Из-за этого днём на улочках бывало пусто. Редко можно было цепануть взглядом что-то необычное, выделявшееся среди домов, посаженных на тротуаре деревцев и чёрных столбов фонарей. Всё самое интересное должно случаться где-то ещё, но только не здесь. Даже пьяные компашки подростков осмеливались показываться только за полночь, чтобы их не увидели.

Уилтон спугнул птицу на дороге и извлёк леденец из кармана. Ему предстояло навестить самое непонятное место во всём Фогбурде - дом Мартины Белетони, жившей в трёхэтажном особняке с мужем и пятью слугами. Она была богатой наследницей предпринимателя, скончавшегося пятёрку лет назад. За компанией следил муж Мартины, но в нынешнее время она не приносила большого дохода.

Четвёртый сын должен был передать госпоже Белетони письмо от матушки. Парень слышал много разнообразных и противоречивых слухов о богатой наследнице и сам не был уверен, во что он верит больше. О муже обычно никто не говорил, он являлся какой-то совсем уж серой и плоской фигурой. А вот о красавице Мартине столько историй ходило, что хоть в сборник сшивай.

Уилтон долго дёргал колокольчик на голубой двери, прежде чем слуга выглянул проверить, кто пришёл.

- У хозяев гости, - оповестил слуга пресным голосом, когда до него дошёл смысл чужой просьбы. - Я могу отнести письмо, если ты мне заплатишь, или приходи в другой день.

- Раз ты можешь побеспокоить госпожу Белетони, - Уилтон протиснулся в щёлку, - то и я могу. Сам отнесу письмо. Где она сейчас?

Слуга указал направление и врезал подносом с сервизом в грудь парня.

- Раз уж идёшь туда, отнеси это. Калоши тут оставь, никто не возьмёт.

Четвёртый сын взял поклажу и направился вдоль площадки за угол дома, куда указал слуга. Там Уилтон увидел гостей. Они разбились на три разноцветные кучки, и среди них блуждала светловолосая леди с ослепительными заколками и в зелёном платье. Ближе к парню за столом, пестревшим разнообразными блюдами и напитками, сидели два человека, лениво ковыряя вилками в тарелках. Для полноты картины не хватало музыкантов, создающих пьянящие мелодии. Вот только заметили бы их отдыхающие, сказать трудно. Они были настолько увлечены друг другом и сами собой, что даже на приближавшегося парня не обратили никакого внимания.

Уилтон не знал, куда ставить поднос. На столе не было места, бросать же вещи на стулья неприлично, а других плоских поверхностей в видимом радиусе не наблюдалось. К неудаче, хозяйка, даровавшая обворожительные улыбки гостям, не замечала новоприбывшего.

Она всё же была обворожительна! Мартина быстро приближалась к своему сорокалетию, однако выглядела недавно вышедшей из поры юношества. Волосы даже со стороны казались мягкими и воздушными, а кожа в оголённых местах была идеальной, как у статуи: ни пятнышка, ни родимого пятна, ни прыща. Остальные люди выглядели прекрасно, кто в платьях, кто в смокингах, но становилось очевидно, что не они звёзды этого дня. Хозяйка делилась с гостями хорошим настроением, переходила от одного к другому, демонстрируя, что все они важны для неё. Среди собравшихся, наверняка, был её муж, но Уилтон то ли не видел, то ли не запомнил его неприметных черт.

- Иди сюда, - позвал его мужчина за столом. Судя по бегавшим раскрасневшимся глазёнкам, он был либо сильно пьян, либо долго и безудержно ревел. Первое казалось более подходящим к ситуации. - Какой ты неуклюжий, - пробасил мужчина, когда парень пробрался к нему через нагромождение стульев. - И чего замер? Давай мне чашку.

Уилтона приняли за слугу! Что ж, ничего удивительного, ведь раз назвался груздём, из короба не вылезешь. Четвёртый сын вручил гостю чашку.

Все взгляды были прикованы к зачитывавшей речь Мартине, так что парень смог тихо ускользнуть с лужайки. Он положил поднос на землю и, немного подумав, бросил на него письмо. Он свою работу выполнил.

Вот только на этом его приключения на участке Мартины Белетони не закончились. Не успел он сделать и десятка шагов, как его догнала хозяйка. Уилтон объяснил ей, что оставил письмо на подносе, после чего женщина внезапно сказала:

- Мне нужно тебя ещё кое о чём попросить.

