— Что ты делаешь?

Лукаво улыбаясь, он продолжал стоять перед шкафом. В руках у него был какой-то деревянный брусок.

— Я в поисках вдохновения. В красном ты выглядишь обалденно, но я не силен в последних модных новинках, а Кейтлин — хороший образец вкуса. У нее есть чему поучиться. Сейчас подберем какую-нибудь сексуальную одежду, нарядим тебя и тогда…

Мелани облегченно вздохнула, чувствуя себя круглой дурой, у которой разыгралось воображение.

Слейт провел кистью идеально ровную белую полосу по косяку двери. Так-то лучше! Он бросил исподлобья взгляд на Кейтлин, которая красила оконные рамы. На лбу у нее красовалась белая клякса, и волосы тоже кое-где были выпачканы эмалью. Слейт залюбовался ею: полностью погруженная в свою работу, она казалась такой естественной. Такой не похожей на штампованную блондинку на шпильках, к которой он, превозмогая неприязнь, заставил себя подойти на вокзале.

Уже два дня, как они начали ремонт. Кейтлин сама предложила свою помощь, и Слейт вдруг взглянул на дом ее глазами. Серость, запустение, уныние, облупившаяся краска. Так и не скажешь, что это жилище обитаемо. Слейт был безумно благодарен гостье за кучу свежих идей и предложений. Еще бы! Женщина есть женщина, она всегда увидит, где и что требует изменений. Он вздохнул, окунул кисточку в банку и снова принялся за работу.

Когда он думал о том, что ему рассказали о Кейтлин агенты ФБР и Райл, он понимал, что с ней нужно быть вдвойне осторожным. Но не мог. Ему нравилось смотреть, как она работает, нравилось наблюдать, как она хмурится или чело ее проясняется. К его удовольствию, Кейтлин больше не носила отвратительный парик, хотя по-прежнему была сильно накрашена, будто маску надевала на лицо. Маску, за которой можно спрятаться. С другой стороны, она очень активно подворачивала перепавшую ей одежду матери Слейта, словно хотела продемонстрировать как можно больше открытого тела. Вот и сейчас: штаны спущены по бедрам, рубаха завязана узлом под самой грудью.

Слейт уставился на ее оголенную талию. Картина сводила его с ума. Кейтлин была чертовски красива. Каждую ночь он ложился спать с мыслью о том, что в одном доме с ним спит она, желанная даже в глухой байковой ночной рубашке. Он хотел ее. Он ее жаждал.

Еще более усиливало его желание то, что Кейтлин не раз давала ему понять, что не имеет ничего против их близости. Но он не хотел от нее благодарности или жертвы. Он хотел, чтобы она пришла к нему, потому что сама хочет этого. Как к мужчине, не как к спасителю.

— Ты кое-где не прокрасила.

— Да? Ох, и правда.

Ему показалось, что в глубине души она проклинает и его, и ту краску, в которой была вся перепачкана. Наверное, он взял неверный тон.

— Слушай, крась сам.

— И покрашу. Пожалуй, мужчины лучше справляются с такого рода работой. — Он попытался изобразить улыбку, но Кейтлин шутки не оценила, только насупилась.

— Что-то не замечала. — Она критическим взглядом окинула свою раму. Почти безупречно, это даже Слейт вынужден был признать. — По-моему, неплохо. Для женщины.

Слейт хмыкнул. Он не ослышался? Нет, ему и в самом деле удалось немного вывести Кейтлин из себя.

— Ты, наверное, устала? — В голосе его слышались покровительственные нотки. — Может, отдохнем часок и прогуляемся?

Он испытывал ее. Он знал, что она пойдет гулять как есть, полураздетая, больше всего озабоченная тем, чтобы обратить его внимание на нежную, молочно-белую, гладкую кожу на животе, предплечьях, стройных икрах. Смотреть на Кейтлин, которая мужественно продиралась сквозь заросли кустарника, было даже забавно.

Слейт не сбавлял шагу, не обращал внимания на незамысловатые женские уловки, вроде сдавленных вздохов и чуть притворного припадания на одну ногу. Понятно, что все они имели одну цель: показать ему, что Кейтлин держится, но она несчастна и самое разумное, что может предпринять ее спутник, — немедленно подхватить ее на руки и дальше двигаться, неся свой ценный груз легко, как перышко. Ясное дело, Слейту вовсе не нравилось мучить бедняжку, но другого пути по-настоящему укротить ее, сломить ее настороженность он не видел.

