Я киваю.

— Долго я здесь пробыл? — спрашиваю я, беспокоясь, что стою здесь, как зомби, неизвестно сколько времени.

— Десять минут, — говорит она. — Что случилось? — нервно спрашивает.

— Я выгляжу как-то не так? — я отвечаю.

— Я бы не спросила, выгляди ты хорошо, — говорит Дженна, взяв мою руку и отведя к машине. Я чувствую вину за то, что держу её за руку теми же руками, что и Лорен; не в буквальном смысле, но клянусь, я всё ещё чувствую жар её кожи.

Мы садимся в машину. Я знаю, что внешне спокоен. Но в голове у меня столько мыслей. Я бы хотел знать, о каких секретах говорил Кэл Дексу. С моим дядей они могут варьироваться от чего-то маленького до чего-то значительного. Я стараюсь забыть эмоции, которые пробирались в меня, когда он был с Лорен. Я почувствовал, насколько он был искренен, когда сказал, что нуждается в ней.

Я вспоминаю время, когда моя мама заболела, и в каком упадке я был, чувствуя себя мёртвым внутри, будто уже пребывая в трауре. Теперь я не могу не думать, что отчасти причиной этому была его потеря Лорен. Мы оба были в трауре, потерянными и умирающими внутри. Я стряхиваю эту мысль, потому что она делает его слишком реальным. Заставляет меня видеть в нём человека, а не эгоистичного мудака, не злодея, но кого-то другого.

Я перевожу взгляд на Дженну, которая наблюдает за мной через зеркало заднего вида.

— Ты выглядишь уставшим, — тихо говорит она, и я киваю. — Она помогала тебе выбрать сегодняшний наряд? — её слова неловко повисают в воздухе.

— Да, — признаюсь я, и она глубоко вздыхает, её руки крепко сжимают руль.

— Моя мама спала... — начинаю объяснять.

— Выглядело хорошо, но это не ты, — прерывает она меня. Я расслабляю галстук и снимаю его.

Мы больше ничего не говорим до самого конца поездки. Когда она останавливается перед моим домом, я наклоняюсь, чтобы поцеловать её, и она одаривает меня быстрым клевком в губы, прежде чем отдёрнуться.

— К сожалению, я не хочу, чтобы она выбирала тебе галстуки, рубашки, еду или имена наших будущих детей! — говорит она, её гнев нарастает с каждым словом.

— Ты права. Прости, Дженна, — говорю я, и она отводит от меня взгляд.

— Боже, как ты мог быть таким бесчувственным?

— Я не думал, что это так уж важно. Я хотел выглядеть красиво на вечеринке для тебя! — моё оправдание звучит жалко даже для меня.

— Ты не моя конфетка! Я бы не волновалась, если бы ты появился в полосках и горошке. Ничто из того, что ты делаешь вместе с ней, никогда не сделает меня счастливой, только если ты не скажешь мне, что она подписывает документы о разводе, — Дженна нажимает кнопку, чтобы разблокировать двери, призывая меня выйти. — Это последний раз, когда мы ссоримся из-за неё, Крис. Я серьёзно, — говорит она, когда я выхожу из машины.

Я не говорю, что сожалею, потому что это только ухудшит ситуацию. Самым лучшим вариантом сейчас будет дать ей время.

Я знаю, что ошибался. Меня тошнит от того, что мне нужна помощь Лорен.

Я планировал поговорить с Дженной о том, что я вспомнил, но сейчас это действительно плохая идея. С родителями о таком не поговоришь, и я не верю ни одному из врачей, с которыми был когда-либо знаком. Я хочу поговорить об этом с Лорен, но это тоже не самая лучшая идея.

Вместо всего этого я решаю написать Лизе и попросить её встретиться со мной завтра. Я пробираюсь в дом. Мой папа сидит за столом с чашкой кофе и газетой.

— Как прошло мероприятие? — спрашивает он, и я издаю стон.

Решаю проверить холодильник, чтобы увидеть, есть ли в нём какие-нибудь остатки, которые могу взять наверх, чтобы прикончить перед сном.

— Хочешь присесть, сынок? — говорит папа тоном, который подразумевает, что я не получу удовольствия от этого разговора. Без особого желания, сажусь. — Я уверен, что ты знаешь свою мать, и я не согласен с тем, что Лорен останавливается здесь, — тихо говорит он, и я киваю. Я слышал их, и походило это на нечто большее, чем просто несогласие. — Думаю, будет лучше, если ты установишь какие-то границы между вами двумя, — искренне говорит он, и мне требуется усилие, чтобы не засмеяться. Клянусь, иногда, он считает меня ребёнком.

