Перевожу взгляд на экран телефона, взяв его в руку, и щурюсь от яркости экрана, пока листаю список контактов, находя номер отца. Не раздумываю над действиями, иначе отступлю. Набираю, прижав к уху. Слушаю гудки. Слушаю. Смотрю на кролика. Меня перекидывает на автоответчик. Медленно опускаю телефон, с большей хмуростью, полной обиды разглядывая цифры номера.

Есть ли кому-то дело до меня?

Головная боль усиливается в разы из-за наплывших мыслей, поэтому корчусь, надавив ладонью на лоб. Сгибаюсь, врезаясь глазами в игрушечного кролика, и мне впервые кажется, что он смотрит на меня с непростой улыбкой.

Словно насмехается.

Стискиваю зубы, резким нажатием на экран мобильника повторяю вызов. Жду. Гудки. Автоответчик. Бросаю телефон на тумбочку, опустив лицо в ладони, а локтями упираясь на колени, надавив на кролика. Сижу в таком положении, стараясь утихомирить внезапно разгоревшиеся эмоции.

Верните мне равнодушие.

Резко распахиваю веки, продолжая держать лицо в ладонях.

Я… Я приставала к Дилану.

Мое сознание будто смотрит иначе на произошедшее, отчего шею сжимает стыд. Господи, я…

Морщусь, запуская пальцы в волосы, и ниже наклоняю голову, касаясь лбом кролика. Оттягиваю пряди.

Дура. Что он теперь обо мне подумает? Он же…

Моргаю, носом касаясь мягкого материала игрушки, и поворачиваю голову, уставившись в телефон, лежащий на краю тумбы, и сажусь прямо, потянув к нему руку. Перебираю список номеров.

Отец думает обо мне? Сомневаюсь. Он бы тогда не игнорировал мои звонки и сам бы старался связаться со мной. Получила ли я хотя бы сообщения за все те дни, что он проводит в больнице? Нет.

Мать думает обо мне? Мне не узнать. Если бы ей было дело, она бы ответила сразу же, несмотря на свою возможную занятость, ведь я — её дочь.

Нахожу нужный номер, открывая окно сообщения, и пальцами начинаю метаться над клавиатурой, не зная, как лучше выразиться. Никогда бы не подумала, что буду так нервничать. Никогда бы не подумала, что буду писать парню с чувством стыда. Никогда бы не подумала, что придет время, когда я посчитаю его — одним из немногих людей, с которыми мне удается поддерживать хорошие отношения. Не хочу ссориться с О’Брайеном. Не хочу вновь избегать его по своей же вине, ведь это именно я напилась. Дабы преодолеть последствия случившегося, мне придется извиниться за свое поведение. Так как Дилан…

Прикусываю губу, чувствуя, как поверхность льда в груди надламывается. Трещина выходит небольшой, но значимой, ибо я принимаю факт, со страхом, что данное имеет значение лишь для меня. Кто знает, как именно ко мне относится О’Брайен? Мне боязно признаться ему вслух.

Но Дилан — мой друг.

Набираю короткое сообщение.

«Мне стыдно».

Отправляю.

Не жду скорого ответа, опустив телефон на колени, и вскидываю голову, устремив взгляд в потолок. Давление в висках. Усиливается ощущение тошноты. Ложусь спиной на мягкую поверхность, телефон прижимаю к груди. Чувствую, как кролик соскальзывает с колен, оказываясь на холодном паркете.

Если так подумать… Дилан мог спокойно воспользоваться моим состоянием, учитывая, что я сама затащила его в кровать. Но не воспользовался же…

Вибрация ударяет в ладони. Вздрагиваю, осторожно приседая на постели, обеими руками поднося телефон ближе к лицу, пока за спиной гремит гром. На экране новое уведомление. Сообщение.

Открываю с уместным волнением, прочитывая: «Ясное дело».

Собираюсь томно вздохнуть и упасть обратно на кровать, чтобы в беспокойствах провести этот день, но останавливаюсь, получив ещё одно сообщение.

«Агнесс с Нейтаном давно ушли».

Вибрация.

«Мне кажется нелогичным то, что мы торчим в одном доме, а общаемся через телефон».

Хочу успеть ответить, но тут же получаю еще одно:

«Спускай сюда свою задницу».

Улыбка так или иначе проявляется на лице, и мне сложно усмирить ее. Рада, что Дилан не призывает меня к чувству вины, хотя, еще не вечер, уверена, он успеет пропустить пару-тройку шуточек о вчерашнем событии. Вряд ли они не будут звучать с укором, но к штурму из сарказма себя морально готовлю.

