Ведьмак улыбнулся. В его глазах зажглись странные огоньки. Он казался дружелюбным, но Алексей неожиданно вспомнил, как тот же самый ведьмак еще за Волгой на переправе презрительно цедил: «Бывших ведьмаков не бывает!.. Как и бывших мятежников!» – и его пробрала дрожь, когда тот, отстранив следующего кандальника, полез вниз, в штольню.

Поэт Данилевич оказался прав – внутри было темно, сухо, грязно, а багровый свет чадящих светильников придавал ей сходство с Адом, из которого ушли его исконные обитатели. Угрюмые горняки исподлобья смотрели на новичков. Дед-кузнец шагнул вперед, покачивая на руке молот.

– А ну-ка, молодцы, кого тут с невестушкой повенчать? Эге, – заметив кандалы, прищурился он, – да вы никак того, венчаны?

– Со свободой мы венчаны, дед, – негромко ответил Данилевич. – Да вот только убили ее. А взамен не надо нам другой ни жены, ни судьбы…

– Судьбу – да, не выбирают ее. Что на роду написано, то хоть как борись – а от своей доли не уйдешь! – вздохнул дед. – Откуль будете?

– Из Владимира-Северного.

– Из самого? Что ж так далеко-то загнали вас?

– Где – далеко? Это близко! Могли и вовсе на тот свет проводить.

– Да отсюда до того света рукой подать, – ухмыльнулся невесело один из горняков.

– Ты, ваше бывшее благородие, брось лясы-то точить, – ведьмак протиснулся вперед. – Дело прежде всего. И у каждого оно свое… А ну-ка, старый, – обратился он к деду-кузнецу, – давно стуканцы вас навещали?

– Да как давно, – полез тот в затылок и вдруг осекся, – а вы, ваше благородие, откуда про стуканцов-то знаете?

– Откуда? Да тут их следов видимо-невидимо! А это как раз и есть моя работа – видеть то, чего другие не могут!

Слегка ссутулившись, подобравшись и вмиг став похожим на зверя, ведьмак сделал скользящий шаг вперед. Вперил во тьму холодный взгляд, зло ощерился. Стоявший сбоку горняк разинул рот – глаза ведьмака сверкнули, как две свечки. В следующий миг он резко выбросил вперед руку, приседая и припечатывая что-то к полу растопыренной пятерней.

Отчаянный визг вмиг заполонил подземелье. Заметалось, вонзаясь в уши, многоголосое эхо. Выругавшись, ведьмак отдернул руку, затряс ладонью, на которой проступало алое пятно.

– Ох, ты ж б…

Горняки метнулись в стороны, когда какая-то доселе невидимая зверюшка, на ходу скидывая личину невидимки, виляя всем телом, метнулась прочь. С разбегу она налетела на стену и растворилась в ней.

– С нами крестная сила, – забормотали вокруг. – Это чего такое было?

– Огневушка, – ведьмак все тряс ладонью. – Аль не слыхали?

– Как не слыхать! Слыхали, – загомонили горняки. – Да только Огневушка – она ведь иная! Она того… девчоночка махонькая, с локоток… А эта…

– А это вот и есть ее настоящий облик, – ответил ведьмак. – На поверхности она в людской личине гуляет, а тут кого ей таиться? А ну-ка…

Отстранив народ, он прошелся вдоль стены, сгибаясь в три погибели и разве что не носом по стенам водя. Раз или два остановился, стал гладить руками камень. В одном месте стена вдруг отозвалась – блеснула яркая искорка.

– Есть.

– Чего это вы тут, ваше благородие? – поинтересовался дед-кузнец. – Чего-нито отыскали?

– Да вроде того… – ведьмак медленно выпрямился, озираясь по сторонам. – Место тут… особенное…

Он замолчал, отходя в сторону, и давая понять, что покамест не хочет никому мешать.

Горняки разбирали инструмент. Кайла, зубила, лопаты хватали привычно. Хватило не всем.

– Руками руду таскать будете, пока другие рубят, – пояснил надзиратель. – Давай работай! Время дорого!

Алексей, руки которого оттягивало непривычное кайло, сказал Владимиру:

– Вместе работать будем. Меня держись.

Юноша кивнул. В его глазах прятался страх. Но спорить не стал, пошел следом.

