— Хей, всё в порядке, — негромко сказал я, кладя руку поверх её ладони, — Просто немножко больно. Не волнуйся.

— Если бы это было возможно, — пробормотала Волкова без улыбки, но руку свою от меня не отняла.

Перехватив её поудобнее, я переплел наши пальцы, укладывая наши ладони у себя на груди, после чего повернулся к парням и молчавшей до сих пор Мари.

— Так, что нового? — поинтересовался я бодрым тоном, — Я так понимаю, на Чемпионате вам придется справляться без меня?

— Не думай об этом, — улыбнулась мне рыжая, — Тебя сейчас должно волновать лишь собственное здоровье. А все остальные мелочи мы возьмем на себя.

— Ничего себе мелочи, — буркнул Димон, — Мировой Чемпионат всего лишь.

— Но мы же не участвуем, — резонно отметил Андрей, — А только открываем его и передаем кубок победителям. Ну, и еще участвуем во всех отборах, помогаем организаторам и в перерывах развлекаем толпу. Плевое дело!

Парни храбрились, и даже я разобрал в словах Данчука сарказм. Он, к слову, даже не пытался его скрыть, за что получил от супруги тычок под ребра. И, судя по сдавленному оханью, прилетело ему сильно.

— Парни, вы простите. Я правда не рассчитывал на такой исход, — выдавил я из себя полную раскаяния улыбку, — В мои планы не входило оказаться здесь, как и провести — сколько, док?

— Две недели минимум, — тут же откликнулся стоявший в дверях Олег, — Это если будешь хорошо себя вести. И еще у тебя реабилитация впереди, лечебная гимнастика и прочие радости. Так что о танцах и любых других нагрузках можешь забыть этим летом точно.

— Ты шутишь?! — воскликнули в один голос близнецы и Демид.

— У этого человека самый преданный класс танцоров! — подхватил всеобщее негодование Андрей.

— И если он не будет работать — их спихнут на меня, — проскулил Димон.

— Так, заткнулись! — рявкнула Мари так громко, что даже я вздрогнул и послал подруге полный укоризны взгляд.

Но рыжую было не так просто остановить, если она изволила сердиться. Её глаза метали молнии, и каждый, на кого падал её взор, словно уменьшался в размере и стыдливо хмурился.

— Вы что за курятник тут устроили? — грозно спросила Мари, — У вас совесть вообще есть? Человек еще вчера балансировал между жизнью и смертью, а вы его работать гоните?

— Ну, я бы не сказал, что всё было настолько критично, — возразил Малышкин.

— Олег, со всем уважением — не лезь! — рявкнула Данчук, которая явно вознамерилась провести со своими подопечными урок воспитания.

Вот только мне это по душе не пришлось. Потому что с каждым словом, произнесенным Данчук, лицо Лены всё больше теряло краску. Я понимал, что она винит себя, и каждая фраза била её, словно пощечина.

Поэтому, не выдержав, я решил всё же вмешаться:

— Маш, всё нормально. Прекрати на пацанов нападать.

Но вошедшую в раж рыжую мог остановить разве что самосвал.

— Ефим, ты не понимаешь…

— Мари! — рыкнул я, — Хватит.

Та, наконец, заметила бледную застывшую маску, в которую превратилось лицо Волковой, и притихла. До подруги дошло, что она переборщила, вот только как вернуть непринужденную атмосферу в палату, она явно не знала. Как и другие.

Ситуацию спас Олег. Который, кашлянув, предложил:

— Ребят, давайте оставим Ефима. У него была тяжелая ночь, и утро тоже выдалось богатым на события. Еще наобщаетесь, а сейчас моему пациенту нужен покой.

Согласно загудев, все потянулись в сторону выхода. Лена, бросив на меня короткий взгляд, последовала было всеобщему примеру, но док остановил её со словами:

— Ленок, ты оставайся. Я ведь обещал тебе, что ты сможешь проводить тут столько времени, сколько пожелаешь. Диван для тебя принесут чуть позже.

Улыбнувшись напоследок, Олег вышел, прикрыв за собой дверь, и мы, наконец-то остались вдвоем. Осознав это, я не сдержался и улыбнулся настолько широко, что рот вполне мог треснуть. После чего, поймав ладонь Лены и прижав её к своим губам, не слишком внятно спросил:

— Ну, как ты, моя хорошая?

