Слизерин оставался внешне беспристрастен, но внутри бушевал настоящий шторм. Огромными усилиями он держал себя в руках, ведь мог сорваться, утратить самоконтроль и накинуться на девушку, которая так много значила для него. Но поторопить события значило бы испортить себе утехи. Нет, нужно было вдоволь налюбоваться девушкой, пока она перед ним, совершенно покорная, непристойно обольстительная и сладко развратная, как и сам Слизерин.

При этом Салазар не мог не сравнивать Адель с Аделаидой, что умерла тысячу лет назад, оставив ему единственного ребенка. Праведница, скромница, Аделаида всегда была скованна, робка, потому что представляла собой образец добродетели. С ней приходилось обращаться, как с нежным бутоном, она никогда не пыталась соперничать с человеком, который не приходился ей мужем, но которого она почитала за господина даже тогда, пока жив был истинный супруг. А вот Адель… это маленькая демоница, сводящая с ума, буйная, своенравная. Даже будучи абсолютно беззащитной, отхлестанной ремнем, она не уронила чувства собственного достоинства и вместо извинений прямо послала мага куда подальше. За это он обожал свою воспитанницу.

Салазар и впрямь был как хмельной от постанываний девушки. Обузданная его белой рубашкой, связанная на его кровати и умоляющая о большем… и все равно сопротивляющаяся. Это опьянило бы любого, и Салазара в том числе. Ведь для его извращенной души не было ничего приятнее, чем сламывать препятствия. Ожесточенное сопротивление вызывало более яркую реакцию, чем слепое повиновение.

Глядя на девушку, Салазар размышлял. Месть он свою удовлетворил: на белой, матовой коже расплылись ярко-красные пятна. Неудовлетворенными оставались самолюбие и похоть. Для первого ему ныне во что бы то ни стало требовалось вырвать у Адели извинения.. А для второго — сделать это если не кнутом, так пряником…

Однако, рассудил маг, можно пока и кнутом закончить хорошенько. Пряники подождут.

Адель снова намокла и возбудилась от движений его пальцев. Кожаные ремни натирали под грудьми и меж них, на шее, на спине, особенно неприятно было ножкам от кусающихся и жалящиж ремешков. Это создавало безумный контраст между болью и наслаждением. Прикусывая тканевую «узду», девушка охала, рвалась из цепкого плена, молясь про себя, чтобы Салазар продолжал. И вдруг он отодвинул тонкую измятую ткань — Адель вскрикнула, потому что почувствовала его поцелуй. Влажный язык прошелся меж раскрывшихся складок. И снова Салазар вернул трусики на место.

Адель протестующе забилась и захныкала.

— Хочешь, чтобы я еще потрогал тебя, моя крошка?

Согласное, молящее мычание было ответом. Вместо этого Салазар поднял плетку.

— Этим будет больнее, бестия, — сообщил он обычным льдистым тоном, идущим вразрез с плавными модуляциями предыдущей фразы, и махнул раз для пробы тонкой, двойной плетью. Услышав этот угрожающий посвист, Адель снова уткнулась лицом в покрывало.

— За кинутую в меня и разбитую бутылку вина.

Плеть ударила Адель, и та опять вскрикнула.

Да, больнее. Определенно, больнее.

Но Салазар для того, чтобы Адель могла всегда сравнивать степень боли и бояться плети, бил по очереди то плеткой, то ремнем. Затем останавливался, чтобы самому передохнуть, и осторожно ласкал ладонью сквозь трусики ее возбужденное лоно. Иногда касался его губами, чтобы наверняка сломить девушку. Однако Адель держалась, чем вводила Салазара в поистине неудержимый раж. Наконец он, порядочно утомившись, склонился над ней, убрал с лица взмокшие волосы, погладив по голове, дал ей передышку.

— Упрямица, — прошелестел Слизерин на ухо своей пленнице. — Я ведь вижу тебя насквозь… ты заставляешь меня идти на крайности.

Рассерженный взгляд взбешенной фурии был ему ответом. Она отвернула голову.

Тогда Салазар отложил свои «инструменты» и сел меж раздвинутых ног Адели. Она захрипела и попыталась свести ножки вместе, когда ощутила, что Салазар убирает в сторону тонкие намокшие трусики. Он ввел в нее два пальца, и мозги девушки помутились окончательно от возбуждения. Маг ослабил веревки, чтобы она могла сама насаживаться на его руку. Меньше минуты быстрых, точных движений, — а ведь Салазар действительно знал все ее слабые места, — и Адель забилась, чувствуя подкатывающий оргазм. Но когда осталось чуть-чуть, один шажок, чтобы улететь ввысь, Салазар убрал руку. И кровать, скрипнув, приняла более правильное положение.

