Глава VIII
Маски вечности
Образы мифа есть отражение духовных возможностей каждого из нас. Созерцая их, мы находим в них силу, необходимую нам для собственной жизни.
МОЙЕРС: Изучая разные мифы, культуры, цивилизации и религии, находили ли вы в них нечто общее, то, что создает потребность в Боге?
КЭМПБЕЛЛ: Каждый, кто знает, что такое тайна, знает и о существовании таких характеристик Вселенной, которые недоступны его органам чувств. В одном из философских сочинений Древней Индии есть высказывание, имеющее непосредственное отношение к обсуждаемому вопросу: «Когда, замерев перед красотой заката или горной вершины, вы восклицаете „Ах!“, вы участвуете в божественном. Подобный момент участия включает в себя осознание чуда и совершенной красоты жизни. Люди, живущие в мире природы, переживают такие моменты каждый день. Они живут в осознании того, что в мире существует нечто великое, недоступное восприятию человека. Однако человеку свойственно стремление персонифицировать подобный опыт, очеловечивать силы природы. В традиции Запада видеть в Боге конечный источник или причину энергии и чуда Вселенной. Однако в большинстве восточных учений и в первобытном обществе боги воспринимались скорее как проявления и распространители энергии, которая в конечном счете безлична. Боги не являются ее источником. Бог – транспортное средство энергии. И сила, или качество, энергии, которую дает бог, определяет его характер и функцию. Есть боги жестокости, боги сострадания, есть боги, которые объединяют два мира – видимый и невидимый, а есть боги, которые всего лишь покровительствуют царям или народам во время их военных походов».
Все это – персонификации проявляющихся энергий. Но первичный источник этих энергий остается тайной.
МОЙЕРС: Не превращает ли это судьбу в анархию, в непрекращающуюся войну разных начал?
КЭМПБЕЛЛ: Да, как и в самой жизни. Даже в нашем сознании, когда приходится принимать решение, начинается борьба. Например, в действиях по отношению к другим людям могут быть четыре или пять возможностей. Мое решение определяет влияние божества, доминирующего в моем сознании. Если мною руководит брутальное божество, мое решение тоже будет брутальным.
МОЙЕРС: Какое отношение это имеет к вере? Вы человек веры и…
КЭМПБЕЛЛ: Нет, мне не нужна вера. У меня есть опыт.
МОЙЕРС: Какой опыт?
КЭМПБЕЛЛ: У меня есть опыт восприятия жизни как чуда. У меня есть опыт любви. У меня есть опыт ненависти, злобы, и я знаю, что значит хотеть двинуть кому-то в челюсть. С точки зрения символического восприятия все это разные силы, действующие в моем сознании. Кто-то может думать, что они – чудо, любовь, ненависть – порождены разными божествами. Когда я был ребенком и воспитывался как католик, мне говорили, что у моего правого плеча находится мой ангел-хранитель, а у левого – дьявол-искуситель, и решения, которые я принимаю в жизни, зависят от того, кто из них оказывает на меня большее влияние. Будучи ребенком, я конкретизировал эти мысли, и мне кажется, что мои учителя делали то же самое. Мы думали, что и ангел, и демон реально существуют. Однако теперь я считаю их метафорами тех импульсов, которые движут и руководят мною.
МОЙЕРС: Откуда берутся эти энергии?
КЭМПБЕЛЛ: Из вашей собственной жизни, из энергии вашего тела. Все органы вашего тела, включая и голову, конфликтуют друг с другом.
МОЙЕРС: А откуда берется ваша жизнь?
КЭМПБЕЛЛ: Из предельной энергии, то есть из жизни Вселенной. Услышав это, вы спрашиваете: «Значит, должен быть кто-то, кто генерирует эту энергию?» Почему вы непременно должны задать этот вопрос? Почему главная тайна не может быть безличной?
МОЙЕРС: Разве мужчины и женщины могут жить с подобной безличностью?
КЭМПБЕЛЛ: Конечно. Они так и живут повсюду. Поезжайте на восток от Суэца. Вы знаете, что на Западе существует тенденция очеловечивать, персонифицировать богов: например, Яхве – это либо бог гнева, справедливости и наказания, либо бог-покровитель, помогающий тебе в жизни. Об этом можно прочитать в псалмах. А на Востоке боги более простые, в них гораздо меньше человеческого, и они гораздо больше похожи на силы природы.
МОЙЕРС: Когда спрашивают: «Каким ты представляешь себе Бога?», ребенок, воспитывающийся в нашей культуре, отвечает: «Это старик с бородой в длинном белом одеянии».