Волкова высвободила ладонь, несмотря на мой ярый протест и, прижав её к моей щеке, мягко улыбнулась:

— Явно лучше, чем ты.

— Мне нравится, что ты снова улыбаешься, — признался я честно, — Мне в какой-то момент показалось, что ты так и не сбросишь со своего личика эту маску грусти и вселенской скорби.

— Как бы ни старалась… с тобой грустить не выходит, — Лена коротко смеется, но отголоски грусти в этом предложении все же выдают ее.

Я всегда замечал малейшие изменения в её настроении — изучил Волкову за месяцы нашего знакомства. Поэтому, попытавшись чуть приподняться и вновь не преуспев в этом, я спросил, не пытаясь прикрыть напускным весельем и глядя ей в глаза самым серьезным взглядом, на который только был способен:

— Ты ведь знаешь, что я тебя в обиду не дам, правда? И тебе не стоит ни о чем беспокоиться?

Лена кивнула, заправляя за ухо прядь золотистых волос:

— Еще бы. Только я не за себя беспокоюсь. Все стало так сложно. Только мне кажется, что все получится, как происходит что-то еще… и становится только хуже. Я боюсь улыбаться, Фим.

— Глупая, — ласково протянул я, глядя на свою любимую с теми самыми чувствами, которые посетили меня еще в самый первый миг, как я увидел её — восхищением и нежностью, — Ты не должна больше ничего и никого бояться. Я ведь рядом.

— Да, и посмотри, что из этого вышло, — Волкова прикусила губу, бросая красноречивый взгляд на мою больничную робу и белые бинты, — Ты чуть не погиб прошлой ночью.

— Я сейчас, может, глупость скажу, — хмыкнул я, — Но я прошлой ночью чувствовал себя как никогда живым. Прятаться, скрываться, бояться каждого вдоха и шага — это всё было не моим. Я не такой человек, мне всё это чуждо. И, в момент, когда я начал реально бороться за тебя, за нас — я почувствовал, что живу. Лен, — я сжал в руке её тонкие пальчики, — Я не боюсь умирать. Я погибал каждый день, пытаясь найти тебя. И теперь, когда это случилось — я чувствую себя не просто живым, а бессмертным.

— Вот только это чувство не стало настоящим щитом, и пули всё еще могут здорово навредить тебе, — пробормотала Лена, — Если ты умрешь, то больше никого не останется, ради кого я хотела бы улыбаться.

Мне не нравилось, куда шел этот разговор. Минуты нашего уединения всегда должны быть полны радости, а не горя и сожалений. Однако, я понимал, что мне нужно задать еще, как минимум, два вопроса, которые будут неприятны моей девушке. Но от суровой реальности нам некуда было деться. Мы уже не раз совершали эту ошибку — забывали о существовании других людей, и в итоге всё скатывалось в одну бездонную задницу. Пришло время стать чуть умнее и начать учиться на собственных ошибках.

Поэтому, прочистив горло, я осторожно спросил:

— Ты знаешь, что с горе-стрелком?

Чуть вздрогнув, Лена кивнула и ответила:

— Арестован. Ему предъявят обвинение. Оказалось, что парочка наших соседей всё видели и обратились в полицию, — заметив мой недоуменный взгляд, девушка пояснила, — Мама звонила утром. Сказала, что не будет выгораживать Костю.

В ее голосе звенели недовольные нотки, и я честно не мог понять причин такого настроения. Ведь, по хорошему, нам обоим следовало радоваться, что Волков заперт и в ближайшее время выбраться и попытаться снова отравить нам жизнь у него не получится.

Поэтому, я заметил нарочито небрежным тоном:

— Ты как будто недовольна таким раскладом.

Но Лена покачала головой:

— Нет, вовсе нет. Я чувствую невероятное облегчение. Ведь я освободилась от его власти. Вот только Костя, как оказалось, уже давно переписал весь свой бизнес на меня, выставив себя моим доверенным лицом.

Хм. На место встал еще один паззл. Теперь стало ясно, почему этот мудак так отчаянно не хотел отпускать Лену. Ведь, официально он был вроде как нищим. Идиот. Да Волкова была готова последнюю рубашку ему отдать, лишь бы отвязался. А уж бизнес, который нам обоим был не нужен — что-то мне подсказывало, что моя девушка была не настолько меркантильной, и с легкой душой переписала бы всё имущество на него.