69

Выйдя из рая, Ева с Адамом вышли в историю.

70

Сумасшествие – мера истинности ума.

71

О хаосе и о космосе. В хаос кличет Христос, поэтому пусть в него обратится всё, космос в том числе. Ложен – космос. Хаос – естественен, не разрушителен: он таков только космосу. Хаос – рай. Чтó вокруг нас, есть извращение. Ад как раз – это космос, строй и порядок, разум, законы, то, что царит вокруг. И когда заявляют, что всё разумно в мире и в людях, правит-де разум в форме законов, – это обман. Закон введён ради блага насильников, властолюбцев и выжиг. Им – подиум, всем – подвалы. Истинно, чтоб строй космоса сгинул. Ибо когда Христос сверг закон из законов – смерть, – Он явил нам реальность. Мы есть – нет смерти, смерть есть – нет нас. По истине смерть фиктивна, всё-всё бессмертно. Смерть – блеф мышления, сотворённого первородным грехом, – мышления от «добра» и от «зла», вменившего смерть основой лживого строя. Это мышление первопредка Адама есть первородный грех. Надо, бросив мужское, двигаться в хаос прочь из порядка, ― стало быть, к Еве, стало быть, к Женскому. Хаос ― рай с атрибутикой Женского.

72

Явно, в Бога не верят, пусть врут что верят. Практика позитивного деланья, что достигла звёзд и рождает набитые чудом физики, химии, математики гаджеты, не даёт Богу шансов. Всё, мыслит род людской, зиждит он, САМ! Чем? Разумом. Некогда сам собой род людской поднял камень – нынче в руках его руль машины, джойстик компьютера, автомат. Но не Бог дал ему всё это. Дал это – разум. Бог? даже если принять Его, то с учётом пословицы, что на Бога надейся, сам не плошай.

Расхожей, чем «верю в Бога», сделалась фраза: «верю в мощь разума», – что всегда в устах практиков. Если б верили в Бога, а не в свой разум, то до сих пор бы жили как звери, ждали бы «манны», – вот их резоны. Позитивисты, к коим относится род людской (кроме двух-трёх процентов), верят, что люди сами всего достигнут, только верь в разум и в самого себя.

Впрямь: чтó нужно, Бог людям нé дал. Твердь не разверзлась, чтобы оттуда нам выпал «вольво», серьги Гризóгоно, медицинский пинцет, утюг. Нам не выпало уха, тем паче сердца, мозга и печени, каковые печатают 3D-принтеры. Человек всё устроил собственным рвением, силой разума и идеями, – убеждает нас логика.

Почему тогда люди, в разум влюблённые, мнят безумием, когда им говорят, что коль их славный разум создал всё из себя – то женщину, значит, создал мужчина как тип разумнейший? Создал – да и забыл о том, а теперь, смеясь, кличет помнящих казус психами.

Ум – начальствен. Умные жаждут, чтоб им служили. Некогда род людской обращал в рабство пленных, а ещё раньше – тех, кто был рядом, самых смиренных. «Умные» делались чтó теперь звать мужчина, «глупые» – женщиной. Всё тяжёлое, – значит, ergo, и важное, – возлагали на «глупых», то есть на женщин. Так что феминные формы суть проявления неразумной, стало быть, сущности, а вот формы мужчин – кров мощного доминантного разума. Да, вот так. Если разум творит всё сам, почему это женщину, сущность более ценную, чем, к примеру, утюг, сотворил некий Бог, в Какового не верят? Всё творит человек, и женщину. Отрицать сие – отрицать и себя, коль верим, что Бога не было и что всё вокруг строит разум. Жуть неразумно, коль мы допустим, что, дескать, нечто, создав нас, испепелилось. Это не может быть, ибо ставит вопрос: до того как «разумные», кто мужчины, создали «глупых» в качестве женщин, им предстояло себя создать. Как спроворились?

73

Президент: «Надо чувствовать, как живёт простой человек».

Образцовый пример чутья! Сходно мы сострадаем кошкам с помойки. Но! президенту лучше бы чувствовать, как живут кунаки Кремля, как пахуче живут, шанельно… Нет, он не чувствует. У него на них нет чутья. На нас – есть. Почему? Видно, мы дурно пахнем, – ну, непривычно. А у богатых запах привычный для президента.

