— Она хочет сбежать с ними от Роберта?
— Да.
Движение ладоней Райли медленнее. С меньшим давлением. Девушка взглядом упирается в затылок Дилана, но на самом деле, у её внимания нет опорной точки. Янг смотрит куда-то. Но не на него.
— И ты тоже? — спрашивает, готовясь к тому, как парень попытается перевернуться, чтобы видеть её, поэтому давит на его плечи, не позволяя ему двигаться. А О’Брайен действительно пытается пошевелиться, чтобы установить с девушкой зрительный контакт. Он подозревал, что они подойдут к этому вопросу, поэтому хочет оценить выражение лица Финчер, но она не позволяет.
— Это было… — Дилану удается приподняться на локти, не более.
— Изначально, — Райли перебивает, но без злости в голосе. — Изначально, это был ваш общий план? — она хочет знать. Парень опускает взгляд, начав дергать пальцами наволочку, и набирается моральной стойкости, кивнув головой:
— Да, но… — моргает, слегка дергая головой, чтобы взглянуть хоть краем глаза на Янг. — Планы немного изменились. Мои.
Молчание. Он не готов к нему. Хочет слышать её. Или пусть она ему треснет, но девушка прекращает массировать его спину. Напрягает её бездействие. Слава Богу, это длится недолго.
— С этим надо что-то делать, но… — Финчер замолкает, подбирая слова, чтобы правильно изложить свое волнение. — Я боюсь за отца. Он любит Лиллиан, и…
— Боишься, что это станет причиной его депрессии? — догадывается самостоятельно, понять это несложно, и девушка рада, что ей не требуется усилий, чтобы этот парень понял её.
— Да, — кивает головой, надавив руками на его плечи, из-за чего спина парня немного хрустит. Девушка хмурит брови, серьезным тоном прошептав:
— Столько проблем от этих отношений…
Дилан моргает, ложась обратно на подушку щекой, и в унисон Райли вздыхает:
— Верно.
***
Думаю, мне стоит уже выйти, да?
Я долгое время провожу в ванной комнате, умывая лицо то теплой, то холодной водой. Зачем? Чтобы избавиться от неправильного ощущения тяжести в голове. Давно я не чувствовала столь серьезную вымотанность. Нет, я вовсе ни о чем не сожалению, скорее всего, из-за сильных эмоций, что пережила этой ночью, ощущаю себя немного… Ну, как немного. Больно уставшей, но приятно уставшей. Правда, меня всё равно беспокоит тот факт, что я не могу заставить себя проявить светлые позитивные эмоции, боюсь, О’Брайен воспримет данное состояние неправильно, посчитает, что пребываю в дурном настроении, но нет. Я в порядке. Поэтому моя задача сейчас — постараться вести себя… Спокойно? Да, наверное. Если попытаюсь улыбаться, то выйдет фальшиво, а Дилан, бесспорно, удачно распознает неискренность, думаю, лгать ему нет смысла. Уверена, эта черта досталась ему от Лиллиан.
Быть в чем-то странной, знать об этой странности и принимать её. Это признак наплевательского отношения к себе и эгоизма к другим? Ведь я не пытаюсь себе помочь. По-моему, это называется привычка. Привыкаю к такой жизни, и у меня она не вызывает отвращения. Но если судить о других? О людях, которым приходится контактировать со мной? Вряд ли им подобное по душе.
С мокрого лица капает прохладная вода. Щеки краснеют, глаза по-прежнему болят. Пальцами растираю сжатые веки, и вновь опираюсь руками на края раковины, вскинув голову. Смотрю на свое отражение. Наклоняю голову в разные стороны, изучая лицо, и пальцами касаюсь темных кругов под глазами. Набираю в легкие кислорода — и выдыхаю, хлопнув себя по щекам ладонями. Ладно. Вперед. Растягиваю губы и тут же закатываю глаза, опустив руки вдоль тела. Совершенно неискренняя улыбка.
Открываю дверь, спокойным шагом устремившись вперед по коридору, и чувствую, как кожу оголенных ног приятно покалывает прохладный воздух. Почему-то я всё равно испытываю смущение, когда брожу здесь в одной футболке. Сцепляю пальцы за спиной, подходя к порогу комнаты парня, и изучаю помещение, окутанное бледным светом. Его нет. Думаю, он уже спустился вниз. Парень долгое время не хотел вставать, неужели заставил себя?
