— Я бы заложил вас в фундамент своей школы для мутантов вместо того, чтобы тут возиться, перекатывая вас туда-сюда. Когда вы не вылупитесь, я вас расколочу тем здоровенным молотком из подсобки, клянусь этим гребаным коттеджем.

Бурча под нос и предаваясь сладким мечтам о месте камням, Эрик не заметил, как уснул, и проснулся от чужих всхлипов, мгновенно открывая глаза и вскакивая.

Чарльз стоял на коленях у постели и подпирал щеку здоровой рукой. Вторая распухла из-за отека и лежала на одеяле туго забинтованная. Русал рыдал в три ручья, хлюпая носом и чуть ли не пуская слюни, глядя красными глазами на всклокоченного и плохо соображающего спросонья Эрика.

— Что случилось?!

— Эт-т… Эт… — от рыданий он едва мог говорить заплетающимся языком, но все-таки взял себя в руки: — Это так прекрасно, что ты решил их высиживать, Э-э-эрик! — последнее он практически провыл, бросаясь на шею охренешему от происходящего Леншерру.

Кэссиди в дверном проеме закатил глаза и выдул огромный пузырь из жевательной резинки.

— Ему, короче, дали какие-то таблетки, он всю дорогу восхищался видами из окна и рыдал. Таксист даже денег с нас брать не хотел, решил, что он юродивый.

— Это была лучшая моя поездка! Я ехал в самой прекрасной машине на свете. Эрик, я самый счастливый русалочеловек в мире…

— Ага, мы поняли… Что тебе, блядь, дали в этой больнице?

— Г-гальку, таблетки четыре.

— А тебе их сразу сказали выпить или по одной? — Эрик кое-как втащил рыдающее тело на постель, укладывая вместо себя рядом с бездушными камнями.

— По одной, я по одной и выпил.

Леншерр бросил убийственный взгляд на Шона и тот понял, что, как только Ксавье будет уложен, придет его очередь…

— Ну, меня это, такси ждет!

— А ну, стой!

Но рвануться за мальчишкой Эрику не дал вцепившийся в его рубашку Чарльз. Шов на рукаве треснул, но на это никто не обратил внимание.

— Э-эрик, не у-уходи. Я должен рассказать тебе о своей ч-чудесной поездке.

— И о тех таблетках, что ты принял, черт возьми!

Час и два стакана виски спустя, Чарльза все-таки срубило, и он засопел в обнимку со своими камнями. Ну, и денек!

На утро, предсказуемо, Ксавье чувствовал себя разбитым и еле встал с головной болью.

— Вот поэтому я не люблю врачей… У меня на них плохая реакция.

— Слушать надо, что тебе говорят, а не жрать подряд все, что в руки дают.

— Не ори, прошу, у меня голова сейчас расколется, как кокос…

Из всех живших в доме счастливым и довольным выглядел только Шон. И вскоре Эрик понял почему.

— Впервые у меня на руках компромат века, старик, — и он с гордостью сунул Эрику под нос черно-белое фото.

Фото, на котором он спал в обнимку с Чальзовыми русалочьими яйцами!

— Только попробуй это кому-то показать, Кэссиди, я тебя закопаю рядом с кладкой, — но Шон умчался на другую сторону гостиной.

— Я оставлю это для потомков.

— Что там такое? — Чарльз с серым и несчастным видом приплелся с пляжа, где оставил своих подопечных.

При виде фотографии он оживился, попытался сообщить Эрику о том, что это очень мило, но, заметив выражение лица друга, решил промолчать от греха подальше.

— Эрик, может, ты почитаешь мне? — неделю спустя Чарльз снова был бодр, будто никакого происшествия с травмой руки и швами не было.

— Я и так тебе читал днем, теперь я хочу почитать себе. Можешь подключиться, как ты это обычно делаешь, — он покрутил пальцами у виска, закрывая окно в комнате Чарльза и собирая грязные вещи, чтобы отдать их завтра на стирку Шону.

— Нет, лучше вслух. Почитай вслух, ну, пожалуйста. Я хочу послушать ту сказку про джинна и лампу.

Эрик откинул голову назад, почти воя.

— Опять?! Я читал про Алладина двадцать раз! Может, я запишу ее на пластинку?

— Нет, это не интересно, — Чарльз взял с тумбочки толстую книгу и протянул Эрику, сделав очень щенячьи глаза. — Ну, пожалуйста.

