Но время шло, и вскоре не осталось совсем ничего, что бы не было ей испробовано, что бы доставляло ей удовольствие. Свобода превратилась в пустоту. И спустя почти век Ребекке впервые захотелось вернуться. Вот только то, что она узнала, приехав в Новый Орлеан, едва не свело с ума Первородную.
Ее братьям больше мне нужна была их семья. Ведь у них теперь были собственные. И если с наличием жен Ребекка еще могла смириться, то дети… Это было то, чего она хотела всю жизнь. Самая желанная мечта, которую блондинка запрятала глубоко-глубоко, зная, что она никогда не осуществится, ведь Майклсонам это было недоступно, и вот теперь оказывалось, что у нее уже были две племянницы. Ее братья осуществили ее мечту. А она - нет.
Сейчас, стоя на пороге маленького лесного дома, Ребекка не знала, какое из чувств владеет ей больше — любовь или ненависть. Впрочем, нет. Знала. Это был страх.
Страх того, что она теперь была совсем не нужна своей семье, накрывал ее липкой волной, заставляя замереть на месте ледяной статуей, не позволяя пошевелиться.
Ребекка с шумом втянула воздух, собираясь с силами. В конце концов, она — Майклсон. И всегда получала то, чего хотела. Что же изменилось сейчас? И изящная ладонь сжалась в кулак, с силой стуча в старую деревянную дверь.
Голос Элайджи она узнала мгновенно, и почти помимо воли голубые глаза наполнились слезами.
— Кол, если это ты, можешь сразу идти прочь, тебя это тоже касается, Клаус. И любого, кто…
— Прошу, открой, Элайджа!
Брат ответил далеко не сразу, а когда сделал это, его голос непривычно дрожал.
— Ребекка?!
Дверь перед блондинкой распахнулась так быстро, что она и не поняла, как это произошло. Да это было и не важно, потому что единственное, что Ребекка видела перед собой, были глаза Элайджи.
— Что… что ты здесь делаешь? — хрипло проговорил он, замирая на пороге.
Первородная прикусила губу, пытаясь подобрать слова. Но она будто онемела, изучая брата округленными глазами. Он был таким, как и в тот последний раз, когда Ребекка его видела, и в то же время — совсем другой. Прежний Элайджа не позволил бы себе встречать гостей без рубашки, ступая босыми ногами по полу. Прежний Элайджа не улыбался так тепло и искренне, и его вечно холодное выражение лица не было таким радостным. А вот нынешний Элайджа делал именно это, и Ребекка сама не поняла, как оказалась в его крепких объятьях, когда он шагнул за порог.
— И где ты только пропадала? — ласково проговорил он, заглядывая в изумленные глаза, — войдешь? Правда, Гвендолин уже спит…
— Гвендолин? — прищурилась блондинка, осторожно делая шаг вперед.
— Моя дочь, — тут же отозвался Элайджа, и его голос буквально звенел от гордости.
— И как…как… ты… смог? — прошептала Ребекка, едва сумев подобрать слова, — ведь это… невозможно…
— Это очень долгая история, — тепло проговорил вампир, отступая назад, — может, все же войдешь?
— Это твой дом? — нерешительно произнесла Первородная.
— Мой и Алин.
— Алин?
— Моя жена, — коротко ответил Элайджа, не сводя с сестры внимательного взгляда, — с тобой все в порядке, Ребекка?
— Да, — кивнула та, растягивая губы в широкой улыбке, — я просто не думала, что вы… ты и Клаус… еще и дети… так много всего произошло.
— Ты сама предпочла не участвовать с жизни семьи, — склонил голову вампир, и в его голосе уже не было прежнего радушия, — что-то изменилось?
— Я…
Но договорить Ребекке не позволил незнакомый женский голос, который раздался за спиной у брата.
— Элайджа, у нас гости?
Хрупкая брюнетка шагнула вперед, когда Майклсоны повернулись к ней лицом, и Ребекка не могла не заметить, как вспыхнули любовью темные глаза стоящего с ней рядом вампира, когда девушка подошла ближе, хмуря тонкие брови.
— Не волнуйся, кошечка, — ласково проговорил Элайджа, не сводя с жены теплого взгляда, — это — Ребекка. Моя сестра.
Зеленые глаза удивленно распахнулись, и брюнетка сделала шаг в сторону мужа.
