— Для чего нужен второй противень? — спрашивает она. Я вручаю ей противень и фольгу.

— Делай, как я.

Лорен застилает фольгой противень, а затем я вручаю ей блок бекона.

— Ты можешь отделить восемь ломтиков и положить их на противень, — говорю я ей. Начав отрывать бекон, она делает измотанное лицо, и я смеюсь.

— Готово, — говорит Лорен, когда заканчивает. Я беру поднос и опускаю его в духовку.

— В зависимости от того, насколько тонкий бекон ты покупаешь, тебе нужно внимательно следить за тем, чтобы он не сгорел, но так как этот бекон довольно толстый, то он может готовиться в течение примерно того же времени, что гамбургеры, — я говорю ей.

Лорен кивает и улыбается.

— Это было неплохо, — она возбуждённо отвечает.

— Ты рождена для этого, — говорю я в шутку.

— Я бы не зашла так далеко, если бы не твоя помощь, — скромно отвечает девушка.

— Мы ещё не закончили. Сейчас ты должна попробовать его, — напоминаю ей. Мы садимся за кухонный стол и ждём, пока еда закончит готовиться.

— Я ценю это. Знаю, что ты работаешь с отцом по утрам. Ты должен спать, — признается она, теребя шнурки на штанах пижамы.

— Я привык рано вставать. Не имею ничего против, — говорю я ей, когда мои глаза постепенно спускаются к её груди.

Немедленно отвожу взгляд. Она не одета во что-либо разоблачающее, но это наименьшее количество одежды, в которой я её видел. Ну, непосредственно передо мной. Вспоминаю видения, которые у меня были. Пытаюсь придумать, как лучше всего об этом рассказать, с какого из них начать и сколько оставить.

— Я хотел кое-что спросить, — говорю я, пытаясь скрыть нервозность в голосе. Её внимание переключается со своих пижамных штанов на меня. — Вообще-то я хотел рассказать тебе кое-что и спросить кое о чём, — признаюсь я, прочищая горло, проскакивает нервозность. — Я ... я думаю, что вспомнил что-то – одно из воспоминаний Кэла, — глаза Лорен расширяются, и она сразу же оживляется и настораживается.

Его имя делает это с ней. Я переосмысливаю идею сказать ей. Поначалу я не хотел, чтобы она держалась за то, что давно исчезло. Чтобы разжечь пламя, которое нужно потушить, но на этот раз я думаю, меня это раздражает, что не имеет смысла. У меня нет причин быть раздражённым... если только я не ревную.

— Что ты помнишь? — спрашивает она, выталкивая меня из моих мыслей. Я смотрю ей в глаза и вижу в них надежду.

— Чуть-чуть. Просто как я, или Кэл, разговариваю с Декстером, — говорю я и вижу по её выражению лица, как из неё утекает надежда. Она опускает взгляд на свои колени и возвращает обратно ко мне, видимо, пытаясь скрыть своё разочарование. Часть меня, кажется, подрагивает, но другая чувствует облегчение.

— Здорово, — говорит Лорен с маленькой улыбкой на лице. — Что случилось? — спрашивает она.

— Они спорили, — её следующий вопрос заставит меня сказать правду. Должен ли я вернуть ей немного надежды или оставить и, возможно, разрушить её ночь?

Я не хочу быть причиной этому, но также не хочу, чтобы её глаза снова загорались.

Ну, да, просто не для него.

Теперь нет никаких сомнений. Я ревную, и это одна из худших вещей, которые я когда-либо чувствовал.

— О чём?

Сказать правду или белую ложь? Я стараюсь взвесить преимущества обоих вариантов, но трудно мыслить здраво, когда её карие глаза смотрят в мои, пытаясь их прочитать и, возможно, найти проблески его.

— О тебе, — правда побеждает.

Я не могу лгать ей, когда она так смотрит на меня. Я уже скрыл кое-какие вещи. Если она спросит меня о чём-либо прямо, я скажу ей правду. Я бы не хотел, чтобы она лгала мне, поэтому не стал ей лгать. Именно ложь и упущение привели нас к этому, и страшно то, как легко мне становится хотеть сделать то же самое.

Девушка выглядит ошеломлённой.

— Почему они спорили обо мне? — спрашивает она немного озадаченно. Я мог бы просто сделать это.

— Декстер не хотел, чтобы он женился на тебе.