— Ты же не серьёзно, не так ли? — я не буду сегодня с ним разговаривать.

— Я очень серьёзен, Крис. Когда ты впервые начал терапию, твои врачи рассказали нам о некоторых вещах, которые могли бы вызвать... — он вздыхает.

— Вызвать что? — спрашиваю его более решительно.

— Возвращение Кэла, — говорит он прямо. — Официальный термин – спусковой механизм, — он вздыхает, и я чувствую, что выражение моего лица ожесточается. — Некоторые вещи, которые по какой-то причине заставляют его появляться, — он глубоко вздыхает.

Я качаю головой. Мне действительно нужно как можно скорее найти врача, потому что я стольких вещей об этом не знаю. Спусковые механизмы. Я думаю о тех случаях, когда я начал вспоминать какие-то вещи, когда он контролировал ситуацию, и задаюсь вопросом, что их вызвало. Хорошо, что это не заставило его вернуться. Просто воспоминания. Я смотрю на своего отца и пытаюсь похоронить свой гнев и разочарование. Это становится всё труднее и труднее, не знаю почему. Я простил его за всё, что произошло, но всякий раз, когда он начинает говорить со мной, я тут же чувствую себя озлоблено, ненавижу это. Папа – мой лучший друг, или был. Теперь мне трудно терпеть его присутствие дольше, чем пару минут.

— Папа, если бы Лорен являлась спусковым крючком для возвращения Кэла, он был бы уже здесь, — я встаю из-за стола и направляюсь к лестнице.

— Крис, я думаю, что ты не относишься к этому с должной серьёзностью, — строго говорит он. Я останавливаюсь и поворачиваюсь.

— Думаю, ты достаточно серьёзен для нас обоих, — говорю я, он в шоке.

Я тоже шокирован.

Именно это я и хотел сказать, но обычно есть фильтр между вещами, которые я хочу сказать, и тем, что действительно говорю. Поднимаюсь по лестнице. Я должен чувствовать себя плохо или виновато, но ничего такого нет.

Я чувствую себя хорошо.

До прибытия сюда у меня имелись кое-какие соображения по поводу Криса: простой, ненавязчивый и искренний, вид парня «что видишь, то и получаешь». Никаких мотивов или скрытых планов, поэтому его можно прочитать без труда. Так я думала до вчерашнего дня. Мало того, что его едва ли можно прочитать, так он ещё и сигналами повсюду разбрасывается. В одну минуту мне кажется, что он хочет, чтобы я держалась от него как можно дальше. В следующую – он будто вообще не хочет, чтобы я выходила из комнаты. Разница с Кэлом в том, что он давал мне видеть только то, что он хотел, чтобы я видела, что было неприятно, но легче справиться. У меня было только два направления: его или моё. Крис плохо скрывает любые свои эмоции, они повсюду, распространяются одновременно в нескольких направлениях.

Это так запутанно. В минуту, когда я готова отказаться от него, от Кэла, он делает что-то, что вызывает у меня желание удержать то, что может случиться. Это даёт мне надежду. Но жестокая реальность заключается в том, что он не знает, чего хочет. Что и хорошо, и плохо, а моего смущения хватит для десяти человек. Я действительно не могу справиться с его неразберихой. Она слишком явная и слишком непонятная. После катастрофы приветственной речи Дженны я была готова сдаться. Не из-за того, что её слова действительно повлияли на меня, просто эта маленькая правда продолжает ползать в моих мыслях.

Я почти убедила себя, что все они правы, но потом он позволил мне поправить его галстук. Кажется безмолвным и глупым, что такой маленький момент может изменить мой образ мышления, но это произошло. Этот случай дал мне немного надежды. Он впустил меня, Крис впустил, и мне действительно нужно было только это. Я могу научиться любить Криса. Я уже люблю Кэла. Дженна никогда бы не смогла полюбить его. Если бы он вернулся, она бы сбежала сломя голову. Тот контроль, который она любит удерживать, разговаривая с Крисом так, будто он шестилетний ребёнок, никогда бы не прокатил с Кэлом. Прошлой ночью я более глубоко исследовала ДРЛ, и для его состояния интеграция является целью. Это означает, что Кэл и Крис составляют единое целое, и если Кэл действительно где-то там, то я не отдам его, особенно кому-то вроде Дженны. На меня давило обещание Крису оставить Кэла и прошлое позади, но как насчёт моего обещания Кэлу?