Сталин ответил Ким Ир Сену через десять дней:
«30.01.50.
Штыкову, особая.
Сообщение 19 января 1950 года получил. Такое большое дело нуждается в подготовке. Дело надо организовать так, чтобы не было большого риска. Готов принять…
И. Сталин».
Дмитрий Волкогонов («Семь вождей», кн. 1, «Новости». М., 1995) пишет: «После еще одной консультации с Пекином Сталин 9 февраля разрешает начать подготовку широкомасштабной операции на Корейском полуострове, одобрив, таким образом, намерение Пхеньяна военным путем “объединить” родину. Эта дата фактически является официальным началом подготовки КНДР к наступательной войне с целью насильственного воссоединения двух государств. Активизируются поставки из СССР в Северную Корею танков, артиллерии, стрелкового вооружения, боеприпасов, медикаментов, нефти».
На изменение позиции Сталина могли повлиять преувеличенные оценки Штыковым угрозы внезапного нападения южан, которые весной и летом 1949 года он получал от него из Пхеньяна.
Свое решение Сталин аргументировал тем, что «международная обстановка изменилась и более активные действия по воссоединению Кореи стали возможными. Согласно информации, поступающей из США, – добавил Сталин, – это действительно так. Преобладает настроение не вмешиваться в корейские дела».
Возможно, что он имел в виду документ СНБ-48 об американской политике безопасности, принятый в декабре 1949 года, который мог попасть в СССР через советского шпиона-британца Дональда Маклейна. Потом ему стало известно выступление государственного секретаря США Дина Ачесона, который в январе 1950 года заявил, что Корея находится за пределами «оборонительного периметра» Америки.
В обстановке строгой секретности Сталин провел переговоры с Ким Ир Сеном и Пак Хен Еном, которые с 25 по 30 апреля 1950 года снова побывали в Москве.
«Еще в то время, когда эта операция планировалась, – писал Хрущев, – Сталин выражал некоторые сомнения; его беспокоило, ввяжутся ли США или пропустят мимо ушей? Оба склонились к тому, что если все будет сделано быстро, а Ким Ир Сен был уверен, что все произойдет быстро, то вмешательство США окажется исключенным, и они не вступятся своими вооруженными силами».
Сталин понадеялся на то, что Вашингтон не решится ввязаться в межкорейский конфликт, как он оставил на произвол судьбы Чан Кайши в межкитайской войне.
Вместе с тем Сталин дал ясно понять корейцам, что им «не стоит рассчитывать на прямое участие СССР в войне, поскольку у СССР есть другие серьезные задачи, особенно на Западе».
Сталин опять почувствовал себя главнокомандующим. И, как в Великую Отечественную войну, во всех корейских депешах для секретности стал подписываться вымышленной фамилией Филиппов. Главной его задачей было скрыть участие СССР в предстоящих военных событиях в Корее. В отношении этого были подготовлены строжайшие инструкции для советских военных специалистов и советников. Одних отозвали, других отвели во второй эшелон.
Возможно, что поначалу Штыков все это плохо понимал, раз он направил Сталину такую телеграмму:
«Вне очереди. Особая.
Тов. Сталину.
Ким Ир Сен просил передать: для наступления и десанта нужны корабли. Два корабля прибыли, но экипажи не успели подготовить. Просит десять советских советников использовать на кораблях. Считаю, просьбу удовлетворить надо.
20 июня 1950 г.
Штыков»
(там же. Л. 109).
Захваченные пленными или погибшими, советские советники Сталину были не нужны. Он среагировал немедленно: «Ваше предложение отклоняется. Это дает повод для вмешательства» – и подписался фамилией Громыко, который в то время занимал пост заместителя министра иностранных дел.
