В женском М видит хаос. Это мужскими «светлыми» мыслями Ж изолганы. М-идеями исказился мир, ибо Ж, став рабыней М, порождает плоть в лад идеям. М очень долго, тысячелетия, браковал гены рая ради подобного его смыслам, сделав Венер – Милосских, а равно Книдских. Рай назван хаосом, зло – добром, негатив – позитивом, истина – ложью, прелесть – уродством. М есть враг райского. В мире М всё есть ложь. Что зло М – то для Ж явно доброе. Где для М аморальность – там для Ж истина. М для Ж значит смерть.

Достаточно. М разводит Милосских, Ж в ответ – Виллендорфских1 дев, нужных Богу и раю, а не мужским мозгам.

88

Так как мораль – свод правил, то принуждает нас видеть, лишь чтó позволит. Значит, моральный мир – клок вселенского. Много, значит, в моральный мир не вошло: в нём даже любовь моральна, – стало быть не полна. И вправду, разве полна любовь с нравственным и этически-статусным добронравным партнёром? Ведь в этом случае отсекалось запретное, что считалось безнравственным. А его что, нельзя любить? Можно. Да и полезно в первую очередь.

Здесь второй вопрос, кардинальный: может неполная, ограниченная любовь сеять полную безграничную жизнь? Не может.

Вот потому-то мы живём мало. Эрос, поэтому, ключ не только к улучшенной – но и к Жизни вообще. Фильтр в эросе, вроде этики, возбраняет бессмертие. Имморальность же увлекает нас в круг безмерности качеств, мер и возможностей.

89

В книге – нудные, скрупулёзные, в русле странных задач наррации с препирательствами с самим собой, с миром, с обществом, с Богом, с Кем я, наверное, разбираюсь с рождения и теперь достиг вех критичных. Массам я чуждый. Кой прок в словах, твердят, в самоедстве? что спорить с Богом? надо быть цельным, надо в реальность-де; человек ведь творец, ура! нужно действовать! скажем, в блоге пиарить кошко-корм «Вискас», тени от «Avon» либо идеи Рассела, церкви, справед-едросов.

Проще, конечно, взяв свечку в храме, яро креститься, веруя не в Христа, а в себя. Проще, роясь в политике и возясь в экономике, прилагая к ней тайный свой интерес, мнить, что служишь «народу», кой всегда дальний фон, удобрение в твой розарий. Проще, вопя: «Умру, но Россия навечно!», – знать, что умрёшь-таки в неком частном удобствии (а не в общей мгле), заработанном ловким промыслом.

Я иной, зритель сгинувших пéрмей2, мемфисских пирамид, гомеров. Вот что я знаю: Богу на всё плевать. Он не видит нас, громоздящих культуру. Он всё разрушит. Он ждёт в пустыне всех нас заблудших.

Боже, помилуй!

90

Понял, как истина возникает. Промельком. Без того чтоб корпеть над ней в философских трудах и в диспутах. Включишь радио, там фрагмент из романа, – не Достоевского и Толстого с их геморроями, а клубничка про Рэмси, главного в лавке, кто девушек-продавщиц «не щиплет, в отличие от поганца Джека»… Вот ведь задача! В чём её цели? Отповедь щупать девушек? Или девушкам нужно, чтобы их щупали? Здесь, скорей, идеал homo sapiens – грёзы чистой моральной «любви», решившей, будто мужчина, чтоб щупать девушку, должен взять её в жёны.

91

Мы живём так, как мыслим. Если воюем и убиваем, лжём, подличаем – значит мыслим войну, смерть, подлости больше, чем остальное. Рознь – в сущности человека, в мыслях его, в воззрениях, в утверждении зла с добром. Человек есть лицо войны, её форма и претворенье.

92

Что меня манит странное? Взять «добро» или «зло». Что «зло» и «добро»? Я видел их? Нет, не видел. А меж тем видели их почти все. На шоу, несть им числа, и в буднях с пеной у рта доказывают своё «добро» и готовы внушать его оппонентам (ясно что «злым») насилием (см. «добро с кулаками»). Ишь ты, запал какой! Для чего битвы с призраком? Ведь сказала патристика, что «зла» нет. Христиане, верим патристике? «Зло» не есть самосуще – вот лейтмотив её. Это как бы нехватка меры «добра».