Лорен молчит после моих слов. Затем смеётся про себя и упирается головой в руку.

— Неудивительно. Кажется, что большинство людей не хотело этого, — говорит она печально.

— Ну, Кэл был довольно непреклонным, ему было плевать на то, что думал Декстер, — слова так быстро выходят из моего рта, что я даже не понимаю, что сказал, до тех пор, пока эти слова не заставляют Лорен улыбнуться. Кажется, она чувствует себя лучше.

— Ему было наплевать на то, что думало большинство людей, — бормочет она.

Ей нравится это в нём. Я как бы завидую. Завидую, что ей нравится это в нём и что я никогда не мог так себя чувствовать. Мне важно, что думают люди, особенно люди, которых я люблю и о которых забочусь, иногда даже слишком.

— Дело в том, что я до сих пор не знаю, было ли то, что я видел, реальностью, — говорю я, напоминая себе, почему не аргументировал это ей в первую очередь.

— Конечно, я имею в виду, как ты мог быть уверенным? — говорит она, как ни в чём не бывало.

— Ссора была на каком-то событии. Помню, видел баннер на заднем плане. Он гласил: «Крестфилд заботится». Там были серые и чёрные воздушные шары, — нерешительно говорю я.

Лорен садится, начинает думать и качает головой.

— Не знаю, может быть. Мы ходили на столько мероприятий для их компании. На некоторые я даже не ходила, — извиняется она. Думаю, мне придётся быть более конкретным. Я вздыхаю.

— Ты была там, — признаюсь, и она немного приподнимается. — Всё остальное было как в тумане, — размазываю правду. — Но я помню, что ты была в сером платье, и он отвёз тебя после вечеринки куда-то к воде, — через несколько секунд её глаза загораются в знак признания, и она улыбается. Могу сказать, что она борется с широкой улыбкой.

— Да. Я помню ту ночь, — говорит она с ухмылкой. — Это была вечеринка компании, на которую он взял меня за пару недель до того, как сделал предложение, — её ухмылка превращается в полноправную улыбку, и она начинает краснеть.

Да, она помнит ту ночь.

— Ты больше ничего не помнишь? — спрашивает она, глядя на меня, её лицо выражает нечто среднее между недоверием и ликованием.

— Всё было очень туманно, — говорю я, пожимая плечами. Встаю из-за стола, чтобы проверить котлеты. Открываю духовку и наклоняюсь вниз, чтобы тепло могло достичь меня для оправдания изменения цвета моего собственного лица. Котлеты и бекон почти готовы. Я подвожу её, чтобы посмотреть. Она становится рядом со мной с совершенной улыбкой на лице.

— Пахнет очень хорошо, — бодро говорит она. — Дай пять, — она поднимает руку, а я хихикаю и хлопаю ей в ладоши.

Мы с Лорен – друзья. Нет ничего более дружелюбного, чем дать пять.

Даже зная это, я начинаю вспоминать, и уверен, что у неё есть подозрение, что я помню больше, чем говорю. Она в порядке. Она всё ещё соблюдает нашу границу. Она не смотрит на меня с тоской, как будто хочет, чтобы я сказал ей, что люблю её или хочу быть с ней.

Я был неправ.

Она не хочет слышать это от меня.

Я счастлив.

Я должен быть счастлив.

Я говорю себе, что счастлив.

Меня это совсем не беспокоит, может быть, она начинает понимать, что мы с Кэлом разные. Именно этого я, в конце концов, и добивался.

Это хорошо.

Вот что я говорю сам себе.

Хотя чувствую себя, как дерьмо.

Не знаю, почему я в доме Дженны. В то время это казалось хорошей идеей. После готовки с Лорен я почувствовал, что мне нужно увидеть её. Я знал, что уже поздно, и она должна вернуться в школу утром. Мне нужно как-то напомнить себе, почему я не должен чувствовать себя так, как сейчас. Почему я чувствую себя несбалансированным, пустым и запутанным. Дженна – это женщина, которую я знаю последние два года, которая была со мной в самое тяжёлое время моей жизни; женщина, на которой я хочу жениться. Из-за произошедшего мы только спорили или она бросала мне ультиматумы. Мне нужно почувствовать то, что есть между нами. Запомнить это, потому что в моей голове сталкивается так много мыслей, что кажется, будто наши воспоминания остаются позади всего остального. Мне нужно, чтобы они вернулись на первый план.