Слышу шум с первого этажа. Чайник греется. Но не спешу спуститься к Дилану. Еще в первый день, когда я пришла сюда, меня заинтересовала одна коробка, стоящая рядом с горой других в соседней комнате. Не знаю, кому она принадлежит, вся мебель накрыта белой пленкой. Здесь очень пыльно, а окна плотно зашторены, что не мешает мне ориентироваться и разглядывать окружение. Думаю, О’Брайен не убирается тут. Почему? Опять неизвестность. Мы с ним бесспорно становимся ближе, но по-прежнему я мало о нем знаю. Сегодня пришлось даже «скрутить его», чтобы поговорить. Хотя бы о чем-то. Кажется, придется поступать подобным образом, но редко, чтобы не вызвать негатива у парня.
Но, чтобы о чем-то спрашивать, нужно что-то знать. Так что…
Тихим шагом прохожу в комнату, оглядываясь на конец коридора. Много коробок, покрытых слоем пыли, и только одна лишена данного. Именно к ней подхожу, изучив помещение: пыль витает в воздухе, дышать тяжело, накрытые пленками кровать, стол, тумба, шкаф. Приседаю на одно колено, пачкая его в пыли, и раскрываю коробку, понимая, что она даже не запечатана скотчем. Рассматриваю то, что находится внутри, и еле хмурю брови, сразу догадываясь.
Его тетради. Множество его тетрадей, и наверху этой кучи лежит черная, та, которую я обнаружила как-то у него в комнате. Вновь оглядываюсь. Тишина. Никто сюда не идет. Осторожно беру эту тетрадь. Помню, она была заполнена наполовину, когда я видела её в последний раз. Раскрываю. И листаю страницы. Измалеванные карандашом и ручкой. Каракули, по вине которых листы практически полностью черные. Опускаю взгляд на остальные тетради, начав открывать каждую, и понимаю, что все они идентичны друг другу. Роюсь с коробке, подняв несколько толстых старых тетрадей, и мой взгляд натыкается на фотографию, внезапно обнаруженную среди блокнотов для записей. Откладываю стопку тетрадей на паркет, с заинтересованностью коснувшись фотографии. Поднимаю её, сильнее сводя брови, ведь на снимке рассматриваю трех людей. Девушку, мужчину и мальчика, но… Ладно, Лиллиан я признаю, как и Коннора, но… У мальчишки измалевано ручкой лицо. Полностью. Предполагаю, что это Дилан. Моргаю, начав перерывать коробку, и обнаруживаю ещё несколько фотографий, и на всех его лицо изрисовано ручкой. Опускаю руки, уставившись перед собой, и задумчиво скольжу взглядом по стенам с бледно-голубыми выцветшим обоям. Почему? Именно такое сбивает меня с толку. Мне хотелось бы знать… Знать, что? Я ведь не понимаю, что это? Почему он перечеркивает свое лицо? Подозреваю, что это часть его характера — парень не жалуется. Он убегает, скрывается, ничего не рассказывает. Даже Нейтан об этом говорит. В этом и проблема для меня. Я хочу понимать его, понимать мотивы его поступков. Но он ничего не рассказывает. О своих переживаниях и волнениях, о своих внутренних проблемах и не раскрывает своих мыслей.
В таком случае, как мне быть?
Начинаю перекладывать тетради обратно, но из-за несобранности не помню, в каком порядке они лежали. Случайно раскрываю один блокнот, и из него выпадают вырванные мятые листы. С легкой паникой в груди начинаю собирать их, засовывая обратно. В ладонь попадает сложенный листочек, почему-то привлекающий мое внимание. Наверное, всё дело в том, что он не измалеван в отличие от остальных, черных. Разгибаю. И окончательно отдаюсь непониманию, причем уже негативному. С неприятным жжением в животе. Мне не нужно прочитывать. Мне достаточно увидеть одну букву, первую. «М». Мама. Сглатываю, сдавливая края листочка, и выдыхаю, спрятав его внутрь тетради.
Всё это. Странно.
Мысли не оставляют меня в покое, но приходится отодвинуть тревогу на задний план, чтобы выглядеть менее напряженной перед парнем, к которому спускаюсь, свернув к кухне. Дилан сутулится, сонное лицо потирает ладонью, надавив на опухшие веки, и после продолжает раскрывать упаковку таблеток. Для сердца, так? Стою на пороге, опираясь рукой на дверной косяк. С волнением наблюдаю за легким дрожанием его пальцев. Точно… Я помню. Он говорил, ему… Тяжело терпеть скачки и изменения в сердечном ритме. Если простые касания и поцелуи вызывают у него такую реакцию, то как он вообще этой ночью не слег? Это ведь… Произошедшее наверняка вызвало у него сильнейшую ноющую боль, оттого сейчас он испытывает такой дискомфорт. Это было видно ещё утром.