— Смотри — царапина, — заметил он. По ноге Кейтлин потекла тоненькая красная струйка. — Зря ты закатываешь штанины. Я удивляюсь, как тебя еще комары не загрызли.

На лице у нее была улыбка, а в глазах — злость. Как же Слейту хотелось сорвать с нее маску и увидеть настоящую Кейтлин!

— Пошли! — небрежно бросил он. — Давай скажи, что ты обо мне думаешь. Что я свинья, мерзавец и дальше по списку.

Она молча повернулась к нему спиной и уставилась на море, безбрежная синяя гладь которого открылась перед ними, как только они вышли на опушку леса. Терпению Слейта пришел конец. Он схватил Кейтлин за руку, развернул к себе.

— Перестань! Перестань прятаться от меня!

Она сухо хохотнула:

— С чего ты взял, что я прячусь? Я такая, какая есть. Это ты себе что-то возомнил, ищешь вчерашний день… Романтик.

Сказано это было таким презрительным тоном, что Слейт понял: он проиграл. Ему хотелось плюнуть на все и бежать от Кейтлин без оглядки. Но он не тронулся с места, только отвернулся, чтобы не видеть ее пустых, холодных голубых глаз.

Кейтлин, казалось, тоже стало не по себе от собственной грубости. Не зная, как замять свою оплошность, она стояла позади Слейта и молчала, кусая губы.

— Ой, а что это?

С трудом подавив раздражение, он повернул голову. Ну конечно, обязательно надо найти повод, какую-нибудь никчемную тему, за которую можно ухватиться, лишь бы говорить, лишь бы не разбежаться прямо сейчас в разные стороны и уже навсегда. Что она там придумала? Ага. Птичка в небе.

— Это орел, — терпеливо, ровным голосом объяснил Слейт. — Пара гнездится на одном из здешних островков.

— А мне можно посмотреть?

Он принял это осторожное предложение мира, подошел к Кейтлин и вытянул палец в том направлении, куда она должна была смотреть. Ее волосы свободно развевались на ветру и нежно щекотали его щеку. От Кейтлин пахло свежей краской и деревом, а не теми жуткими приторными духами, которыми она усердно поливалась в первые дни вынужденного заточения в Мейне.

Тем временем из гнезда навстречу орлу вылетела вторая птица.

— Ух ты! — Кейтлин восторженно захлопала в ладоши.

— Они каждый год возвращаются к себе в гнездо и заново обустраивают его. Говорят, оно метра два в диаметре. — Слейт подошел к своей спутнице вплотную, обнял за тонкую обнаженную талию. — Они всю жизнь вместе. Навсегда.

Уже не соображая, что делает, он притянул ее к себе и поцеловал так, что у обоих захватило дух. К удовольствию Слейта, Кейтлин никакого сопротивления не оказала, напротив, прижалась к нему и крепко обняла. А у него прямо-таки голова закружилась. Таким сладким был ее поцелуй, таким чудесным! И таким долгим!

А потом Кейтлин вдруг оторвалась от его губ, спрятала лицо у него на плече, и Слейт понял, что она плачет. Он гладил ее по спине, утешая, но внутренне торжествовал. Первая маленькая победа была за ним.

Вот она, настоящая Кейтлин. Вот то, что она так тщательно прятала от всего мира, — свое лицо, свою душу, свое сердце…

— Слейт, — прошептала она, — поцелуй меня еще раз…

Невероятным усилием воли он сдержался, отпустил ее, отошел прочь и, прислонившись к дереву, уставился на орлиное гнездо, будто ничего важнее этого не было в целом свете. К чему сейчас играть роль галантного любовника? Одно неверное движение — и то хрупкое, что вроде бы стало возникать между ними, рассыплется в прах.

— Слейт, поцелуй меня еще раз!

На этот раз это была уже не просьба, а требование. Но Слейт выдержал характер до конца: ни слова в ответ, только равнодушие на лице — и вперед и вверх по горной тропе.

Пять минут — и Слейт легко взбежал на веранду, подхватил кисть и непринужденно принялся за работу, словно ничего не произошло. Через некоторое время вернулась и Кейтлин, не глядя на хозяина дома, прошла в свою комнату, упала на кровать и зарылась лицом в подушку.