Робб плюет на остальные свои вещи. Он осторожно открывает дверь, выглядывая в черный от ночной мглы коридор. Прислушивается. Слишком тихо…

В тот день. Остин струсил.

…Сильная хватка не дает сдвинуться с места, а голос застревает в глотке. Страх вызывает паническую судорогу, не дающую проявить хоть малейшего сопротивления. Остин понимает. Им не сбежать. И как ни странно, его больное сознание находит успокоение в том, что теперь их ждет один исход. Общий. Тот, после которого он найдет душевное успокоение.

Но Робб этого не понимал. И не принимал.

Вокруг крупные мужчины. Их лица смазаны, Остин не вспомнит, кто именно совершал захват беглецов. Четко помнит лишь сгущающийся мрак над головой и помутнение рассудка. Скоро конец. Он ждет его с упоением.

Они что-то говорят. С надрывом. Орут в трубку телефона, орут на парней, которых сдерживают, в особенности давление указывают на Робба, который проявляет чертову настойчивость и силу, когда предпринимает попытки вывернуть руки из хватки. А Остин сдался. Но его морального успокоения и принятия хватает ненадолго. Его щекой прижимают к холодной траве, когда приходит она — мысль. Внезапное осознание того, что происходящее не ограничивается влиянием на него лично. Блондин внезапно дергает руками, отчего на него увеличивают давление, не давая сдвинуться. Остин закидывает голову, смотрит на Робба и впитывает то самое желание не сдаваться. Всё равно их конец определен, поэтому он решает биться.

Почему вдруг рождается желание жить, когда сам ты находишься на краю?

Один из мужчин прекращает говорить по телефону. Он получает поручение, только ему известно, чем всё закончится. И Остин готов. И Робб готов. И они оба уже не пытаются. Лишь огрызаются и поливают ублюдков матерными высказываниями, но в одно мгновение оба замолкают, оставляя себе возможность лишь панически глотать морозный воздух. Мужчина вынимает оружие. Остин помнит. Этот звук затвора. Помнит, как им одолевало желание сжать веки и уйти в себя, но по какой-то причине, он не был способен. Он впервые почувствовал неописуемый прилив стойкости, когда понял, что может видеть. Всё.

Робб слабо дергает руками. Не может смотреть на приближающегося мужчину с оружием. Запрокидывает голову, давясь мертвой травой, которая попадает в рот. Его плохо видно. Но дрожание рук Остин улавливает. Смотрят. Эмоций не разобрать, их целый спектр, и они разные, но одно ясно точно — страх. И надежда, что это всё — дурной сон.

Мужчина точно встал ближе к Остину, и блондин не смог выдержать боль в глазах, поэтому до белых пятен сжал веки, не в силах видеть тот безумный ужас, который появился на лице Робба.

Чертов кошмар, всё это — шутка, чтобы запугать их.

Холод. Концентрация на биение сердца. Только его и слушаешь, мысленно продолжая не верить.

Не способен. Он открывает веки. Смотрит. Глаза предательски горят, а дыхание обрывается, когда Робб еле сдерживает желание подать голос, и качает головой, белым паром выдохнув тяжесть из легких.

Ведь это не может быть правдой, ведь…

Самое страшное не в том, что выстрел всё-таки прозвучал.

Ужасно то, что он был один.

Парень смотрит на отчима. Слушает то, что сообщает девушка с экрана. И принимает факт — он не боится. Больше. Ему нечего терять. Мать мертва. Робб мертв. А существование — пустое, бессмысленное. Так, что его держит?

Ничего.

Опускает взгляд в пол, когда Донбар начинает заглатывать алкоголь.

Остин Донбар. Физически остался в живых, но морально сдох.

