Думаю, пришло время отпустить. Самое главное, чтобы у Кэйлен была такая нормальная семья, какой только может быть наша разобщённая ячейка общества. С моей стороны больше не будет никаких осложнений. Я не позволю. Если Крис хочет запутаться, он может делать это самостоятельно, а может быть, он совсем не растерян, просто я не та, кого он хочет, и он не хочет ранить мои чувства. Что бы это ни было, теперь это не важно.

Я отпускаю Криса и Кэла вместе с тем, кто бы там ещё ни был.

Всё замечательно.

Кэйлен вошла в мою семью, будто всегда была её частью. Мы с отцом возобновили хорошие отношения. Гнев и горечь, возникавшие во мне при взгляде на него, исчезли, и – что самое удивительное – с Дженной я тоже в хороших отношениях. Больше никаких злых взглядов или снисходительных комментариев. Я могу прикоснуться к ней, а она не оттолкнёт меня, и мы можем провести время вместе без драки. Постоянные перетягивания каната внутри меня закончились. Что бы ни случилось, бесконтрольные всплески эмоций, которые я не мог остановить, исчезли. Перепадов настроения больше нет, и мне снова хорошо. Всё замечательно, я должен быть в восторге. Я должен быть счастлив.

Но это не так.

Лорен изменилась. Между нами всё изменилось. С той глупой ночи в закусочной ничего не осталось как прежде. Я не должен хотеть чего-то другого. Мы дружелюбны, и это всё, что мне было нужно, но я хочу большего. Не то чтобы у нас всё плохо. Когда я встречаю её утром, она разговаривает. За ужином из неё льётся дружелюбие, как ко мне, так и ко всем остальным. Когда я подхожу и беру у неё Кэйлен, чтобы дать ей отдохнуть, ей удается улыбнуться, но улыбка кажется вынужденной. Она другая. Почти оболочка самой себя.

Наши уроки кулинарии прекратились. В первую ночь после закусочной я постучал в её дверь, но она сказала, что устала и лучше отложить это. Когда я постучал на следующую ночь, она сказала, что ей нехорошо. На третью ночь она отрыла дверь, но избегала моего взгляда. Она вообще избегала смотреть на меня. Сейчас она едва смотрит на меня. Сказала, что поговорила с моей мамой о том, чтобы та давала ей уроки, таким образом она меня не побеспокоит.

Она никогда и не беспокоила. Я хотел учить её, потому что хотел провести с ней время, познакомиться с ней и дать ей узнать меня. Кажется, спорить об этом гиблое дело, да и как я могу? Я знаю, почему она отступила. Просто ненавижу, что ей далось это так легко. Мне было бы непросто. Я понимаю, в чём она нуждается. Я ясно дал понять, что существует черта, которую нельзя пересекать, и сейчас девушка, очевидно, к ней даже не приблизится. Эгоистично с моей стороны иметь желание ходить по краю, тем более вместе с ней, но я ничего не могу с этим поделать. Я ищу оправдания, чтобы находиться рядом с ней, но действует это недолго. Обычно она находит причину, чтобы покинуть комнату после моего прихода. Я ревную к тому времени, которое она проводит с моей мамой, искренне улыбаясь и выглядя так, будто веса всего мира на её плечах нет. Она отличается от всех остальных. И, похоже, только со мной она выглядит так, словно часть её пропала.

Я должен оставить всё таким, каким оно есть, но я чувствую себя утратившим баланс, как будто что-то во мне потерялось. Я наконец назначил встречу с доктором друга Эйдана. Её приёмы уже расписаны на месяц, но я в списке ожидания, если произойдёт отмена. Жаль, что все доктора находятся в Чикаго, так что, если что-то раскроется, добраться туда будет непросто. Дженна счастлива, что я назначил встречу. Лорен об этом пока не знает. Я почти уверен, что она уже умыла руки, но всё же ждёт от меня этого.

Я должен сделать это, потому что мне действительно необходимо, чтобы кто-то объяснил мне, почему я смотрю украдкой на девушку, которую узнал не так давно. Почему эти чувства здесь, и когда они уйдут. Почему в глубине души мне не совсем хочется, чтобы они уходили. За прошедшую неделю у меня больше не возникало воспоминаний. Может, мой отец был прав. Возможно, Лорен была спусковым механизмом, причиной, по которой Кэл показывает мне видения из моей другой жизни. Это было странно. К тому же страшно, но я никогда не чувствовал себя лучше.

