Финчер первой опускает взгляд, так как её сознание выходит из тумана, дав оценить произошедшее, и на её лице отражается ужас.

***

Уже какой час в доме главенствует тишина. Моя комната пропитана холодом, что проникает внутрь стен через распахнутое окно. Всё тело горит, поэтому таким образом я стремлюсь немного охладить горячие участки кожи, что больше всего подверглись ударам. Не хочу вновь изучать свое отражение. На лбу красуется синяк, на подбородке ссадина, губа разбита, а все руки, как и ноги с животом усыпаны мелкими отметинами. Чувствую себя такой пустой. Лишенной сил. Состояние хуже, чем утром, только сейчас меня тянет зарыться в одеяло и остаться в нем, пока голод не заберет мои жизненные силы. Шмыгаю носом, промачивая салфеткой кровоточащую ранку на губе. Учителя заставили меня сидеть все учебные часы у медсестры, думая, что за мной кто-то должен заехать. Без взрослых меня не отпустили бы. По окончанию занятий я села в машину отца Агнесс, который подвез меня до дома. Подруга просилась посидеть со мной, но я не хочу обременять её тяжестью своих мыслей. Есть возможность поссориться с ней. Кто знает, что я выдам в таком расположении духа? Не хочу терять ещё и Агнесс.

Наверное, со мной чертовски трудно взаимодействовать.

До ушей доносятся шаги, и я приподнимаю больную голову. Нет, этот шаг не принадлежит Дилану. Слишком легкий, слишком быстрый, слишком…

Моя дверь с грохотом бесцеремонно распахивается. Опустошенно и психически разбито смотрю на Лиллиан, глаза которой горят гневом:

— Где он?!

— Что? — хрипло выдыхаю, морщась от боли, что приносит её крик.

— Где он?! — женщина не думает быть тише. Она без разрешения проходит в мою комнату, повышая голос, будто имеет на это право:

— Где Дилан?! Где этот оборванец?! — разворачивается, пыхтя, видимо, спешит ещё раз посетить пустую комнату парня. Он ещё не вернулся.

Мое тело до потемнения в глазах болит, но нахожу силы слезть с кровати, чтобы устремиться за Лиллиан с жалостливой просьбой:

— Знаете, я бы не трогала его сейчас, — прошу, хромая в коридор дома. Женщина не оборачивается, рывком распахивая дверь комнаты О’Брайена, и её голос звучит отвратительно высоко, когда острый взгляд не натыкается на сына:

— Почему я должна отрываться от больного человека и спешить в школу, потому что мой сын — чертов придурок, размахивающий кулаками?! — она с атакой, с претензией наступает на меня, вынуждая меня с легким испугом отойти к стене, и поднять ладонь, словно в знак защиты:

— Это не так, он… — защищаю Дилана, зная, что может произойти, если сейчас представители этой семьи сойдутся в словесной схватке. — Он мне хотел помочь, — мой голос настолько слабый, что самой тошно, да и Лиллиан не слушает, отворачиваясь, и громко стучит каблуками по паркету, шагая к лестнице. Её руки напряженно прижаты к телу, ладони сжаты в кулаки. Её трясет от злости, и мне правда становится страшно, но следую за ней, придумывая, как успокоить женщину.

Молюсь, чтобы О’Брайен не возвращался, пока она здесь, но сегодня реальность играет против меня, ведь мы с Лиллиан слышим одно и тоже.

Чертов хлопок входной двери. Я ускоряю шаг, умоляя женщину выдохнуть, хочу объясниться перед ней, но она уже торопится вниз, пропадая с поля моего зрения.

И мне не нужно видеть её.

Достаточно слышать этот мерзкий голос, ковыряющий мои болячки.

— Вот ты где!

Ускоряюсь, хватаясь пальцами за перила лестницы. Вижу внизу такого же искалеченного парня, который не отрывает взгляда от матери, что кидается на него практически с кулаками, заставив меня повысить голос:

— Лиллиан! — но никто не обращает на меня внимания. Мой голос канет в том потоке грязи, что женщина вываливает на Дилана, придавив его к поверхности двери:

— Ты что себе позволяешь?! — бьет его по плечу, и парень морщится, сжав губы до бледноты. Терпит, пока его мать продолжает моральный обстрел:

— Почему нельзя хоть немного побыть нормальным сыном, который уважает свою мать и не станет вести себя, как умалишенный кретин! — спускаюсь вниз, стремясь подойти к ним ближе. — Смотри на меня! — Дилан предпринимает попытку обойти мать, поэтому отворачивает голову, но та грубо сжимает ногтями его подбородок, рывком вернув на место. — На меня смотри! — я со страхом слежу за выражением лица парня, который еле терпит, с тяжелым дыханием уставившись в пол, сжав кулаки до белых пятен на костяшках, покрытых ссадинами.