Работали небольшими артелями – в одиночку выполнить норму с непривычки всегда трудно. Алексей подошел к стене, всмотрелся. Казалось бы, камень как камень, ничем не отличался от того, из которого сложены казематы Навьей башни в столице. Разве что там он гладкий, обработанный, а тут… Он коснулся ладонью острых граней. Надо же – руда. Пустая порода или в ней скрыт нужный людям металл? Как узнать здесь и сейчас? И сколько надо перелопатить пустой породы прежде, чем наберется нужное количество руды для того, хотя бы, чтобы отлить бронзовый колокол? А сколько надо на одну пушку? И как на глаз отличить, где ценная руда, а где пустая порода?

Тряхнув головой – не ко времени пустые мысли полезли в голову! – Алексей взмахнул кайлом. На этапе он приноровился думать на ходу, привыкнет и здесь думать за делом. Только приступили к работе, только кайло пару раз врезалось в твердую породу, отсекая куски, как один старый горняк, седой, как лунь, коснулся руки Алексея:

– Ты вот чего, благородие, в сторонке постой покамест, приглядись, что к чему.

– А откуда вы…кто вам сказал? – удивился Алексей. После десяти месяцев тюрьмы и этапа его, небось, и родная мать бы не признала, и бывшие однополчане прошли бы, как мимо пустого места, а тут…

– Да никто не говорил, а токмо человека по делам видать. Ни кайла толком держать не умеешь, ни сноровки нет. Кто ж так-то бьет?

– Ваша правда. Я никогда раньше… разве что на учениях бывало, но там разве что брустверы копать приходилось и… – он оборвал сам себя, не желая вдаваться в подробности. Да и сколько он тех брустверов перекопал? Эти люди за день столько руды роют, сколько он за всю жизнь наработал!

– Так ты, благородие, из офицеров?

– Да. Я – князь Варской… бывший князь…

– Ух, ты! – на лицах артельных загорелось любопытство, как у малых детей, которым пообещали сказку. – Всамделишный?

– Да.

– А как же сюда-то попал? Да в железах?

– За правду, – не счел нужным вдаваться в подробности Алексей.

– За правду-то оно и впрямь, либо на смерть, либо на каторгу, – вздохнул кто-то – в темноте не разобрать лица. – Нет для простого человека правды на земле. Нет ее и тут, под землей. Да и на небеса для таких, как мы, путь заказан…

Из коридора послышался шум и свисток охранника.

– Плетей захотели? – заорал тот. – Бегом работать, сукины дети! Чего встал, рот разинув? – напустился он на Алексея. – Я тя живо уму-разуму-то научу! – и добавил несколько слов, которые доселе Алексей не слышал даже от пьяных унтеров в отношении своих солдат.

– Вот ты и иди сюда, поучи, – предложил седой мужик. – Кишка тонка?

– Бунтовать? – взвился охранник, но к толпе не полез, отступил. – Гляди у меня! Доложу Сысою Псоичу – он вас тут и оставит Рудничному на поживу!

– Подавится твой Рудничный, – буркнул седой горняк, но за кайло взялся. – Айда робить, братцы… А ты, благородие, пока присмотрись, поучись… Да в сторонке стой, не то зашибем ненароком… Да и ты тоже, – это относилось к Владимиру Шаховскому, – пока наперед не лезь. Успеете ишшо.

– А как же норма? Пять тачек…

В ответ раздался хриплый смех.

– Да какие вы пока работники! Слезы, – отхохотавшись, ответили мужики. – Пока втянетесь, мы вам подмогнём.

Остальные артельные закивали головами, один за другим принимаясь на работу.

Алексей держался в стороне, присматриваясь к их уверенным, ловким движениям. Помаленьку начал пробовать сам. Артельные косились на него, иногда то один, то другой бросали советы – как бить, куда, сколько, как встать, чтоб куском руды не ударило по ноге. Владимиру эти советы пока не помогали – было видно, что для юноши работа в руднике настолько не подходит, что он наверняка долго не протянет. И дело было не только в силе рук и спины, не только в сломанных ребрах, а в чем-то еще. Наверное, в той самой силе духа, о которой Алексей до сегодняшнего момента если и думал, то как-то отвлеченно. Но вот же люди. Кто они? На вид – страшнее рож в кошмарном сне не увидишь, а относятся лучше, чем те же казаки и солдаты. Простые люди… Кто они? Судя по клеймам, которые нет-нет, да и мелькнут на чем-нибудь лбу, все каторжные, осужденные за тяжкие вины. Выходит, одного поля ягоды?