— Дорогой, всё хорошо? — спрашивает моя мама, когда мы сидим в гостиной, наблюдая за её любимым шоу на канале «Food Network»[15], в то время как Кэйлен играет со своими игрушками.

Мы поужинали, и Лорен вернулась в свою комнату. Не уверен, чем она там занимается. Ведь там нет телевизора или чего-то вроде этого. Предполагаю, она может работать за своим ноутбуком. Интересно, не находись я здесь, пришла бы она сюда к моей маме и Кэйлен? Хотя я знаю ответ на этот вопрос.

Она была бы здесь, если бы не я.

— Да, долгий был день, — отвечаю я со вздохом.

— Думаю, что мы с Лорен попробуем этот рецепт, — говорит она, записывая шоу и поворачиваясь ко мне.

— Как она? — спрашиваю я её небрежно.

— У неё всё хорошо. Лорен не такой уж плохой повар, как она сама думает, — мама усмехается.

— Я не имел в виду готовку, мам, — говорю я неуверенно.

— Может быть, тебе самому следует спросить её, Крис, — предлагает она просто.

— Это не так просто. Она не хочет находиться рядом со мной, — признаю.

— Почему? — спрашивает моя мама искренне.

«Потому что ты сосёшь по жизни. Ты безразличный мудак. Огромная киска».

— Вероятно, она думает, что так будет лучше, — тихо говорю я. Мама переключает канал на «Nick Jr.»[16], подходит и садится рядом со мной на диван.

— Как ты себя чувствуешь из-за этого? — её зеленые глаза, кажется, видят меня насквозь.

Мама кладёт руку на мою, и я произношу то, что хотел сказать с той самой ночи, когда оттолкнул Лорен.

— Ужасно, — признаюсь я.

— Сынок, я знаю, что ты в очень трудной ситуации. Уверен, что не хочешь поговорить с доктором Линч? Я знаю, что тебе не понравилось, что она скрывала от тебя твоё состояние, но она очень хороший врач, — говорит моя мама, и я закатываю глаза.

— Нет. Я больше не имею с ней дел, — заявляю я категорично, и она кивает.

— У меня нет ответов, которые тебе нужны. Я не могу объяснить, что ты чувствуешь и почему, — она вздыхает. — Но я не думаю, что было бы разумно принимать настолько меняющее жизнь решение, из-за которого ты чувствуешь себя так противоречиво, — тихо говорит мама.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я её. Она говорит то, о чём я думаю?

— Может быть, вы с Дженной должны сделать перерыв? — предлагает моя мама, осторожно глядя на меня.

— Я... я не могу этого сделать. Дженна не воспримет это как перерыв, особенно после того, как я сделал ей предложение.

— Кристофер, когда ты женишься на ком-то, не должно быть никаких сомнений или вторых вариантов, — говорит моя мама, её мягкий тон становится строже. — Когда я выходила за твоего отца, я знала, что могла провести с ним остаток жизни, и не думала дважды. Никого другого я не представляла и не хотела представлять на его месте, — говорит она с тёплой улыбкой, распространяющейся по её лицу. После всех этих лет она всё ещё любит его. — Если ты не можешь этого сказать, существует большая проблема, — категорично говорит она. — Я знаю, что Дженна была рядом с тобой, что она была для тебя хорошим другом, пока я болела. Я люблю её за это и рада, что у тебя был кто-то, кто смог вытащить тебя из депрессии и помочь тебе разобраться.

Я слышу приближение «но».

— ...Но в то время так много всего происходило, и ты просто возвращался в свою жизнь, которая так часто прерывалась. Я знаю, что ты любишь её, — мама берёт меня за руку. — Ты в неё влюблён, милый? Сейчас ты с Дженной потому, что любишь её и не можешь себе представить её отсутствия в твоей жизни?

Я начинаю думать о том, что она только что сказала. Я люблю Дженну, люблю. Я влюблен в неё... моё сердце бьётся с каждым словом, которое она произносит. Я никогда не задумывался о влюблённости в человека. Фильмы всё романтизируют. Они заставляют влюблённых казаться слащавыми, сюрреалистичными. Я думаю, что любовь – это жертва. Настоящая любовь – это быть с кем-то в трудные времена, в болезни, в нищете. Мои родители столкнулись со всем этим. Я знаю, что они любят друг друга.