Это мерзко, но для того, чтобы разобраться в себе и найти выход из клетки сознания, мне нужна Лиллиан.

Открываю дверь, оказываясь в холодном коридоре, по которому гуляет ветер. Кто-то открывает форточку, из-за чего в доме так зябко. Складываю руки на груди, не находя возможным расправить плечи, поэтому сутулюсь, тихо шаркая к подножью лестницы. Слышу, как кто-то использует чайник внизу. Голова слегка кружится, меня качает, поэтому одной рукой держусь за перила, медленно спускаясь вниз, смотря под ноги, чтобы не оступиться. Голоса улавливаю редко. Только тихий и уставший голос Агнесс, которая предлагает кому-то выпить лекарства. Бесспорно, на кухне сидят ребята. Этот факт заставляет меня ускориться, миновать дверь кухни и с колотящимся сердцем переступить порог темной гостиной. Останавливаюсь, чтобы унять дрожь в теле. Потираю плечи. Слушаю. Шум доносится со стороны кладовой, поэтому не даю себе времени для раздумий. Просто иду по узкому коридору, сощурившись, ведь даже такой тусклый свет приносит глазам боль. Встаю на пороге захламленного и пыльного помещения. Морщусь. Головная боль усиливается от запахов, которыми полны эти четыре стены. Женщина передвигается медленно, но вещами разбрасывается с особой силой. Смотрю на неё, без эмоций. Лиллиан внешне никак не реагирует, когда оборачивается, бросив на меня равнодушный взгляд:

— Что тебе нужно? — будто знала, что я нахожусь здесь, поэтому так спокойна. — Я занята, — хватает с пола холст, бросив в кучу других. Продолжаю следить за её нервными перебежками и попытками порушить здесь всё к черту, и потираю свои плечи, хриплым голосом довольно громко, но совсем без уверенности сказав:

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне о матери.

Лиллиан пускает смешок, качнув головой:

— Прости, клуб поддержки состояния «Райли» собирается на кухне, — раскрывает пакет, куда собирается бросать все принадлежности для рисования. При этом не забывает «обращаться» к своей бутылке с вином.

— Поэтому я здесь, — хмуро смотрю ей в затылок. — Вы ненавидите меня, — она опять усмехается. — И не солжете. Вас не заботит мое состояние, поэтому вы не скроете правду, — слишком внезапно женщина оборачивается, с давлением спросив:

— Тебе хочется правды? — сглатываю, никак не могу проявить что-то кроме хмурости и усталости на лице. Лиллиан бросает пакет на пол, создавая шум, который вызывает очередную волну боли в голове, и я морщусь, пальцами касаясь виска. Женщина развязным шагом приближается ко мне, и мне еле удается остаться неподвижной. Лиллиан тормозит в метре, с совершенно негативным посылом в голосе начав:

— В таком случае, слушай, — сжимаюсь, тут же ощутив покалывание в шее и груди, но не отступаю, заставив себя смотреть в упор на Лиллиан, которая без уважение ко мне выплевывает информацию:

— Твое заболевание передалось тебе от матери, и да, это настоящая психическая болячка, — стучит с издевкой по своей голове. — А не безобидный переходный возраст. Знаешь, чем психология отличается от психиатрии? В психических болезнях задействована не только психика. Любое отклонение имеет ряд физиологических симптомов. В твоем случае, у тебя проблемы с клетками мозга, которые отвечают за эмоциональную стабильность или эмоциональное проявление. Клетки отмирают или разрушаются, этого точно сказать не могу, твоя болячка совершенно не изучена. Поздравляю, — улыбается. — Ты особенная, как и твоя мать.

Глотаю воду во рту. Комок остается на месте, вызывая тошноту, но молчу. Молчу, сдерживая ответные слова. Не отвожу взгляд. Лиллиан хватает со стола с красками бутылку, наполняя рот вином, и ладонью вытирает губы, вновь обратив на меня свой равнодушный взгляд:

— Проблема в головном мозге — не единственная. Симптомы и последствия разнообразны. Мне, как психологу, было интересно анализировать тебя. Твоя мать умерла в период третей стадии, но не болезнь убила её, а она сама, по своей глупости. Перебрала. С дозировкой не шутят, — пинает ногой пустую бутылку в ногах, из-за чего она привлекает мое внимание, но сохраняю взгляд опущенным не долго.

— Не знаю, что могу тебе ещё сказать, — женщина громко ставит бутылку с вином обратно на стол, принявшись собирать тюбики с краской. — Если честно, ты разочаровала меня, — искоса смотрит на меня, и я поднимаю на неё взгляд, сильнее хмуря брови.

