— Конечно, — они такие разные. В глазах женщины столько добра, теплоты, а с какой заботой она гладит его по темным волосам, даже завидно, что у него такая мать.

Дергаю головой, хмурясь, и беру кружку с кроликами, поднося к губам. Что за глупые мысли?

— Там круто, — отец вступает, находя возможность поговорить с парнем. — Тебе точно понравится, — указывает вилкой на меня. — Райли знает, где обычно зависает молодежь в тех местах.

— Пап, — откашливаюсь, делая глоток вина.

— Что? Ты часто ведь ходишь в бары там, — на самом деле, нет… Но говорю отцу, чтобы он не особо переживал о том, где я пропадаю столько времени.

— Мы думаем выехать завтра, — мужчина ставит бокал, вздохнув, и мне нравится его расслабленный вид, будто здесь находимся только мы втроем, без парня.

— Чтобы вернуться на следующих выходных, — продолжает объяснять, пока Лиллиан поправляет немного мятую белую футболку под кофтой Дилана, а тот морщится, убирая её руку от себя.

— Так, что думаешь? — Боже, я вижу, как ей хочется, чтобы сын поехал с нами, но не могу принять без возражения её желание, поэтому мысленно прошу О’Брайена отказаться. Зачем ему это? Он не особо рад тому, что его мать встречается с моим отцом, поэтому просто откажись. И всё. Мне будет легче перенести бессмысленный уикенд на озере.

Дилан опускает взгляд на свою кружку, стучит по её поверхности пальцами, и да, никому не подвластно видеть то, что улавливаю я. Парень еле сдерживает неприятную ухмылку, после чего поднимает голову, ладонью потерев затылок:

— Всё, что угодно, только не школа, — знаю эту его улыбку. Нечеловечески неприятную, но необходимую для Лиллиан, которая не скрывает своей радости, блестящими глазами взглянув на отца, который один раз с хлопком соединяет свои ладони, поставив локти на стол:

— Тогда, — мельком смотрит на меня. — Завтра выезжаем, — он очень доволен тем, что всё разворачивается так, как он хочет.

Взрослые с улыбками принимаются за начатую еду, при этом обсуждая время поездки, необходимые вещи, а я напряженно смотрю на парня, который, впервые за вечер, сует вилку салата в рот. Называйте меня параноиком, плевать, я знаю, что этот тип замышляет что-то неприятное. Зачем ему в ином случае ехать с нами? Вряд ли только из-за матери.

Хорошо, никто не слышит, как скрипят во рту мои сжатые зубы. Удается усмирить внешнее проявление негатива, скрыть за активным пережевыванием салата.

Помни, это нужно твоему отцу. Это нужно Лиллиан.

А тебе? Что тебе нужно, Райли?

Мне нужен хотя бы один выходной день, который проведу с матерью. Со своей мамой, а не с девушкой отца, даже если она хороший человек. Я заслуживаю немного времени с близким, которого не видела уже… Давно. Очень давно. Мне нужен домик у озера с мамой, а не… С ними.

Соберись.

— Вы ведь общаетесь в школе? — Лиллиан обращается ко мне, и я стараюсь ответить что-то внятное, чтобы не поставить ни её, ни себя в неловкое положение, поэтому бубню:

— Да так, — стреляю взглядом в парня, который, слава Богу, не собирается участвовать в беседе. — Перебрасываемся парой словечек, — очень неприятных, обычно выводящих меня из себя.

— Хорошо, — женщина правда выдыхает с облегчением. — Я боялась, что ситуация будет неловкая, но вы ведь — одноклассники, значит, должно быть легче в плане общения, — Лиллиан… Наивная вы. Отвечаю ей натянутой улыбкой, продолжив запихивать в рот салат, чтобы меня больше не пытались вывести на разговор.

Вся эта ситуация — одна большая проблема, но взрослые вряд ли поймут это, ведь пока живут в своем мире, полном нежных чувств и теплоты. Да, это своеобразный вид эгоизма, но их можно понять. Наверное.

Остаток вечера проходит спокойно. Разговоры, обсуждения книг, музыки и творчества в целом, но я в этом не участвую, больше не желая открывать рот и привлекать к себе внимание, так как слегка утеряла способность изображать на лице безмятежность. К счастью или беде, О’Брайен так же не проявляет свой сучий характер, оставаясь молчаливым до конца ужина.

