– Спасибо, а пенсию я возьму на всякие расходы, – смягчил тематику разговора бывший учитель, не желая ссор в семье единственного сына.

– Конечно, поезжайте, отдохните, – быстро нашлась бывшая жрица любви.

Ссориться с очень обеспеченным и перспективным мужем не хотелось. Ей так завидовали бывшие коллеги по «горячему цеху» отеля. Рыжая Нинон и блондинка Марго встретили подругу утром, после работы: «Лапуля, ты, говорят, замуж выходишь! Пригласила бы и нас!» – «Конечно, девочки! Конечно, милые, как же без вас?»

Брюнетка Натали была само радушие и, зная своих давних знакомых, сразу изменила телефон и место жительства в Москве.

– Папа, давай свой паспорт, – потребовал сын, – как все сделаю, так сразу и привезу. Пойдем, дорогая!

Черт пришел на третью ночь. Он остался в проеме двери, посмотрел на икону и поежился, повел плечами, как делают люди, испытывая холод или сильный страх. Не присаживаясь в кресло, он с тоской посмотрел на лежащего в кровати человека:

– И чего это все бывшие проститутки такими религиозными становятся? Вредный ты человек, Петр Иванович, – тихим, слабым голосом сказал черт, – уходить мне надо окончательно, но я не прощаюсь. Мы еще на Канарских островах увидимся! – Он помолчал и добавил: – А Зинка вчера вечером покупателя домой привела. Внешностью он похуже тебя будет.

– Давай жми отсюда, красавец, – презрительно ответил ему педагог, как в прошлом некоторым лодырям, не желавшим учить немецкий язык, выставляя их из класса и посылая за родителями.

Тенерифе встретил его солнечной, мягкой погодой, улыбчивыми горожанами и разомлевшими от курортных удовольствий туристами. Соотечественники приехали семьями, женщины помоложе были с детьми, а очень молодые пропадали на экскурсиях, в ночных барах. На третий день вынужденного одиночества ему стало скучно, но он заметил большую группу туристов его возраста из Германии, с которыми решил познакомиться и поговорить, лишний раз вспомнив немецкий язык.

О личных знакомствах Петр Иванович не думал, хотя группа состояла почти вся из женщин. В светлых брюках и шортах, с короткими, практичными в жару прическами. Они аккуратно каждое утро делали гимнастику на пляже. Дамы были громки, решительны и, казалось, знали все наперед. Петр Иванович один раз присел за столик рядом с тремя женщинами, почувствовал быстрые, вежливые взгляды. Но разговора не получилось. Вышли из зала они в разные стороны. В то утро завтракать не хотелось, но вспомнив, что аппетит приходит во время еды, бывший учитель, решительно отбросив все сомнения и утреннюю сонливость, спустился на первый этаж отеля, на завтрак.

Зал ресторана был полон туристами. Храм еды торжествовал закусками шведского стола, филиалами порционных блюд, весело подмигивая полными подносами различных фруктов и сладостей. Никелированные титаны с кипятком радостно блестели в ожидании чашек с заваркой чая или порции растворимого кофе. Петр Иванович, отдав дань восхищения изыскам кухни, встал в небольшую очередь немецких туристов, весело переговаривающихся о планах после завтрака.

– Фрау Браун, вы с нами? – спросил кто-то женщину средних лет, за которой он стоял в очереди за черным кофе.

– Нет, я не пойду на пляж, а хочу погулять около отеля, – ответила дама.

Она повернула ручку крана, давление воды большое, и десяток горячих капель, брызнув в стороны, попали на кисть руки.

– Ах, чтоб тебя! – внезапно тихо по-русски сказала женщина, отдергивая руку от титана.

– Давайте я вам помогу, надо плавно поворачивать, – нашелся Петр Иванович, взяв у нее из рук блюдце с чашкой.

Аккуратно наливая кипяток, он перешел на язык Шиллера и Гете:

– Я первый раз обжегся тоже, – продолжал он по-немецки, – второй ошибки не допустим!

Женщина спокойно взяла свой кофе, сказав «спасибо», а Петр Иванович сразу представился ей, назвав себя и свою профессию учителя немецкого языка в одной из школ Москвы. Она удивленно посмотрела на неожиданного собеседника:

– А я преподаю русский язык в Гамбурге.