— Ты совсем не рассказывал о…
Первородная стиснула зубы, чувствуя, как ее накрывает волна злости, на эту молодую ведьмочку, что совсем без труда целиком и полностью завладела вниманием брата. Брата, который даже не упоминал о ее существовании. И это был Элайджа, который всегда любил ее. Чего же ждать от Клауса?
Блондинка сузила глаза, разглядывая Алин.
— Уверена, ты еще многое не знаешь о нем, дорогуша, — наконец выдавила из себя она, и на лице ведьмы отразилось непонимание, — но я расскажу тебе о своем старшем брате. Проведу небольшой экскурс в историю, как делала это раньше для сотни твоих предшественниц. Или их была тысяча? Ну что же ты молчишь, Элайджа? Разве так приветствуют свою настоящую семью?
========== Часть 37 ==========
— Еще бурбона!
Голос Ребекки дрожит, когда она поднимает на бармена мутный взгляд, опираясь локтем на барную стойку. Невозмутимый шатен наполняет бокал золотистым напитком, не сводя заинтересованных глаз с красивой блондинки, что выпивает уже пятый рокс, даже не морщась. Но Первородная будто не видит выражения лица бармена, что не прочь вступить с ней в личную беседу.
Она прикрывает глаза, делая глубокий глоток бурбона, и перед ее взором вновь встает лицо ее старшего брата, который смотрит на свою жену с такой нежностью, что ладони Ребекки невольно сжимаются в кулаки. Ведь раньше, не смотря на всех женщин, что были у Элайджи, его главной любовью всегда была она. Теперь же вампир следит за каждым движением зеленоглазой ведьмы, что наблюдает за Первородной с недоверчивым прищуром.
А после ее насмешливых слов о тысяче предшественниц, лицо Алин и вовсе леденеет, что мгновенно отражается и на настроении брата.
— Это неудачная шутка, дорогая, — холодно выговаривает он, поднимая на сестру нечитаемый взгляд, — к тому же Алин знакома с историей нашей семьи.
— Только почему-то она и знать не знала обо мне, — сладко отзывается Ребекка, склоняя голову, — или меня вы с Клаусом частью семьи уже не считаете?
— Не говори глупостей, — отвечает ей Элайджа, и в его голосе чувствуется едва сдерживаемая злость.
Он хочет сказать что-то еще, но в этот миг гостиную наполняет сонный детский голос.
— А почему вы не спите? — щурится Гвен, потирая мутные синие глазки.
Родители не успевают ей ответить, когда девочка уже замечает незнакомую ей Ребекку.
— А вы кто? — настороженно интересуется Гвендолин, и подходит к Элайдже, который подхватывает ее на руки, — это наша гостья, папочка?
Первородная не может сказать и слова, завороженная сходством брата и его дочери. Голубые глаза жадно впитывают детские черты — упрямый подбородок, прищур глаз, темные волосы, что слегка вьются, как и у замершей рядом с мужем ведьмы.
— Это — Ребекка, — наконец нарушает тишину вампир, — она — моя сестра. И твоя тетя.
— Как тетя Кэролайн? — восклицает Гвен, и лицо Ребекки мгновенно искажается от ярости.
— Тетя Кэролайн, это, я так понимаю, потаскушка Клауса?
Алин едва успевает прикрыть дочери уши, прежде чем блондинка выговаривает бранное слово.
— Я бы попросила не выражаться в присутствии моей дочери, — ледяным голосом чеканит она, не сводя с Первородной злого взгляда, — а также не оскорблять нашу семью.
— Остынь, милочка, — усмехается Ребекка, довольно улыбаясь, — думаю, ты имеешь весьма размытое представление о том, что в действительности представляет из себя наша семья.
— Я тебе вовсе не милочка, — спокойно отзывается ведьма, но ее раскосые глаза пылают от еле удерживаемой под контролем магии, — я — Алин Майклсон, и требую уважения к себе, своей дочери и всей моей семье, частью которой является и Кэролайн. Тем более, от затерянной родственницы, которую вижу первый раз в жизни в своем доме.
— Кошечка, — ласково тянет Элайджа, сжимая дрожащую ладонь жены, — уверен, Ребекка не имела в виду ничего дурного.
— Уверен? — вскидывает бровь Алин, поворачиваясь к вампиру, на руках которого замерла ничего не понимающая Гвендолин, — а мне кажется то, слово, что она употребила в отношении Кэр исключает многозначные трактовки.