Ближе к девяти часам молюсь, чтобы гости покинули мой дом, дав возможность наконец обсудить проблему с отцом. Мне хочется, чтобы он понял меня, понял мое нежелание, выслушал, может быть, поменял бы свое мнение, решение. Знаете, мы не часто остаемся наедине. Раньше, во время его депрессии, мы каждый день были бок о бок, несмотря на то, что он практически всё время сидел в комнате, иногда запирался, но эти три года… Мы словно отдалились. Я всё меньше ощущаю взаимопонимание между нами. Это немного озадачивает.

— До завтра, — отец целует Лиллиан в губы. Женщина отвечает, улыбаясь, и перешагивает порог, протянув руку сыну, чтобы тот помог ей спуститься с крыльца. Точно, у неё ведь проблемы с ногами. Стою возле кухни, сложив руки на груди, и вынуждаю себя улыбнуться, подняв ладонь, когда женщина прощается со мной. Не смотрю на Дилана.

Мужчина ждет, пока они сядут в машину парня, после чего провожает автомобиль взглядом, медленно закрыв дверь. Набираюсь сил, но от волнения потеют ладони, так что тру их друг о друга, переступая с одной ноги на другую:

— Пап, — нужно улыбаться, словно всё нормально. Мужчина мычит, оглядываясь, и шагает в мою сторону:

— Да? — входит на кухню, чтобы забрать бутылки и поставить в холодильник. Моргаю, обернувшись и зашагав за ним:

— Почему ты не сказал мне?

— О чем? — он что-то напевает под нос, почесав легкую щетину на подбородке. Ладонью ерошит темные волосы с проседью, пока проверяет, сколько вина осталось в бутылках.

— Не уточнил о родительском собрании. И… Не сказал, что встречаешься с мамой моего одноклассника, — опираюсь копчиком на край стола, чувствуя себя виноватой за то, сколько вопросов задаю. Знаю, странное ощущение вины, но по какой-то причине мне кажется, что я не имею права так допрашивать взрослого человека.

— А что? — он несет темные бутылки к белому холодильнику. — Какие-то проблемы? — не оглядывается, поэтому не может видеть, как я мнусь, качнув головой:

— Нет, просто, забавно выходит. Учишься с кем-то, а потом узнаешь, что, — нервно хлопаю ладонями по бедрам, — вас могут связать отношения родителей.

Отец ставит на полку алкоголь, закрыв дверцу, и оборачивается, как-то озадаченно хмуря брови:

— И? — тон меняется. И моя задача — предотвратить появления той самой недовольной морщинки на его лбу между бровями. Моргаю, собираясь только для того, чтобы выдавить с фальшивой простотой и явно ложным непринуждением:

— Ничего, — улыбаюсь, забавно морща личико, что вызывает улыбку на лице отца, который качает головой, ткнув пальцем мне в пухлую щечку:

— Ладно, соберись сегодня, — настаивает. — Уберешь, — окидывает взглядом стол, посуду, а впервые подмечаю, что эта фраза больше не звучит вопросительно, как раньше, поэтому, как только мужчина отворачивается, двинувшись в прихожую, моя улыбка медленно сползает с лица, оставив на нем только серьезную растерянность.

Когда моя помощь по дому стала обязанностью?

Неважно. Качаю головой, глубоко и устало вздохнув, поправляю хвостик из волос, первым делом решая переодеться, чтобы не испачкать одежду. Прижимаю холодные ладони к щекам, оглядывая помещение, и прикидываю, сколько здесь работы, какое количество времени она займет. Что ж, по крайней мере, сейчас я окончательно лишусь сил и лягу спать без возможности думать о своей тупиковой ситуации. Надо меньше тратить времени на мысли о Дилане. Верно, ведь пока я не знала о его родстве с Лиллиан, эта женщина только радовала, а теперь в сердце рождаются сомнения. Не хочу уподобляться парню и мешать счастью других людей. Я не эгоист. И не ребенок.

На часах почти одиннадцать вечера. Я обхожу весь дом, поливая растения, проверяю состояние цветов в саду, подвязав некоторые, чтобы им проще было держать большие разноцветные бутоны. Наш задний дворик небольшой, но из него мама сделала настоящий сад. Дикий виноград оброс весь забор, полез на крышу террасы, словно укутывая наш дом от реального мира. Я тоже внесла от себя: повесила гирлянды-звездочки, включая их на ночь, чтобы в любое время, когда в голову придет идея выйти и попить на свежем воздухе чаю, можно было ориентироваться в темноте.