— Почему ты говоришь так? Ты не хочешь, чтобы я тебя целовал?
— Хочу. Хочу больше всего на свете, но я не готов заплатить за это цену, равную твоей жизни.
— Я поцелую тебя, — решительно произнёс Алексей. — Я плюну в лицо судьбе, Богу, Вселенной, кому угодно! Я покажу, что, несмотря ни на что, именно мы с тобой являемся родственными душами. Я ускорю нашу встречу в ином мире, где мы сможем беззаботно любить друг друга, как это делают мужчины и женщины.
«А ведь он прав», — думал Сергей. Почему нужно следовать правилам этого ужасного несправедливого мира? Мира, в котором одним отдана вся власть, а другим остаётся лишь набраться смирения, чтобы выжить; в котором государство распоряжается остатками жизней людей, не позволяя им унести в могилу только хорошие впечатления от бытия; в котором неизвестно кем выдуманный закон определяет, достаточно ли ты полезен для мира; в котором искренне любящих людей заставляют расстаться для поисков ложного возлюбленного. Кто запрещает им сделать то, что делают все влюблённые: соединиться в поцелуе, надеясь на то, что он сочтётся проявлением истинной любви? И какое дело до того, что надежды нет? Неужели крошечный остаток жизни — слишком высокая цена за признание любви истинной вопреки закону мироздания?
Алексей сжал руку Сергея. Тот в ответ ещё крепче сцепил свои пальцы с его. Минуты стали бежать, словно мгновения. Исчезли все звуки; остались лишь тишина, дрожание плеч от плача и тепло тела под ладонями. Сергей с жадностью вдыхал запах чужой кожи, водил ладонями по груди, впитывая подушечками пальцев биение сердца, исследовал губами мягкие черты чужого лица. Алексей сжимал юношу в объятиях и позволял ему растапливать себя на огне обожания. Взяв милое лицо в свои ладони, он долго глядел на него, внимательно, с любовью отмечая каждую мелкую морщинку, как глядят в последний раз.
— Хорошо. Если хочешь, сделай это, — прошептал Сергей.
Алексей, нежно запустив пальцы в тёмные волосы, наклонился к нему. Дыхание обжигало приоткрытые губы.
Ещё не поздно передумать…
Перед мысленным взором возникло лицо Лизы, искажённое гримасой боли.
И Алексей, сжав чужие плечи, коснулся губами губ Сергея. Казалось, сама душа двоих людей перекатывалась между кончиками языков, и каждый стремился отдать другому своё дыхание. Бессмертная душа воспарила, чтобы смеяться над жестокой природой, создавшей её, и рассеялась, будто дым, когда любовный поцелуй прервался.
Сергей прижимал к себе недвижное тело Алексея и содрогался в рыданиях. На запястьях обоих больше не было меток. Сквозь пелену слёз Сергей чётко видел умиротворённое вечным сном лицо Алексея и комнату, стены которой стали единственными, кто знал, как сильно он любил его.
========== Эпилог ==========
В июле 1914 года Сергей вернулся домой. Он не видел матери и сестры около года. Должно быть, они забыли его и не пустят на порог.
На похоронах Алексея Сергея не было. Он не сумел заставить себя появиться там. По прибытию в Петербург он лишь посетил его родителей. Увидев его, они сразу же узнали юношу, приехавшего с их сыном в июле 1913-го. Они отнеслись к нему, точно к родному, и искренне поблагодарили за то, что он так скоро сообщил им о смерти Алексея. В письме Сергей рассказал, будто они без памяти влюбились в очаровательных француженок, и ему повезло найти свою родственную душу и излечиться, в отличие от Алексея. Сергей готов был расплакаться прямо перед его родителями и признаться в любви к их сыну, но стойко сдержался. Он произнес: «Вы не представляете, как мне жаль, что его больше нет. Для меня это невероятная трагедия». Но его глаза выдали слишком много. Быть может, даже всё, потому что проницательная мать Алексея произнесла, покровительственно взяв Сергея за руку: «Если хотите знать, мы не виним вас в смерти нашего сына. Он искренне любил того человека, которого поцеловал, не завсимо от того, что решила судьба. Мы всегда верили ему, а он верил в любовь. У нас нет другого выхода, кроме как отнестись к его решению с уважением».