========== Глава 59 ==========

Я доверяю тебе

Знаете, я сомневалась в правильности такого решения, но оно действительно было лучшим: всем вместе пожить под одной крышей, под одной крышей с теми, от шуток которых у меня живот начинает болеть, а щеки ноют от постоянной улыбки. С теми, кого ты поддерживаешь, и в ответ получаешь такую же поддержку. Так непривычно от осознания того факта, что есть люди, умеющее не только принимать, но и отдавать. И сейчас я говорю не только о Дилане или Агнесс. Боже, никогда бы не подумала, что Нейтан может открыться для меня с такой стороны. Конечно, он остается неизменным засранцем, но они с Диланом точно схожи в одном: оба умеют вовремя переключиться. Уже больше недели мы живем в доме О’Брайена. Всё медленно начинает приходить в норму, напряжение, которым были полны комнаты, сходит на нет. Дилан, кажется, принимает присутствие друзей, его оно даже устраивает. Агнесс всё больше улыбается, хотя видно, что её ещё мучает легкая дрожь в руках, а порой ей тяжело долго стоять на ногах. Нервы или ломка — они сказываются на её здоровье, но, главное, как я думаю, то, что общение помогает девушке уйти от одиночества и дурных мыслей. Как, впрочем, и мне. Я не думаю о себе. Я не размышляю о своем эмоциональном состоянии. У меня нет на это времени, я не пытаюсь выбить на это и секунды, ведь полностью поглощена общением. Пицца и прочая вредная еда, фильмы, даже мультфильмы, которые мы с Агнесс заставляли смотреть ребят, игры в карты и долгие попытки Нейтана научиться играть хотя б одну мелодию на гитаре, пока мы сидим на заднем дворе, разжигая небольшой костер. Всё это… Теперь мне нетрудно представить себя в течении такой жизни. Такого образа жизни с ними. Сложно представить, но даже общение с Престоном наладилось. Конечно, мы с ним еще далеки от звания «хороших друзей», но друзьями нас точно можно назвать. Думаю, неловкость и дискомфорт между нами постепенно пройдут.

— Ты хоть тетрадь взял? — да, учебников у нас нет, но в школу мы собираемся. Знаю, это совсем неуместно, но проблема в том, что осталась всего неделя перед экзаменами, и нам нужно появиться в учебном заведении, чтобы хотя бы сдать вступительные тесты и зарегистрировать себя для допуска к выпускным экзаменам. На фоне всего, что творится в нашей жизни, школа, на самом деле, кажется просто манной небесной. Даже Дилан с Нейтаном не особо переживают из-за учебы, спокойно соглашаясь пойти на занятия. Да и Агнесс только рада дополнительно загрузить свою голову, чтобы окончательно убить возможность думать о родителях и своей зависимости от травки.

А я? Я только «за». Уже ладони чешутся от желания приступить к сдаче экзаменов. Выпуск… Боже, уже так скоро.

Дилан не послушал меня. Он не погладил свою клетчатую рубашку, волосы оставил лежать в полном беспорядке, отчего я постоянно тянусь рукой к его голове, чтобы предпринять попытку уменьшить хаос, пригладив его пальцами. Как бы ни старалась расправить ткань его рубашки, всё равно остается мятой.

— Да, взял, — он выглядит таким сонным. Мне его немного жалко, но надо пересилить себя. Совсем уж не хочется завалить экзамены и остаться на второй год. На кухне горит свет, несмотря на то, что за окном достаточно светло, просто такой яркий свет лампы помогает отогнать остаток сна, а кружка крепкого чая прибавляет энергии. Нейтан и Агнесс ещё возятся в гостиной. Они поселились там, поскольку другие комнаты дома заняты вещами. Я слышу, как подруга ворчит на парня, видимо, тот собирается очень медленно. Без разницы, мы всё равно не успеваем на первый урок, но мне нравится эта знакомая утренняя суета.

Дилан зевает, мешая в своей кружке чай, после чего начинает перемешивать мой. Странно такое подмечать, но не помню, когда я себе сама делала какой-либо напиток. В последнее время этим занимается О’Брайен. Приятно, конечно, но я не хочу принуждать его выполнять какую-то мелкую работу за меня. Беру кружку, начав вертеть в руках.

— Ой… — поднимаю глаза на парня, который обращает на меня сонное, но напряженное внимание. — Моя кружка… Она до сих пор дома, — хмурюсь. — Надо как-нибудь заехать и забрать.

— Только не в ближайшее время, — Дилан всё ещё дурно реагирует на предложение ненадолго посетить дом. Я понимаю, что ему не хочется видеть Лиллиан, но… Я переживаю за отца, поэтому часто звоню ему, чтобы узнать, как он себя чувствует. А чувствует мужчина себя явно нехорошо. Скорее всего, он переживает за Лиллиан, оттого его настроение падает, а желание пить толкает на ежедневное употребление алкоголя. Ладно, сейчас не стану заставлять О’Брайена, но после экзаменов точно заедем домой. Надо будет уже решить проблему с Лиллиан. Хочу, чтобы перед моим… Нашим отъездом в колледж, её не было в моем доме. Так же знаю, что Дилан будет молчать, но ему часто пишет Роберт, который напоминает о деньгах. Уверена, О’Брайен оттягивает возвращение долга по той причине, что хочет успеть сбежать, но в крайнем случае ему придется серьезно надавить на мать. И тогда мы оба атакуем её. И ей придется сдаться. Учитывая, её состояние. Отец говорит, она не вылезает из подвала. Рисует. Творит. Мне уже страшно представить, какими эмоциями она охвачена в процессе творчества.