Ведьма улыбнулась, провожая его нежным взором, и прошла в гостиную. Алин устало опустилась на низкий диван, подтягивая под себя ноги, и прикрыла глаза. Прошло несколько минут, прежде чем в комнате появился Майклсон, который сел рядом с женой, обнимая ее за тонкие плечи и притягивая к себе. Девушка охотно подалась ему навстречу, устраивая голову на мужской груди, и поднимая лицо вверх.
— Гвен не проснулась?
— Что ты, кошечка, — ласково проговорил Элайджа, пропуская сквозь пальцы спутанные смоляные локоны, — дорога измотала ее. А ты как себя чувствуешь? Может, чего-нибудь хочешь?
Алин лишь покачала головой, слабо улыбаясь, и вампир склонился к ее лицу, касаясь губами пухлых губок.
— Тебе понравилась наша поездка, любовь моя? — проговорил он, заглядывая в раскосые глаза.
— Да, — тихо отозвалась ведьма, обвивая руками мужскую шею, — очень. Спасибо тебе, милый.
— В следующий раз мы можем поехать вдвоем, кошечка. Оставим Гвендолин с Клаусом и Кэролайн.
— Но без нее нам будет скучно, — тихо рассеялась Алин, и Элайджа недоверчиво прищурился не сводя с жены пытливого взгляда.
— Что-то не припоминаю, чтобы мы с тобой скучали хоть минуту во время нашего медового месяца.
— Не забывай о том, что тогда ты был на шесть лет моложе, — невозмутимо ответила ведьмы, пытаясь казаться серьезной, но вытянувшееся после ее слов лицо мужа не оставило ей не единого шанса.
— Опять дразнишь меня, непослушная кошечка? — хрипло проговорил он, обхватывая ладонью маленький подбородок, — так не терпится вновь быть наказанной?
— Как-нибудь в другой раз, — прищурилась Алин, мягко отстраняясь от мужа, — прости, я просто пошутила, — добавила она с невинной улыбкой, касаясь ладонью щеки вампира, — ты не против, если мы отложим мое наказание на завтра? А сейчас - просто поспим.
— Как скажешь, моя ведьма, — нежно произнес Элайджа, и осторожно притянул жену к себе.
Он поднялся с дивана, удерживая на руках хрупкое тело, и направился в спальню, где медленно опустил Алин на постель. Девушка улыбнулась, пристраивая голову на подушке.
— Снимешь с меня платье? Я совсем без сил…
— Ты сведешь меня с ума, кошечка, — закатил глаза вампир, и все же склонился над женой, расстегивая пуговицы на груди, — белье тоже снять?
— Уверен, что оно на мне есть? — сузила зеленые глаза ведьма, и на ее губах появилась насмешливая улыбка.
Элайджа застыл, не сводя потяжелевшего взгляда с хитрого лица жены, но в этот миг он увидел край белого лифа, выглядывающий из расстегнутого платья. Быстрым движением задрав вверх узкий подол, вампир убедился, что и трусики были на своем месте.
— Алин, ты уверена, что правильно поняла мою просьбу прекратить свои шуточки? — глухо процедил Майклсон, сверля покрасневшее лицо жены пылающими от ярости глазами, — или тебе и в правду так не терпится оказаться подо мной с широко разведенными ножками? Ты вроде хотела спать.
— И хочу, — прикусила губу ведьма, вздыхая, — спать. С тобой.
— Ко-шеч-ка, — почти прошипел Элайджа, и ведьма уже не могла сдержать смеха.
— Ну, прости меня, прошу, — успокоившись, проговорила она, прижимаясь к хмурому вампиру, — я лишь немного подшутила. Ты такой милый, когда поддаешься на мои провокации.
— Милый? — вскинул бровь Майклсон.
— Эээ… скорее… сексуально-милый, — поправилась Алин, невинно опуская глаза.
— Какая ты распутная, — покачал головой Элайджа, приподнимая подбородок жены, пытаясь поймать ее смущенный взгляд, — только твоя беременность удерживает меня от того, чтобы наказать тебя со всей строгостью, которую ты заслуживаешь, непокорная кошечка. Я сейчас пойду в душ. Надеюсь, что к моему возвращению, ты уже будешь спать.
Ведьма ничего не ответила, пряча раскрасневшееся лицо в подушках, и вампир скрылся за дверью, ведущей в ванную комнату. Немного освежившись под прохладными струями воды, Элайджа обтерся полотенцем, и вернулся в спальню, надеясь, что жена вняла его словам.