Оказалось, что читать Чарльзу что-то сложнее сказок или детских энциклопедий практически невозможно. Он слишком много спрашивал, путался в сложных названиях, именах и датах и начинал нудить. Зато простенькие истории с иллюстрациями его впечатлили, так что Эрик достал эту книгу сказок (некоторые из которых с трудом можно было назвать детскими, по его мнению) и читал ее.

Когда третий вечер подряд Эрик обнаружил себя с книгой в Чарльзовой комнате, он заподозрил, что что-то не так. И хотя Ксавье исправно слушал, внимательно смотря на него и иногда пытаясь вытянуть шею, чтобы разглядеть картинки, создавалось впечатление… впечатление…

Леншерр оборвал себя на полуслове, захлопнул книгу и прищурился:

— Какого хрена?

— Что? — Чарльз моргнул, делая вид, что совершенно не понимает о чем речь.

— Я сразу же узнаю, если ты мне соврешь, Ксавье. Я что, читаю эти гребаные сказки твоим каменным яйцам?

Русал закатил глаза, откидываясь на подушку. Все три камня преткновения лежали у него под теплым боком, скрытые пледом.

— Эрик, тебе что — жалко? — он снова повернулся на бок, подпирая щеку кулаком. — Им нужно слышать голоса других членов стаи, чтобы знать, что я тут не один. Иначе они будут бояться вылупляться, потому что одна русалка не сможет защитить потомство.

— О господи, все, я пошел спать.

— Постой! Эрик! Ладно, почитай то, что ты хочешь! Ну, Эрик… Ооо, не слушайте его, он просто злая акула… — Чарльз приподнял одеяло и погладил ближайшее яйцо.

Остаток месяца пролетел в повседневной суете. Деньги потихоньку таяли на счету Эрика, хотя раздобыть новые никогда не составляло труда. И все же ситуация с затянувшимся курортом становилась все более напряженной. Эрик начал каждый день спрашивать Чарльза, когда уже его детища соблаговолят показаться на свет, думая, что этого, конечно же, никогда не случится, потому что яйца, если и были живыми по-настоящему, то давно окаменели. Чарльз сначала реагировал мирно, потом начал дергаться и огрызаться, потому что по его подсчетам сроки вышли, а маленькие русалки даже не думали показываться на свет. Кэссиди, которому доставалось меньше всех (по мнению Эрика, сам-то парень так не считал, выполняя грязную работу по дому), начал жаловаться, то на головные боли, то на ноющие зубы, то на ломящиеся кости, выдумывая каждый день очередной недуг и доводя Эрика до белого каления.

— Лишь бы только ничего не делать. Как тебя выдерживали родители?

— Они и не выдержали. Старик, я разве виноват? У меня башка все время раскалывается от этого солнца и этого шума здесь.

— Самый шумный объект тут — это ты, когда видишь пауков…

— Не напоминай… — они посмотрели в сторону пляжа, где Чарльз сидел у своей кладки, буравя ее взглядом. — Когда он уже поймет, что они не вылупятся?..

— Еще неделя — и мы уедем, — Эрик похлопал Шона по плечу, на этот раз уже точно уверенный в своих словах.

В последние дни Чарльз приуныл, продолжая исправно возиться с яйцами, но, кажется, теряя уверенность в том, что все закончится благополучно.

— Днем раньше днем позже, сроки никогда не бывают такими точными. Вот увидишь, — он говорил это Эрику уже третий день подряд, укладывая свои камни под одеяло.

— Срок вышел две недели назад, Чарльз. Я заказал нам билеты на самолет до Нью-Йорка на следующий четверг, — Эрик постарался, чтобы его голос не звучал раздраженно, только уверенно.

Они сидели на пляже у самой кромки моря рядом с гнездом из крупной гальки, в котором были спрятаны камни в форме яиц. Чарльз вяло ковырялся палочкой в мокром песке, создавая воронки, которые тут же смывала вода. Он выглядел столь несчастным, что Эрик возжелал больше самого Ксавье, чтобы проклятые яйца проклюнулись. Очень хотелось постучаться башкой об эти самые камни: нужно было сразу отобрать их и увезти безмозглого русала прочь от этого места. Чарльз бы побесился и забыл, отвлекся на что-нибудь другое, на школу, например. А не сидел бы сейчас с похоронным лицом, с осознанием того, что в море потонут его несбыточные мечты о хвостатом потомстве.