Свою идею, официально не участвовать в корейской войне, Сталин должен был изложить своему близкому окружению. Однако в своих воспоминаниях Хрущев написал буквально следующее:
«Мне осталось совершенно непонятно, почему, когда Ким Ир Сен готовился к походу, Сталин отозвал наших советников, которые были раньше в дивизиях армии КНДР, а может быть, и в полках. Он отозвал вообще всех военных советников, которые консультировали Ким Ир Сена и помогали ему создавать армию. Я тогда же высказал Сталину свое мнение, а он весьма враждебно реагировал на мою реплику: “Не надо! Они могут быть захвачены в плен. Мы не хотим, чтобы появились данные для обвинения нас в том, что мы участвуем в этом деле. Это дело Ким Ир Сена”. Таким образом, наши советники исчезли. Все это поставило армию КНДР в тяжелые условия».
Хрущев забыл упомянуть, что накануне этой войны Москва, несмотря на недовольство Ким Ир Сена, ликвидировала свою военно-морскую базу в Чонджине и миссии связи ВВС в Пхеньяне и Канге.
В том, какое из корейских государств первым начало широкомасштабные военные действия или они развились в результате случайного локального пограничного конфликта, каждое из них теперь винит противоположную сторону.
Как бы там ни было, но ранним утром 25 июня 1950 года на Корейском полуострове разразилась кровопролитная война.
В Южной Корее хорошо знали о военных приготовлениях северян, поэтому их вооруженные силы загодя начали концентрироваться в районе 38-й параллели. За пять месяцев до открытия военных действий советник США генерал В. Робертс не исключал, что их должен начать Юг.
Джон Ф. Даллес писал Ли Сын Ману: «Я придаю большое значение той решающей роли, которую ваша страна может сыграть в великой драме, которая сейчас разыгрывается».
Радужные прогнозы американских экспертов о том, что южнокорейские войска смогут быстро разгромить Корейскую народную армию и оккупировать КНДР, не оправдались.
Сухопутные войска КНДР лучше подготовились к этой войне. Уже через три дня после начала военных действий северокорейцы стремительно вошли в Сеул и, успешно продвигаясь в глубь южнокорейской территории, к концу сентября вели боевые действия в окрестностях портового города Пусан, находящегося на южной оконечности Корейского полуострова.
Обрадованный Сталин поспешил поздравить Ким Ир Сена с «блестящим успехом» военной операции и тем, что «в скором времени интервенты будут изгнаны из Кореи с позором» (АПФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 347. Л. 5–6, 10–11).
Все шло к благополучному завершению задуманного. Но тут дело приняло неожиданный оборот. Командующий американскими войсками на Дальнем Востоке генерал Д. Макартур направил президенту США Г. Трумэну спешную телеграмму, в которой говорилось, что «потери Южной Кореи, как это показали боевые действия, не свидетельствуют о соответствующих способностях к сопротивлению либо воле сражаться, и, по нашей оценке, нависла угроза полного краха».
Через Совет Безопасности 27 июня 1950 года американцы провели резолюцию, объявляющую КНДР агрессором, с рекомендацией «оказать Республике Корея такую помощь, которая может быть необходима для того, чтобы отразить вооруженное нападение и восстановить международный мир и безопасность в этом районе». Противостоять принятию такого решения мы не могли, поскольку по настоянию Сталина несколькими месяцами ранее Советский Союз отказался участвовать в работе Совета Безопасности и других структурах ООН до тех пор, пока там находится представитель правительства чанкайшистов. Пришлось спешно исправлять эту ошибку и возвращаться в Совет Безопасности. Это произошло 1 августа 1950 года. Но было уже поздно. Военная машина США была запущена на полный ход, и 15 сентября в окрестностях Сеула, в тылу северокорейской армии, при поддержке авиации был высажен американский десант в количестве 50 тысяч пехотинцев с танками и артиллерией. «Ни северокорейская разведка, ни ГРУ не сумели вовремя получить информацию о подготовке американцами крупной десантной операции в районе Инчхона, полностью изменившей ход войны». К берегам Корейского полуострова устремилась военно-морская армада США. Война приняла совершенно иной характер. Южнокорейцы начали теснить северокорейцев и даже переместились на их территорию.