Боль утраты заставила Сергея бежать и из Франции тоже: на протяжении года он жил на оставшуюся сумму денег в Швейцарии, Великобритании, Греции. Он не помнил, что делал там, кого видел, с кем говорил. Этот мучительный сон прервала страшная весть: Германия объявила войну России. Сергей спешно вернулся на Родину, полный решимости пойти на фронт.
***
Сергей приоткрыл дверь и оказался на дорожке, ведущей к родному дому через сад с цветущими деревьями. Он увидел прекрасную девушку в воздушном жёлтом платье, играющую с собакой. Это была его сестра. «С ума сойти, какая она взрослая в свои восемнадцать!» — подумал Сергей и сделал несколько шагов вперёд. Девушка обернулась, и при виде юноши её лицо приняло испуганное выражение.
— Мама, тут человек! — крикнула она и кинулась к дому.
Татьяна не узнала брата. Тот не был удивлён: год душевных мучений изменил его. Лицо юноши стало худым, бледным, глаза — тусклыми и вечно уставшими; он выглядел старше своего возраста.
— Стой, Таня! — окликнул Сергей.
Девушка остановилась.
— Я вас знаю? — спросила она, прищурив глаза.
— Подойди и проверь! — ответил Сергей.
Вопреки негласному правилу осторожности, Татьяна без малейшего опасения приблизилась к нему. Должно быть, её сердце узнало этого человека гораздо раньше, чем разум.
Увидев его лицо, девушка остолбенела. Её глаза широко распахнулись, руки затряслись, дар речи исчез. Сергей с нежностью смотрел на красавицу-сестру и не знал, что сказать. Губы Татьяны едва изогнулись в подобии улыбки, но глаза вдруг наполнились слезами, и девушка убежала в дом, горько рыдая. Через секунду на пороге появилась Анна Евгеньевна.
— Серёжа? — женщина сразу узнала сына.
— Да, мама, — улыбнулся он.
— Что ты здесь делаешь?
Сергей был удивлён и немного оскорблён: мать встретила его так, будто они не виделись не год, а три дня, будто она знает, что с ним происходило всё это время, будто её сын не должен быть мёртв.
— Я скучал, — просто ответил он.
У его ног грозно сопел и слюнявил ботинки маленький французский бульдог. Мужчина долго смотрел на него и пытался уловить смысл в его присутствии здесь. Наверное, казалось, что он решает, как правильно пнуть животное, потому что Татьяна выбежала из дома, своего надёжного укрытия, подбежала к брату, взяла на руки свою собаку и вернулась обратно, всхлипывая.
— О, мы тоже соскучились, — произнесла госпожа Влодская.
Мать Сергея никогда не была из тех, что откровенно показывают свою любовь детям, но такое равнодушие поразило его. Он ожидал, что мать будет кричать, не пустит на порог, проклянёт, скажет, что лучше бы ему было умереть; он думал, что боялся этого, но на самом деле это то, чего он так жаждал. Сестру же он не хотел доводить до слёз, в её любви никогда не было сомнений.
Сергей задержал свой взгляд на старой сухой вишне, одиноко подпирающей ограду, и прошёл в дом вслед за матерью.
Сергей появился дома в обед, и в гостиной уже был накрыт стол на троих человек. Вскоре Анна Евгеньевна принесла четвёртый набор приборов.
— Таня, где Виктор Антонович? Он должен был спуститься пять минут назад, — сказала она.
— Сейчас я позову его, — тихо ответила Татьяна и удалилась.
— Кто такой Виктор Антонович, мама? — поинтересовался Сергей.
— Жених Танечки, — с гордостью произнесла женщина, — её родственная душа. Сын богатейшего владельца ткацкой фабрики. Замечательный молодой человек. Присаживайся, дорогой, — предложила она, садясь за обеденный стол.
Сергей присоединился к ней, а вскоре и Татьяна с женихом, молодым высоким красавцем с умными глазами, спустились по лестнице.
— Мама, кто это? — с неприязнью спросил Виктор, глядя на молодого человека.
— Это Сергей Михайловчи, мой сын, — ответила госпожа Влодская.
На мгновение Сергей почувствовал укол обиды, услышав «мама» от чужого ему человека, а также эту любовь, с которой она произнесла его имя, и холодность, что пронизывала слова «мой сын». Но вскоре он укорил себя за это, ведь за год странствований мать могла и совсем забыть его. Ещё через мгновение ему стало совершенно всё равно, и это состояние уже сохранилось надолго.