Чувствую прилив сил, так что с тяжестью в голове поднимаюсь с кровати, взяв с тумбы кофту, чтобы прикрыть голые плечи. Не хочется особо раскрываться перед парнем, думаю, мне всё равно слишком неловко. Прячу телефон в карман, удивляясь, что впервые не чувствую, как мороз прокалывает мою кожу. За окном явная непогода, так, почему мне не холодно?

Шагаю к двери, распахивая ее, и выхожу в коридор, вовсе позабыв о плюшевом кролике, оставшимся никчемно валяться на полу.

Спускаясь на первый этаж, остаюсь без желания укутать себя в теплый плед и сесть у камина с кружкой горячего чая. Это необычно, учитывая, как мне приходится постоянно терпеть лютый холод в стенах дома. Может, отопление лучше заработало? Нет, в таком случае, я бы ощущала сухость во рту. Есть у меня такая особая реакция на обогрев.

Неужели приходит долгожданное потепление?

От неуверенности прячу ладони в карманы, переступая порог кухни, погруженной в легкую серость из-за дождя, рвущегося со стороны темных туч. Встаю на месте, наблюдая за парнем, который выглядит спешащим куда-то. Он ходит по помещению с кружкой чая в руках, его рюкзак лежит на столе. Направляется к раковине, делая крупные глотки, и оглядывается на меня. Надеюсь, что он скажет что-нибудь колкое, бросит пару шуточек, но остается молчаливым, продолжив заниматься своим делом. И от этого ощущение неловкости усиливается. Начинаю нервно играть с кончиками волос, пока Дилан достает аптечку. Решаю переключить свой интерес на то лекарство, которое он себе выбирает:

— Голова болит? — удивительно. Заговариваю и почти не запинаюсь. Успех.

И, внезапно для меня, О’Брайен отвечает с непринуждением, так что намек на любую неловкость практически испаряется. О’Брайен пальцами стучит по своей груди, его лицо слегка морщится от болевых ощущений, а голос звучит хрипло, что говорит об уровне дискомфорта:

— Сердце, — да, точно. Вожу кончиком носка по паркету, вырисовывая небольшой круг, и панически ищу тему для разговора. Хорошо, что Дилан начинает сам:

— Тебе не нужно? — намекает на возможную боль в голове. Мне не хочется напрягать его собой, тем более, он выглядит так, будто спешит куда-то. Да, уверена, ему стоит ненадолго уйти. Я не против. Не знаю, как ощущает себя он в моем присутствии, но мне уж точно необходимо побыть в одиночестве, чтобы «остыть».

Отрицательно покачиваю головой, не резко, дабы не вызвать усиление болевых спазмов. Парень не принуждает, аптечку оставляет на тумбе, а кружку с чаем подносит к губам, окончательно допивая, после опускает посуду в раковину, направившись к столу. На протяжении его действий остаюсь на месте, позволяя себе только играть пальцами с тканью кофты. По понятной причине мне сложно функционировать в присутствии Дилана, толком взгляд поднять не способна, чего уж говорить о движениях? Смущенно поднимаю ладонь к лицу, аккуратно убирая прядь волос за ухо, и стреляю коротким взглядом на О’Брайена, следя за тем, как он натягивает на плечи ремни рюкзака, проверяя наличие ключей в кармане кофты. Сам не особо стремится пересекаться со мной зрительно. Понятное дело. Вообще, ожидала, что ситуация примет худший поворот. Но между нами натянута струна колкой неловкости, бьющей под грудь. Или же я одна ощущаю себя так, словно кто-то прокалывает кожу спины иглами?

Свобода близка, она дышит мне в затылок и приятными мурашками осыпает кожу, ведь Дилан начинает шагать в сторону порога кухни, поэтому отхожу к холодильнику, дернув себя довольно сильно за рукав, тем самым ущипнув кожу запястья.

— Я в школу, — не ожидаю осведомления, и внезапность ставит в тупик, отчего оглядываюсь, взглянув на Дилана, а тот тормозит на пороге, рывком поправив ремни.

— Что? — видимо, мой мозг отказывается здраво обрабатывать информацию, поэтому соображаю тяжко, начав хмуриться и заикаться. — То есть, зачем? На уроки? — активно моргаю. Боже, что со мной не так? Хотя, всё и без того ясно. — Или… — надо замолчать, иначе привычка тараторить выдаст моё смущение.