— Я поражена, что ты так спокойна, — Лиллиан складывает тюбики в упаковку, гордо расправляя плечи. — Стабильно принимаешь таблетки?

Моргаю, медленно ускользая взглядом в сторону, и ощущаю неприятную скованность, когда вдруг понимаю, что… не имею понятия.

— Нет, — отвечаю с сомнением. — Не уверена, — по крайне мере, сама я точно не принимала их. Теперь уже ни в чем не уверена.

Сжимаю себя руками. Меня трясет, но, опять-таки, дело не в том, о чем мне сообщают. Именно этого я и не понимаю, поэтому набираюсь смелости заговорить с неприятным для меня человеком:

— Я просто… Я не могу разобраться, — поразительно, но Лиллиан отвлекается от своего дела, встав лицом ко мне, и складывает руки на груди, уставившись на меня с надменным видом.

— У меня такое ощущение, — не знаю, как выразить то, что гложет меня. — Я подозреваю, что…

— Из-за отсутствия твоей связи с матерью ты лишена ответных эмоций на полученную информацию, — она уверенно тараторит, вновь вернувшись к тюбикам. — Всё просто. Ты абсолютно ничего не чувствуешь?

Переминаюсь с ноги на ногу, с сомнением отвечая:

— Думаю, меня поражает сам факт. Я чувствую что-то иное.

— Тогда, что именно вызывает у тебя такие негативные эмоции? — женщина медленнее перекладывает вещи, задумчиво мыча под нос. — Ложь? Ты в чем-то разочарована? — стреляет на меня своим колким анализирующим взглядом. — Или в ком-то?

— Не начинайте рыться в моей голове, — мне этого не нужно. Я хотела лишь получить ответ на свой вопрос, и, думаю, я его получила. Всё просто. Я ничего не чувствую к матери, потому что я уже не помню своих чувств к ней. Собираюсь развернуться и вернуться в свою комнату, но Лиллиан внезапно заговаривает уже с меньшим давлением в голосе. Только отсутствие привычной мне злости в тоне заставляет меня остановиться и обернуться.

— Я просто хочу сказать, — она наклоняется, подняв с пола свою вязанную кофту, которую начинает отряхивать от пыли. — Повториться. Твое заболевание — сложное. В последние годы, по словам Митчелла, у твоей матери возникли серьезные проблемы с рассудком. Она начинала забывать тех, с кем давно не имела возможности общаться. Даже самых близких. Свою мать она забыла в первую очередь.

— К чему вы? — мне правда интересно? Речь идет о моей матери, поэтому я вынужденно остаюсь неподвижной, заставляя себя внимать каждому слову Лиллиан, которая не бросает на меня взгляд, интересуясь:

— Ты помнишь, как выглядит твоя мать?

Острота тут же пропадает из моего взгляда. Я моргаю, медленно опуская глаза, и чувствую, что моя голова готова взорваться прямо сейчас, пока проявляю тщетные попытки вытянуть из сознания образ матери. Я помню только цвет её волос, а всё остальное… Лицо так расплывчато, его нет. А цвет глаз? Очевидно, карие, но это не помогает мне. Прикрываю веки, невольно. Окунаюсь в воспоминания, связанные с матерью, но… Открываю, нахмурившись. Я… Черт, я практически ничего не помню. Ведь это совсем недавно было в моей голове, я часто думала об этом, и… Может, именно по той причине, что я раньше больше была отдана мыслям о матери, поэтому так ярко всё помнила, а теперь…

— Вот, к чему я, — Лиллиан берет тряпку, вытирая испачканные руки от краски. — Возможно, одна из причин твоей равнодушной реакции заключена в том, что ты её толком не помнишь. По какой-то причине твоя болезнь развивается быстрее. Я говорила об этом Митчеллу. Тебе нужна профессиональная помощь. И… — внезапно женщина усмехается, выдав гениальное. — Я знаю, мать из меня…

— Дерьмо полное, — перебиваю, процедив.

— Именно, — она не спорит, принимая этот факт. — Но я искренне хотела и собиралась забрать Дилана, — я встречаюсь с ней взглядом, и не могу гарантировать её честность, но выглядит Лиллиан серьезной. Она с неприязнью относится ко мне по той причине, что её сын предпочел меня ей. — От Роберта. Но он никуда не поедет со мной, — принимает это, бросив тряпку на стол, взяв упаковку красок. — Ему нельзя оставаться здесь, — бросает её в пакет с другими принадлежностями для рисования. — Ему не стоит… — замолкает, наверное, раздумывая над тем, как правильно преподнести свои мысли и убеждения, но я помогаю ей, заканчивая мысль: