- Тогда обсудить дела правительств?
- У них не образовалось правительств.
- Что за чушь? Кто-то же регулирует общественную жизнь на определённой территории, разве нет? Короли и королевы? Императоры и императрицы? Какая профессия считается у них самой престижной?
- Ключник.
- Пф, ну и дела…
Уилтон вырос на россказнях о нетипичном Тамтоже и представить не мог, что в один из самых обычных дней он попадёт в неприятность, касавшуюся этого места.
Парень наслаждался выходными, когда госпожа Шенгир без лишних предисловий согнала его с фамильного древа и всучила список дел. Мужа не было дома, дети работали, а сама беременная женщина не спешила тащить раздувшееся пузо через весь город. Да и для чего ещё нужны младшенькие, если нельзя впрячь их в работу?
Фогбурд был некрупным городком, и каждый жил на собственном участке. Уилтон любил здешнюю чистоту, однако неизменность декораций порой доводила его до депрессии. Нет, конечно, парень ни в коем случае не ставил под сомнения заслуги дворника, господина Пешера, благодаря которому Фогбурд был приемлемым для обитания. Только Уилтон всё равно не мог забыть, как старик гнал его метлой после невинной шалости, результатом которой стали протянутые от забора к забору разноцветные бумажные птички. Четвёртый сын всю ночь их развешивал, чтобы украсить город и доказать себе, что он способен на подобную выходку, а в итоге его идея не прижилась. Правда, тогда парню было четырнадцать, и сейчас он тоже видел глупость затеи, однако обида всё равно гложила его юное сердце.
На тротуаре развернулся мини магазин.
- Лимонад за тройку, - прочитал Уилтон надпись на картонке. На самодельном стульчике рядом с разлитым по бутылкам напитком нежился пухлый малыш Лонд. - За тройку чего?
- Это же очевидно, - буркнул толстячок. - У нас всего одна валюта.
- Ладно, - кивнул Уилтон. А затем громко и раздельно произнёс. - Пожалуйста, будьте добры, извольте налить мне лимонада.
- Это ещё что?
- Три вежливых фразы. Валюта доброты.
- Не придуряйся, - поморщился Лонд, утирая потный лоб. День обещал становиться всё жарче. - Плати деньги, и получишь свой лимонад.
- В другой раз! - бросил Уилтон и пошёл дальше. В конце концов, ему следовало посетить целых три места, а если он станет обтирать каждый угол, то не обойдёт их и до ночи!
Сначала ему надо было зайти к близкой знакомой матушки, госпоже Пряник. Торговка старинных вещей с медно-красными волосами имела занимательную привычку исполнять понятные только ей ритуалы, изумлявшие и веселившие Уилтона. Женщина бесцеремонно заставила парня ступать через порог с правильной ноги и крутиться вокруг оси, когда он случайно нарушил какую-то важную примету, связанную с садовой фигуркой. В благодарность за мучения госпожа Пряник отдала Уилтону часы, которые четвёртый сын и должен был принести матушке.
Следующим пунктом в списке была обувная мастерская. Точно, растяпа Заврио какой день забывал забрать свои калоши. Неужели матушка стала бы посылать младшего сына за ботинками чуть более старшего? Что-то тут нечисто. Вчитавшись в закорючки, парень догадался, что речь шла о калошах отца. Он знал, что это плохая идея - называть ребёнка в честь родителя, это всегда приводит к путанице. Но когда Шенгиры до такого додумались, его умной головки ещё не было в этом мире.
Здание мастерской казалось таким маленьким и хиленьким, что не ровен час со стен или крыши отвалится кусок и огреет прохожего по голове. Уилтон всегда с опасением поглядывал вверх, когда заходил в мастерскую. Из-за этого в часы аншлага он мог столкнуться с кем-нибудь возле двери, полагая, что другой человек всё же смотрит перед собой и вовремя отскочит, беспокоясь за свою драгоценную тушку. Но нет, почему-то другие люди верили, будто это Уилтон должен обходить их, и слепо шли на таран. Спят на ходу, не иначе. А потом ещё и парень виноват в том, что это они глядят перед собой и всё равно не видят, хотя у него вообще-то есть оправдание: он задирает голову, беспокоясь за своё здоровье!