74

Женщины поминутно откидывают с лиц волосы. Раз за разом, упорно – а волос вновь в лицо… Странно. Факт в пику разуму. В смысле, женщины по каким-то причинам лучше потратятся на волынку с причёской, чем будут мыслить лишнее время. В женщинах нечто борется с мозгом. Что получается: что эстетика неразумных волос – над разумом? Значит, разум наш лживый? Утилитарный? А может, хуже? Ибо разумней, чтоб волос не было, как иных вещей, что мешают мышлению. Уймы вздора, чуши и малостей, на взгляд разума, он сумел уничтожить в битвах с эдемом. Он просто стёр их с лица земли, дабы всё стало лысым, но зато мыслящим.

Получается, что эстетика разума созидает «красóты», что в первозданном значит уродство. То есть до разума был мир Божьих красот – а после мир стал разумен. То есть уродлив.

75

Мамардашвили отнесли фразу, что де, изрёк он, Христос до сих пор на кресте в мученьях… Мысль не нова отнюдь: мысль Шестова и, верно, старше. Больно, что фразу, важную и трагическую, не помнят и ей дивятся, точно находке.

76

«Хватит вам думать. Толку не будет». Н. Кэмпбелл в пр. «Глянец». Дух глубин в диве подиума? Сравните:

«И заповедал Бог: ты от всякого древа ешь, но от древа познания ты не ешь; как съешь с него, ты умрёшь» (Быт. 2, 16—18).

«Я погублю мудрь мудрых, разум разумных свергну» (1 Кор. 1, 18).

«Остановкой ума» открывается истина (И. Сирин).

«Сознавать есть болезнь» (Достоевский).

Ницше свидетельствовал, что цена абсолютного знания есть безумие.

Вот, писатель, философ, Бог на одном краю. На другом – девка склочная, нетерпимая, эгоистка, вешалка моды и идол масс, живущая лишь инстинктами, каковые, напомним, дал нам Господь и к которым звал Ницше. То есть столкнулись сверхразумение да сверхглупость – и соплелись в одно как ни странно… Впрочем, не странно. В истине целость, синтез, единство, всё совпадает, в том числе антиномии. Что из этого? А вот то, что мы молимся. Как бы мы христиане и чаем к Богу. Мы ходим в храмы, лбы разбиваем, – только б заметил нас! – под иконами. Но попасть к Богу просто: выполни, что велят Бог с Ницше, также Наоми.

77

Жадная лицемерная власть, хозяйствовать не умея, раскинула сеть чиновников и утроила силовые структуры, чтоб защищаться.

78

Нравственность – достославный, почётнейший институт человека, фундаментальный, краеугольный, конститутивный. Как родилась она? Зиждима на неправом и правом, то есть на том, что одно есть «добро», чтоб искать его, а второе есть «зло», чтоб давить его и заушивать, она детище первородной вины, познания «зла» с «добром».

Человек, совершив первородный грех и утратив связь с Богом, не ужаснулся, но начал взращивать грехопадный акт, так что «древо познания» расцвело цветом норм, табý, принципов. Род людской взял за честь познавать, в чём «добро» и в чём «зло», тщеславиться «нравственными устоями». Индуизм горд своими, а православие, синтоизм и ислам – своими. Плюс есть мормоны, панки, фашизм, адвентисты седьмого дня, хасидизм и т. д. и т. п. Они тоже горды собой. И у всех мораль лучшая. Что при этом случается с миром, созданным, чтоб его не кроили «злом» с «добром», – налицо. Мир чахнет.

Как всё наносное не от Бога, этика сгинет. Не унесёт ли она также нас с собой? То, что Бог не давал, мы ж взяли, нас обездолило. Человек человека по поводу грёз о «нравственном» жёг в кострах инквизиции, бил, расстреливал и сёк розгами, жарил заживо, отравлял, сажал нá кол, – точно ускорить ход первородной вины есть долг. Слышим: «нравственные святыни», «заповедь как сакральность», «наши священные благородные цели»… «Святость» вдруг стала брендом морали? Род людской освятил свой грех? Получается, что не Бог священ, а мораль, результат преступления? Бога сдали в утиль? Но зачем тогда храмы этому Богу? Есть ли толк в клире, любящем поучать мир денно и нощно, но, видим, лживо, ибо священство учит морали? Истина рядом. Если наставники (равви, патеры, муфтии) вдруг откажутся от познания «зла» с «добром» и основанных на «добре» и «зле» дискурсах – род людской мигом вырвется из-под гнёта.