«Добра», кстати, тоже нет, а есть чёс про «добро» и выдумки. Бог, источник патристики, чтó сказал: что на свете всё «хорошо» (Быт. 1, 31), к тому ж запретил знать «зло» и «добро» вообще (Быт. 2, 16—17).

То есть их нет. Совсем. Ни «добра» и ни «зла». Есть данность. И поразительно, что, забыв её, люди бьются за домыслы относительно «зла-добра» и деянья ради сих домыслов.

93

Мир гниёт и в нём нет надежд. Мир пора отрицать. Ницшеанства тут мало. Нам коренной, титанический слом бы! Гуннов каких-нибудь и вандалов! Нам коренную Россию бы! Недоделали. В результате – вещное счастье, будь оно проклято… Может, чушь всё: Русь, мессианство? Может быть, главное – сикль библейский? Рубль, йена, доллар?

94

Мы вовне всех. Мы так живём, точно видели истину и ничто вокруг нам уже не в пример. Мы истину видели? Где? в Евангельи? Много там о любви, прощении и незлобии. Но ведь мир-то иной. Иное всё. Как нам жить, чтоб и Богу, и миру, если Бог «не от мира» есмь? Мы загадочно сердцем нашим в раю и судить должны как попавшие в хлев судили б от чистого… Но нельзя судить: Бог изгнал прародителей за суд истины «злом» с «добром». И Христос велел не судить. Велеть-то велел – да сгинул.

95

Всяк ценен в мере, в коей заслуживает знак вечности. Парафраз из Ф. Ницше.

96

Не сплю с Рождества, – с него не живу по-прежнему… Что испытывал Бог, бывший вечно (стало быть, и до Собственного Рождества, как я до болезни) и изменивший вдруг Сам Себя входом в мир, как и я изменён болезнью? Он появлялся в мир, когда я уходил. Рождался судить мир – я ж судил его вырождением. Мы поэтому родились день в день: Бог в зло – а я вон из зла (значит, в истину?). И вот в этом миру, из какого исчезну, где прожил много, я, как младенец, не разумею вдруг ничего почти, ни к чему не могу приложить свой опыт. И до-рождественского меня не избыть пока новому, неизвестному, кем я стал.

97

Не посылается лишь тебе. Жизнь, шанс проявить себя, синекура изрядная – сразу всем. Но из них кто-то всех упреждает. Раз, третий, пятый взял кто-то первым – и олигархом стал. Прочие? Их беда: ведь давалось на равных, подсуетились бы… Подыми я сикль – и моя жизнь не так пошла б, по-иному, а, как я бедствовал, то от худшего к лучшему; взбогател бы вдруг, преисполнился целями.

Я не поднял сикль. Вот каков я. Все мы такие: род мой, дед, прадеды. В нас – заскок слыть духовными, бескорыстными, с принципами, мол, этики, хоть нам жуть нужны доллары, и поболее. Масса их нам нужна! и собственность: мы хотим быть чиновными и имущими. Но мы страшно больны, чада догм о «добре» и о «зле» и «нравственном». В результате мы нищи.

98

Если я жив на вид, то затем что я думаю, мысль творю. Я вне мысли отсутствую, мертвен. И не болезнь казнит, но я мёртв, ибо сил и желаний жить нет. Нет – чувств… Умел ли я жить вообще? Я в стадии перетянутых струн, лишь лопнуть. Так, во фрустрации стережа смерть тела, мыслями я игрался в жизнь, делал вид, что живой-де. Ёрничал. Я вник в тайну, что и не жить уж можно, быть неживым почти – а и будто бы жить притом, стоит лишь сознавать. Вот так. Чужесть жизни сознанию вскрыл я, выяснив: в жизни мёртв почти, я, загадочно, в мысли жив ещё, почему и не труп. Мысли даже мощней в больном. Оттого мне пришло: а не мысли тот вирус, кой, паразитствуя на живом, жизнь губит? Вспомнится детство в роскоши чувств – и видится, что сейчас ты без чувств не вполне живой, а лишь есмь умом; что враждебна мысль жизни, паразитична, ибо является, лишь пожрав жизнь. Попросту, мысль мертвит; и хвалёный «разумный» наш выбор – страшен. Да и Сам Бог, клянясь: «Я есмь Жизнь», – Бог, в Кого только верить, ибо абсурден Бог, Сам кладёт рамки разуму, постижимый лишь тайной. Стало быть, мысль – безжизненна? Полумертвие, значит, звать homo sapiens?