Вот и в этот раз ему не повезло: дядечка, заходивший перед ним, не удосужился придержать за собой дверь, и Уилтона едва не ударило по носу, когда он вернул голову в нормальное положение. А потом этот же старикашка будет ворчать, что молодёжь совсем распоясалась.
- Как из Тамтоже вышел, - пробурчал парень под едва не пострадавшую часть лица.
Внутри было так же тесно и несуразно, как и представлялось снаружи. Уилтон однажды мерил помещение шагами, и когда его спросили, зачем он это делает, сказал, что проверяет, мог бы уместиться в полу гроб с человеком или нет. Кажется, тогда никто не посмеялся, но да и ладно.
- Калоши, - просто сказал Уилтон мужчине, стоявшему за деревянной перегородкой.
Позади хозяина, господина Штопса, располагалась длинная полка. Десять рядов по десять ниш, в которые складывалась, а точнее, закидывалась обувь. Из-за общих проблем с размерами помещения человеку среднего телосложения едва удавалось втискиваться между перегородкой и полками. Господин Штопс касался их задней выпуклой частью тела, но Уилтона больше всего волновало не это. С неудобствами можно смириться, но вот полки…
Каждый ряд носил определённую букву алфавита, а ниша - номер, что вроде бы неплохо. У мастера была книжечка, в которой он помечал, чью обувь куда положил. Например, если к нему придёт госпожа О., мужчина сверится с записью и обнаружит, что её модные туфли с мехом лежат на полке В7. Удобно? Вполне. Вот только что делать, если вместо обуви госпожи О. на этой самой В7 окажутся какие-нибудь детские сапожки? Спешно искать пропажу на соседних полках? А если в мастерскую забредёт злой шутник или хулиган и переставит местами все ботинки и туфли? Это сколько же работы бедному хозяину! Придётся звать клиентов, выслушивать их, отчитываться за недосмотр, менять местами…
Уилтон думал, как решить данную проблему, но в голову ничего путного не приходило. Можно было бы подарить каждому клиенту его личную полку, прибив к ней таблички с именами. В их уютном Фогбурде проживало не более семидесяти человек - не семей, а человек! А полок у мастера имелось ровно сто. Однако это не облегчило бы работу господина Штопса, если бы воображаемый хулиган переставил обувь местами. Что с номерами, что с именами пришлось бы искать, где чьи вещи лежат.
- Вот твои калоши, - мастер поставил их на щербатую поверхность перегородки.
- Они не мои, а отцовы.
- Да-да, не задерживай других.
- Деньги давай, деньги давай! - прокричал попугай с права от Уилтона. Он всегда сидел в своей клетке, сколько парень себя помнил.
Четвёртый сын считал, что птицы у зажиточный или падких на прибыль хозяев заражались синдромом сороки. В кармане парень нащупал старый фантик и просунул его между прутьев. Попугай не особо аккуратно выхватил вещь из пальцев, поклевал, покрутил и сбросил на дно клетки к помёту и шелухе.
- Не деньги, - ответил он, потеряв к подарку интерес.
- Хватит страдать ерундой, - осадил Уилтона господин Штопс. - Иди себе дальше. У тебя дел больше нет?
Ох уж этот ворчливый старый господин Штопс! Складывалась картина, будто в Фогбурде жили одни старики да дети, но это не совсем так. Взрослые часто отсутствовали, выезжая за город на свои престижные работы банкиров и министров, и встретить их можно было лишь поздно вечером. А в местных заведениях околачивались пожилые люди, которым не место на карьерной лестнице. Такие люди либо жили на сбережённое состояние, либо открывали собственные некрупные лавочки, как госпожа Пряник с антикварным хламом или господин Штопс с мастерской. Кто-то содержал библиотеку, кто-то владел почтовым отделением и нанимал подростков, не пробившихся в люди, на места разносчиков писем и газет. Молодых и не преуспевших работников в городе было мало. Уилтон считал, что относился как раз к их числу, поскольку должность садовника не очень то ценилась в обществе. А ещё были те, кто не работал вообще, как его родители, потому что семья уже была обеспечена. Хотя Шренгиры тоже часто выезжали из города в гости, потому что толпиться в доме с четырьмя отпрысками не так то и просто.