КЭМПБЕЛЛ: Да. В нашей культуре так и есть. В нашем представлении Бог – это мужчина, но во многих традициях божественная сила предстает преимущественно в облике женщины.
МОЙЕРС: Идея заключается в том, что ты не можешь представить себе то, что не можешь персонифицировать. Как вы думаете, возможно ли сосредоточиться на том, что Платон назвал «бессмертными и божественными мыслями»?
КЭМПБЕЛЛ: Конечно. Что же такое медитация, если не это? Медитация означает сосредоточенное обдумывание какой-то мысли. Обдумывать можно все что угодно. Я не делаю в мыслях большого различия между физическим и духовным. Например, медитация о деньгах – отличная медитация. И размышление о том, как содержать семью, – очень важная медитация. Но есть особенная, отличная от других медитация. Например, когда вы идете в храм.
МОЙЕРС: Значит, молитва – это на самом деле медитация.
КЭМПБЕЛЛ: Молитва – это медитация о тайне.
МОЙЕРС: Обращение к внутренней силе.
КЭМПБЕЛЛ: В католицизме есть такая форма медитации, когда вы многократно читаете наизусть одну и ту же молитву. Это «включает» сознание. В санскрите такая практика называется japa – «повторение святого имени». При этом вытесняются все другие интересы, и вы можете сосредоточиться на чем-то одном, а затем – это зависит от силы вашего собственного воображения – ощутить глубину этой тайны.
МОЙЕРС: Что дает человеку глубокое переживание?
КЭМПБЕЛЛ: Глубокое чувство тайны.
МОЙЕРС: Но если Бог – это только тот бог, которого мы воображаем, как мы можем трепетать перед нашим собственным творением?
КЭМПБЕЛЛ: А как нас приводят в ужас наши сны? Чтобы достичь просветления, нужно забыть об изображении Бога. Психолог Юнг сказал по этому поводу: «Религия – это защита от опыта Бога». Тайна низводится до набора постулатов и идей, а акцент на этих постулатах и идеях может «закоротить» связанный с ними трансцендентный опыт. Интенсивное переживание тайны – вот что человек должен считать конечным религиозным опытом.
МОЙЕРС: Многие христиане верят: для того, чтобы выяснить, кто такой Иисус, нужно познать христианство, христианскую доктрину, христианскую церковь…
КЭМПБЕЛЛ: Нужно познать воображаемый образ Иисуса. Подобный образ Бога становится для человека последним барьером, последним препятствием. Вы придерживаетесь своей собственной идеологии, своего собственного ограниченного образа мыслей, а когда приближается более значительный опыт Бога, превосходящий ваши ожидания, вы бежите от него, цепляясь за тот образ, который есть в вашем сознании. Это известно как сохранение вашей веры. Вы познаете идею духовного восхождения, проходя разные этапы, или архетипические стадии опыта. Все начинается с познания таких примитивных вещей, как голод и алчность, потом наступает время похоти, а затем – опыт физической деятельности того или иного рода. Все это раскрепощающие стадии, придающие силы. Но только тогда, когда в сердце просыпается сострадание к другому человеку или просто к живому существу, и ты понимаешь, что в известном смысле вы братья, только тогда начинается новая стадия духовной жизни. Мифологическим символом этого открытия сердца навстречу миру является непорочное зачатие. Оно символизирует рождение духовности в том, что до этого было примитивной жизнью человека-животного, цель которого – здоровье, продолжение рода, власть и немного развлечения. Однако теперь мы приходим к чему-то другому. Потому что переживание чувства сострадания, общности или даже идентичности с другим или с каким-то выходящим за границы твоего «Я» принципом, который поселился в твоем сознании как заслуживающий почтения и служения, есть начало – окончательное и бесповоротное – истинно религиозного образа жизни и переживания. В дальнейшем это может привести к продолжающемуся всю жизнь поиску полного переживания той единственной Сущности, отражением которой являются все временны́е формы. Истинно религиозное переживание может как иметь форму, так и не иметь ее. Если ваш бог имеет некую форму, ваше воображение и есть бог. Есть субъект, и есть объект. Но конечная мистическая цель заключается в том, чтобы быть единым со своим богом. При этом двуединство преодолевается, и формы исчезают. Никого нет. Ни бога, ни вас. Ваше сознание растворилось при отождествлении с основой вашего собственного бытия, ибо то, с чем соотносится метафорический образ вашего бога, есть конечная тайна вашего собственного существования, одновременно являющаяся и тайной существования мира. Вот так вот.