— Я не буду отстаивать тебя! — Лиллиан тычет ему пальцем в грудь. — Захотят исключить?! Пусть исключают! Ты головой вообще думаешь?! — ладонью хлопает ему по виску. Дилан морщится, прикрыв веки. Терпит. Принимает все слова молча.

— Где твои мозги?! Господи! Что ты за гребаное разочарование?! — Лиллиан пихает сына в грудь. — Ты только и делаешь, что приносишь мне неприятности! Хватит! — ещё толчок. — Перестань! Имей уважение ко мне! Ты…

— Заткнись! Заткнись! — О’Брайен срывается. Он затыкает мать, неосторожно пихнув от себя, но менее сильно, как в ответ поступала Лиллиан, которая шокировано уставилась на сына, решая опять открыть рот, но Дилан затыкает уши, довольно быстро опускает руки, с выражением полной потери контроля наступает на женщину, чем вынуждает меня рвануть к ним, встав перед парнем:

— Дилан! — давлю ему на грудь ладонями, но он видит только Лиллиан и не дает ей начать говорить:

— Закрой рот! — кричит. На его шее выступают напряженные вены. — Заткнись! Сука… — шепчет с большей ненавистью. — Заткнись! — двигается на мать, опять пихнув её в плечо.

— Эй-эй, — шепчу, зная, что против крика нужно использовать тихий голос. — Дилан, пожалуйста… — прошу, старательно поднимаясь на носки, чтобы он обратил на меня внимание, но тщетно.

— Уважение?! — он задыхается. — О каком блядском уважении идет речь?! Тупая шлюха! — выпаливает, а я оглядываюсь на Лиллиан потянув одну ладонь к ней, чтобы попытаться успокоить.

— Что?! — она взрывается новой волной ярости, подходя ближе и всё так же указывая на О’Брайена пальцем. — Ты мелкий сопляк! Немедленно извинись!

— Пошла ты! — он гавкает в ответ. — Пошла нахуй!

— Дилан! — кричу, одной рукой стараясь удержать его на месте, пока второй дергаю Лиллиан за ткань блузки. Они оба… Будто озверели.

— Замолчи! — белки глаз женщины покраснели от лопнувшись в них сосудов.

— Пошла к черту! — парень словно не видит меня, продолжая наступление.

— Дилан! Лиллиан! — пищу, хнычу от боли в теле, но не сдаюсь, продолжив попытки вразумления. Дилан ещё раз пихает мать, когда та подходит слишком близко, на что Лиллиан рычит:

— Ты меня пихнул?! Ты что как Шо… — даже я знаю, что это лишнее, поэтому чувствую себя готовой к вспышке, которую вызовет сравнение Дилана с Шоном. Парень полностью теряет контроль, заставив обеими руками обхватить его тело и сжаться от страха перед неизбежной болью.

— Закройся! Закрой рот! Закрой! — Дилан толкает меня в сторону, но не поддаюсь, продолжив удерживать его:

— Дилан! — плачу, тяну его назад, но парень добирается до матери, уже не жалеет сил, когда толкает её, в связи с чем Лиллиан оказывается на полу. Сидит. С чертовой злостью дышит, подняв бешеный взгляд на сына, который рывком убирает мои руки, поспешив к лестнице. Я кидаюсь за ним, оставив женщину без помощи, хотя помню о её проблеме с ногами. Сейчас она не важна. Совсем.

— Дилан! — Господи, Лиллиан же психолог! Она больше всех должна понимать, что нельзя нападать на человека, который и без того находится в нестабильном состоянии! Что с этой женщиной не так?! Или это её способ воздействовать на людей?

Выхожу на второй этаж, спешу за парнем, который сворачивает в свою комнату, и мне приходится перейти на бег, наплевав на боль. Успеваю открыть дверь до того, как Дилан справляется с ключами, но тут же прижимаюсь к стене, ведь он повышает голос, начав ругаться:

— Блять! Блять! — отворачивается, со всей силы бросив связку ключей в сторону шкафа. — Сука! — орет, сгибаясь под тяжестью разрушающих его эмоций. — Мразь! Блять!