оставило в его душе много горьких воспоминаний. Спустя восемь лет после этого вхождение в правящую королевскую семью обернулось для молодого, щеголеватого офицера рядом разочарований и заставило его отказаться от дворянских званий, сменить национальность и религию и согласиться с тем, что его родные дети носили не его фамилию, а фамилию жены. А поскольку беда никогда не приходит одна, ему ничего не оставалось делать, как уйти с воинской службы после коронации супруги и с той поры занять место в тени монархини. «Амеба, я теперь всего лишь амеба», – часто, если верить слухам, повторял он.
Пример родителей надолго заронил в голову Чарльза грустное видение супружества. Однако, по словам Сары Брандорф, автора монументальной биографии королевы Англии, их союз «был успешен со всех точек зрения». Елизавета с ума сходила от любви к мужу с самой первой их встречи, в 1939 году, когда ей было тринадцать, а ему – восемнадцать лет, и всячески старалась как можно чаще давать ему доказательства своей любви. «Филипп, явно тоже влюбленный, хотя и явно менее страстно, находит ее сексуально привлекательной». И если он не приемлет никакой формы выражения своих чувств, то это происходит как из-за его темперамента, так и по причине строгости полученного им воспитания. Не слушая мольбы своего окружения вроде: «Ну сделайте же что-нибудь… ну не знаю – обнимите ее за талию, например» (это посоветовал ему однажды его адъютант), – принц до недавнего времени не осмеливался выражать жене нежность в присутствии других.
Время от времени он, однако, разговаривает с ней резко, причем прилюдно. «Перестаньте же быть такой дурой – улыбнитесь, да улыбнитесь же!» Именно так выражается желание покомандовать, свойственное всем высшим офицерам Королевского флота. Однажды вечером, когда они возвращались в компании некой близкой особы, сидевший за рулем принц заложил на большой скорости очень резкий вираж – Лилибет сдавленно вскрикнула; Филипп пришел в ярость. «Еще один такой крик – и я вышвырну вас из машины!» – предупредил он сухо в присутствии ошарашенного пассажира. В то же время многие приближенные королевской четы свидетельствуют, что и королева столь же решительно останавливает супруга, когда он того заслуживает. «Замолчи! Ты не знаешь, что говоришь…» – вроде бы сказала она ему однажды в присутствии премьер-министра Австралии Боба Хоука, когда принц осмелился высказать какие-то свои очень личные взгляды на Британское Содружество.