Слизерин отошел к столу, вытер салфеткой руки, взял бокал вина. Адель утомленно посмотрела на него, самодовольного, тихонько расстроенно ахнула. Если не кляп, то вовсе взвыла бы. Полностью обессиленная, она даже не попыталась позвать любовника, ибо понимала, что на зов он не откликнется, зато еще больше раздуется от важности.

Выпив вина, Салазар вернулся к своей пленнице.

— Бестия, я буду продолжать в том же духе, — предупредил он, поглаживая икры Адели. — Я себя контролирую прекрасно, поэтому у меня совершенное преимущество, и даже не надейся, что я сорвусь. Нет. Пока я не услышу от тебя, чего хочу, ты будешь лежать здесь.

Адель застонала.

— Но в твоих силах изменить тон нашей беседы. Я ведь могу подарить тебе невероятные ощущения, а не приносить страдания.

Адель услышала, как зашуршали пуговицы на брюках. В следующий миг она ощутила прикосновение мужской плоти к изнывающему естеству, однако это ощущение тотчас исчезло, потому что Салазар отодвинулся.

«Проклятый мучитель!»

Он вдруг грубо взял снизу шею Адель и потянул на себя, ослабив веревки. Ее блестящая спина прогнулась, когда маг приблизил головку пленнице к себе, что доставило ей тянущую боль, — она хоть и спортсменка, но далеко не гимнастка, к тому же проклятые ремни опять врезались в тело. Кулачками она уперлась в покрывало. Но Салазар не обратил внимание на неразборчивые мольбы, был непреклонен.

— Сейчас, Адель, послушай, что я сделаю, — прошипел он на парселтанге, чтобы нагнать пущей жути. — В отличие от тебя, я знаю в точности, что предпринять, а ты… ты же мечешься в ужасе… Я мерзавец, это верно. И я буду пользоваться твоей неопытностью, неготовностью, твоей слабостью и беззащитностью.

Салазар, однако, вынул скрученный кусок рубашки из ее рта. Она свободно громко выдохнула, но на слова сил не хватило.

— Ты еще наверняка не знаешь, Адель, но твоя любимая поза, когда мужчина находится сзади… — продолжал Салазар шептать пошлости, однако в его устах они звучали невероятно эротично. Он управлял своим голосом так же ловко, как Северус. Но если баритон зельевара успокаивал, то дребезжащий голос Слизерина сек, как кинжалами, душу.

— Тебе нравится, когда соитие происходит стремительно, чтобы можно было получить всё и сразу, не затягивать надолго. И поэтому, бестия, — закончил он, поцеловав ушко девушки, — я сейчас сзади и никуда не тороплюсь, как удав, переваривающий добычу.

— Салазар!.. Ах! Боже!..

Салазар медленно вошел в нее на всю длину и застыл. Держа девушку за шею, как котенка, и заставляя максимально прогибать спину, он сделал несколько плавных дразнящих движений.

— Знаешь, змеи – необыкновенные животные, — произнес Салазар непринужденно, точно они сидели у камина и пили чай. Он медленно вышел, скользнул по складкам, дразня, и снова погрузился в нее. С уст девушки сорвался хриплый стон, когда он намеренно задел пальцем клитор.

— Сытый удав может много дней находиться почти без движения…

И снова качнул мускулистыми узкими бедрами.

— Некоторые змеи умеют притворяться мертвыми…

— Ах!

«Да заткнись ты! — мысленно кричала она. — Сволочь!»

— А Василиск? Ты его видела, он великолепен.

И снова, играя с клитором пальцами, чтобы держать пленницу в постоянном напряжении, Салазар сделал один неспешный толчок.

— Хотя змеи далеко не такие мудрые, какими их представляют. Но они идеальные убийцы, грациознейшие хищники.

У Адель вырывались стоны, приглушенные оттого, что он сжимал ее шею, слабые и жалостливые. Было божественно наконец чувствовать его внутри! Но хотелось больше, резче, сильнее, глубже… Салазар был прав — медлительность изводила. А его издевательские речи только пуще бесили.