Теперь настала очередь удивляться мужчине:

– Коллега, позвольте проводить вас до столика!

Общая профессия, небольшая разница в возрасте и одиночество всегда творят чудеса, да и люди любят похожих на себя. Интерес стал взаимным, и мужчина продолжил:

– Фрау Браун, я не хочу показаться вам навязчивым, но позвольте мне пообщаться с вами на любом языке!

Она поняла шутку и улыбнулась, положив сахар в кофе.

– Людям для общения нужен один язык, а у нас их целых два!

– Дорогая фрау преподаватель. Два языка так хороши, как и два бокала шампанского за знакомство. – Он указал на соседние столики, где в стеклянных бокалах искрилось и играло утреннее шампанское, предлагаемое туристам для веселья и бодрости настроения на весь день.

– Зер гут! – весело поддержала женщина и, извиняясь, добавила: – Ох уж эти Канарские острова!

Через полчаса они гуляли среди цветов и рассуждали о сложности профессии и проблемах в воспитании подрастающего поколения.

– Согласитесь, что перегруженность школьной программы специальными предметами не лучшим образом сказывается на нравственном воспитании школьников, – посетовала фрау Браун, обращаясь к Петру Ивановичу.

Тот согласился, ссылаясь на Ушинского и Песталоцци, ставивших нравственное воспитание ребенка как основное и приоритетное.

– Да-да, Песталоцци, – вспомнила она великого швейцарского педагога и добавила слегка удивленно: – У вас классический диалект немецкого языка, даже литературный!

Петр Иванович хотел рассказать о строгой требовательности профессора фонетики университета, но лишь скромно заметил, что его мать тоже преподавала немецкий язык. Они с детства читали немецкую литературу в подлинниках. Фрау Браун согласилась:

– Никакой перевод, даже самый хороший, не заменит авторского текста!

Он начинал ей нравиться своей вежливостью, профессионализмом и какой-то внутренней культурой, которую сразу распознают в мужчинах все женщины. Гуляя, они спустились к причалу и подошли к яхте, на которую садились туристы. «Прогулка по океану» – объяснял цветной плакат на корме судна.

– По-моему, это то, что нам нужно? – весело спросил Петр Иванович свою спутницу.

– По-моему, да! – поддержала она его предложение.

Волны океана лениво и снисходительно передавали яхту одна другой, как будто играли с изобретенной человеком игрушкой. Фрау Браун восторженно замерла перед сияющим голубым простором, а Петр Иванович вспомнил стихотворение Адельберта Шамиссо, которое в России стало известной, любимой народной песней, и негромко пропел первый куплет для своей дамы:

Окрасился месяц багрянцем, Где волны шумели у скал.

Поедем, красотка, кататься, Давно я тебя поджидал.

Прошел час плавания. Яхта плавно развернулась к берегу. До скалистой кромки берега оставалось еще несколько сот метров, но туристы дисциплинированно встали по бортам круизного судна, держась за боковые поручни.

– Ах! – воскликнула фрау Браун.

Ее белая дамская сумка с длинной ручкой легко и плавно соскользнула с загорелого плеча во время маневра яхты и полетела вниз, в голубую воду. Всплеск. На какое-то мгновение она мелькнула на поверхности, как будто не верила в случившееся, и исчезла в пучине. Корабль продолжал движение, но Петр Иванович, не сводя взгляда с места падения сумки в воду, быстро вытянув вперед руки и сжав ноги, стремительно прыгнул за борт, как очень давно, на спартакиаде студентов в Москве.

Вода была чистая, а желтая никелированная пряжка замка блестела в нескольких метрах от мужчины, медленно погружаясь в зелено-темную глубину океана. Он несколько раз взмахнул руками, как делают пловцы брассом, схватил ее за ремень и из последних сил оттолкнулся от глубины ногами, выбрасывая тело вверх, к свету и воздуху, которого так не хватало в легких и горле. Жадно схватив ртом легкий ветерок и уворачиваясь от небольшой волны, он осмотрелся. Яхта остановилась, люди махали ему руками. Матрос с обнаженными торсом, держа в руке спасательный круг, готов был прыгнуть вслед за ним. Петр Иванович весело поднял руку с сумкой над головой, поплыл к спущенному за борт трапу. На палубе ему аплодировали. Несколько мужчин подошли к нему и пожали руку в знак солидарности.