Сказать, что Уилтона её слова напугали, - ничего не сказать. Женщина ласково коснулась его плеча и повела за собой, но не обратно к гостям. Пока невольный участник положения перебирал в голове все вежливые фразы отказа и спешного отступления и пытался заставить заплетавшиеся от упрямства ноги ступать нормально, госпожа Белетони подтащила его к постаменту недалеко от входа в особняк.

- Что ты думаешь об этом?

Уилтон уставился на сложную, сплетённую из волокон различной толщины и цветов фигуру, очевидно, создание чьего-то ненормального рассудка. Да так ли всё просто с этой вещью? Присмотревшись, парень укорил себя за поспешные выводы. Фигура оказалась уникальной, неповторимой и, главное, не хаотичной. Любые изгибы, завитки и переплетения имели строгий порядок, потрясавший вычурностью и сложностью исполнения. Древо (а именно этим и была фигура на постаменте) всё ещё отталкивало уродливыми выпуклостями и нетипичностью, однако Уилтон уже проникся симпатией к задумке автора.

- Вы хотите… знать моё мнение? - удивился четвёртый сын.

- Да. Сейчас, подожди, - Мартина подозвала человека, обтиравшего каменные дорожки неподалёку. - Сейчас этот чудный молодой человек скажет, каким он видит эту… вещь.

Уилтон растерялся от такой чести. Какое у него, далёкого от искусства простачка, могло сложиться впечатление об этой вещи? У Мартины уже кончалось терпение, так что пришлось ответить.

- М-м… Это… Соединение примитивного материала и высокой мысли, - Уилтон покраснел до кончиков ушей, критично оценив глупость, которую только что сморозил. - Нет, постойте! Наоборот, это безумно простая идея в сложной оболочке. Замысел создателя ясен сразу, но при этом так мало понятно, что хочется и дальше изучать изгибы и переплетения. Тут можно открыть что-то большее, я думаю.

Чем больше пояснений парень давал, тем бледнее становился человек напротив. Уилтон испугался, что тот сейчас грохнется в обморок, и замолчал, сбившись с мысли. Мартина вновь показала белоснежные зубы.

- Ты считаешь её красивой?

- Ну… в каком-то смысле.

- Видишь, Себастиан, я же говорила, - она победно вскинула подбородок.

И тут же велела отправить произведение искусства на помойку. Решение поразило парня, и он лишился дара речи, а Мартина тем временем убежала к гостям, не попрощавшись ни с кем.

- Я совсем не врубаюсь… - признался Уилтон. - Зачем она спрашивала моё мнение, если всё равно намеревалась выкинуть вещь?

- Чтобы поставить меня на место, - мужчина винил парня в конечном вердикте, но, заметив его выпученные глаза, оттаял. - Ей подарили это произведение искусства на прошлой неделе, и с тех пор она пилит меня, что эта гадость должна быть уничтожена. Я разбираюсь в таких вещах и уверял её, что это произведение обладает немалой ценностью. А госпожа Белетони стояла на том, что только деревенщинам и недалёким может нравиться подобный вид искусства. Ты подтвердил её мнение.

- Но… она и впрямь необычна, - смутился Уилтон. - Может, это у вашей госпожи Белетони нет вкуса?

- Смелое заявление. Твоё счастье, что она уже не может тебя услышать.

Мужчина ушёл вместе с Древом, а четвёртый сын подавлено заковырял мыском землю. Ему сделалось тошно, что он стал невольным соучастником Мартины, хотя уже раскаялся в том, как грубо отозвался о её вкусах. Задерживаться не было смысла, и Уилтон, подобрав калоши, выскочил на дорогу и заторопился домой.

Жара, слава Всевышнему, ослабевала. Список дел закончился, и парень был счастлив, что остаток дня он проведёт в безделье. Да не тут-то было!

Кое-что привлекло его внимание. В дом за пёстрым жёлто-зелёным заборчиком кто-то пытался попасть. Фигура в тёмно-фиолетовом плаще с капюшоном копошилась возле двери. Уилтон знал, что дом принадлежал господину Фростру, который уже неделю отсутствовал в городе. Он вообще часто бросал поместье пустым, словно напрашивался на ограбление века. Вот и дождался.