Но Алин явно пренебрегла его советом. Единственное, что она сделала, так это стянула с себя всю одежду, обернувшись простыней, которая почти не скрывала изгибов стройного тела.
— Ты долго, — недовольно протянула она, приподнимаясь на локтях, так что тонкая ткань натянулась на высокой груди, очерчивая контуры затвердевших сосков, — я тоже хочу в душ.
— Можно было и не ждать меня, кошечка, — хриплым голосом отозвался Элайджа, медленно подходя к постели, — я вижу, что тебе совсем неймется.
Майклсон не отводил взгляда от лица жены, которая кусала губки, ерзая на постели. Напряжение, повисшее в комнате, было таким плотным, что его, казалось, можно было резать ножом.
— Ты сама напросилась, кошечка, — наконец нарушил тишину Элайджа, и уже собирался было вихрем податься к жене, когда они оба услышали громкий стук в дверь.
Глаза Алин расширились, а вампир стиснул зубы, недовольный, что их прервали на самом горячем моменте игры, которую затеяла его любимая жена.
— Кто это может быть? — нахмурила брови ведьма, кутаясь в простынь.
— Сейчас узнаю, — отозвался Элайджа, натягивая брюки прямо на голое тело, — и кто бы это ни был, я выпровожу его вон, и мы продолжим то, на чем остановились.
Алин широко улыбнулась, и Майклсон, прежде чем выйти из спальни, быстро оказался рядом с ней, склоняясь к прекрасному лицу, и сминая пухлые губки в коротком, но страстном поцелуе.
— Не потеряй настроя, кошечка, — требовательно проговорил Элайджа, и его ладонь скользнула по узкому плечу, стискивая холмик налитой груди, — хочу тебя.
— Иди и скорее возвращайся.
Ведьма не сводила с мужа горящего взгляда, и он, с трудом найдя в себе силы, устремился к двери, покидая спальню.
— Кол, если это ты, можешь сразу идти прочь, — холодно произнес Майклсон, шагая по гостиной к входу в дом, — тебя это тоже касается, Клаус. И любого, кто…
— Прошу, открой, Элайджа!
Вампир замер, мгновенно узнавая голос, который не слышал больше сотни лет.
— Ребекка?!
========== Часть 36 ==========
Ребекка Майклсон с трудом вспоминает время, когда у нее была настоящая семья. Может тогда, когда они еще были обычными людьми, и она защищала Клауса от гнева отца? Или после, когда учила Кола письменности? Возможно много позже, став тем, кем они были теперь, пока она оставалась всеобщей любимицей, прежде чем в жизни братьев совсем не стало для нее места? У Ребекки нет ответа на этот вопрос.
Она — Первородная, единственная Майклсон женского пола, не считая Фреи, которой для Ребекки не существовало ни раньше, ни теперь. Как ни существовало Кетрин, Авроры и прочих женщин, что пытались найти место рядом с ее братьями, желая потеснить ее саму с места общей любимицы. Тогда, когда она еще боролась за него, пока Клаус раз за разом не вытравил из ее сердца последние толики любви, усыпляя ее на века.
Пока она не сбежала.
Принять это решение было так просто. Гораздо сложнее — реализовать. Но находиться и дальше под властью ослепленного ненавистью ко всему миру брата она не могла. Хотя, надо признать свою семью Клаус любил. Правда, по-своему. Но если братьев, а в особенности Элайджу, подчинить своей воли удавалось с большим трудом, то с Ребеккой у него проблем не было. Пока она, наконец, не поняла, что то, что было у них, можно было назвать чем угодно, но только не семьей.
А Ребекки хотелось свободы. Самой решать, кого любить, где жить и чем заниматься. Ей до жути, до чертиков надоело постоянно убегать, участвовать в бесконечных битвах за власть, убивать ведьм, двойников и прочих магических существ, что были для Клауса лишь очередными степенями на его пути. Она знала, что братья не поймут ее. Разве что, Элайджа, но и он был слишком предан Клаусу, чтобы позволить ей уйти.
Первые годы, когда ей все-таки удалось сбежать, Ребекка просто жила. Наслаждалась тем, чего у нее никогда не было, купалась в свободе. Краешком сознания Первородная понимала, что братья просто позволили ей уйти. Приняли ее выбор. И то, что Клаус не кинулся за ней в погоню, наверняка взбешенный ее поступком, было — блондинка могла поклясться — заслугой Элайджи.
